Яд иллюзий - Галина Зарудная

 – Помнишь, как в тот день, когда нашли тело Мирославы Липки, ты показывал мне снимки с места преступления?

 – Само собою…

 – Вот тогда я и своронила один из них… Прости!

 – Что? – Глаза Борщева чуть не повыпрыгивали от удивления. Он скорее был склонен заподозрить меня в неадекватности, истерике, сумасшествии, чем в подобной выходке.

 – Не спрашивай, зачем я это сделала. Но клянусь, не ради статьи, и тем более, не ради газеты. В руки редактора снимок попал случайно. А ты тут ни при чем…

 Переборов, наконец, приступ шока, Борщев подумал с минуту и, наконец, заключил:

 – Знаешь, Ань, я бы очень хотел, чтобы эта деталь осталась между нами, хорошо? – В том послышалась не так просьба, как требование. – А еще лучше – забудь! Договорились? Не суть важна…

 Я, конечно же, согласилась, почувствовав долгожданное облегчение, после чего Алексей стал подгонять своего напарника возвращаться в отделение, и нам пришлось попрощаться.

* * *

 Меня окликнула Лариса Михайловна, смутив невольно тем, что не испытывала ко мне ни гнева, ни осуждения. Ведь я наверняка должна была являть собою, по ее соображению, человеконенавидящее  существо, нагло плюющее на все признаки чести и морали.

 От нее исходил приторный аромат валерьянки, а голос звучал глухо, как будто на одной ноте.

 – Злые убеждения не привели бы тебя сюда, я знаю. Кирилл мне все объяснил про статью…

 От этих слов я невольно вздохнула от облегчения. Под руку женщину держала Алиса и не отходила ни на шаг. С момента моего появления здесь, девушка не прекращала напряженно поглядывать в мою сторону, стараясь показать обжигающим взглядом, что я абсолютно лишняя в этой компании. Когда же я спросила, почему на похоронах не присутствует Кирилл, она сделала резкое телодвижение, поддавшись немного вперед, словно стремясь отгородить от меня руководительницу, которая могла рассказать мне что-то лишнее. Так, во всяком случае, мне показалось, хотя не исключено, что это был обычный, плохо сдерживаемый порыв ярости, при котором девушке захотелось ударить меня, либо просто оттолкнуть, чтобы я не лезла не в свое дело.

 Лариса Михайловна сокрушенно покачала головой.

 – Не понимаю… Его никто не может найти, после того, как мы поговорили вчера, после того, как у вас едва не произошла эта глупая авария. Мобильный не отвечает. Нам дали разрешение на похороны только сегодня в обед. Театр взял на себя все обязательства, все уже было готово, оттягивать было безрассудно… Хотя мы и понимали, мы все понимали, как он расстроится! - Красные глаза наполнились слезами, но мне показалось - самой кровью.

 Я пересилила всплывающую вспышку боли в душе, которая судорогой прошлась по сердцу.

 – Вы не возражаете, если я переговорю с Алисой, – спросила я у женщины, нарочно проигнорировав при этом саму девушку.

 Последняя позеленела от злости, но открыв было рот для возражения, мгновенно запнулась, потому что Лариса Михайловна подтолкнула ее ко мне и ласково попросила:

 – Да, Алиса, ты поговори, пожалуйста, а то я совсем устала и собеседник из меня никудышный…

 Руководительница «Молодой сцены» не спеша побрела к микроавтобусу, у которого ее дожидались собравшиеся в кучку ребята. Девица осталась со мной с показной неохотой, и, скрестив руки на груди, сразу дала понять, что настроена отнюдь не миролюбиво.

 – Ты знаешь, где Кирилл? – спросила я.

 – А тебе то что, – отчеканила Алиса. – Он не обязан здесь находиться.

 – Не обязан проститься с любимой девушкой?

 – Они уже давно простились, – выдавила она сквозь зубы, и чтобы не осталось сомнений, уточнила: – Еще тогда!

 Невероятно, подумала я, неужели Алиса до сих пор ревнует парня к Мирославе, стоя прямо у могилы соперницы? От бешенства ее трясло, как в ознобе.

 – Когда – тогда?  – Спросила я в недоумении.

 – Когда ее убили! Кирилл был со мной! Весь вечер и всю ночь. С того момента – я его девушка! Все теперь понятно? Нам больше не о чем говорить.

 Круто развернувшись, она почти бегом отправилась за руководительницей. Ребята остановили ее и о чем-то спросили, но ответив коротко и пренебрежительно, девушка юркнула в салон автобуса и больше не высовывалась от туда. Сразу после этого несколько молодых людей, которых я уже видела прежде в театре, предложили мне поехать с ними в кафе, где они собирались по всем традициям помянуть свою подругу.

 Но я сослалась на какую-то ерунду, якобы уже входившую в мои планы на остаток дня.

 Ведь это правда – я лишняя в их компании.

 И поэтому каждый отправился своей дорогой.

Глава 21

За перевод той ночью я взялась вяло, без интереса, принуждая себя чем-нибудь заняться, а главное – всячески отвлечься от пережитого накануне.

  Но уже через какое-то время, как это обычно и происходит, так углубилась в работу, что не успела заметить, как перевод романа оказался полностью завершен к третьему часу ночи.

 Медленно потягиваясь перед ноут-буком и разминая мышцы, все еще отдающие болью после аварии, я вдруг вспомнила, что успешное завершение какой-либо работы принято отмечать бокалом крепкого напитка, и что на этот случай где-то обязательно завалялась бутылочка отменного марочного вина у меня на кухне.

 Город восторженно наблюдал свой тридцать первый сон, когда, поплескивая в бокале ароматным марочным вином, я вышла на балкон и, поглядев на ночные фонари, преданно караулившие звезды, как влюбленные поэты; или же, как ночные дозорцы, в любых погодных условиях освещающие пространство специально для таких, как я, - предложила им тост:

 – Пусть люди, наконец, научаться находить любовь друг в друге, а не в карманных книжках!

 Фонари поддержали меня молча, слегка подрагивая влажными глазищами и, кутаясь в вуаль дождя, размышляли, похоже, о том, что с таким же точно успехом они могли бы проплывать сейчас в тихом тумане где-нибудь на островах, как маяки.

 – Что ж, – вздохнула я сочувственно. – Фонари тоже имеют право мечтать.

 Последний раз, когда я стояла на балконе, ночь была теплой, по-настоящему летней и спокойной. Свежий ветер шептал неразборчивые пиететы кронам деревьев, и так приятно было расслабленно вдохнуть в себя чистый аромат дремавшего города: запах цветов, лип, вишен…

 И вот деревья уже стояли растрепанные, понурившись в древней девичьей печали, тоскуя по солнечным ласкам и озорству ветра. А те, что виднелись из парка, будто бы еще плотнее стали жаться друг к другу, смыкаясь в круг заговорщиков, обсуждая свои коварные планы. Сам мрак, казалось, сгустился над ними, навис тяжелой тучей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});