За нами Москва! - Иван Кошкин

— Хороший у них минометчик, сука, — выругался лейтенант.

Следующая серия мин ударила у них за спиной, и Волков, подхватив пулемет, выскочил из воронки.

— Меняем позицию, быстро, сейчас накроют!

Из соседней воронки вылез Зверев со своим вторым номером и бросился к линии наших окопов, мимо ротного очень большой пулей промчался Шумов. Перебежка, очередь, перебежка — они отступали, оттягивая на себя огонь немцев, давая время роте вынести раненых. В очередной раз рухнув на землю, лейтенант передернул затвор и нажал на спуск. Послышался сухой щелчок бойка.

— Ну, патроны все, — удивляясь собственному спокойствию, сказал Волков, и в этот момент Шумов сильно дернул его за руку.

— Товарищ лейтенант, ракета!

В тот же момент загрохотало по обе линии фронта, советская артиллерия ударила по немцам, немцы принялись засыпать снарядами позиции советской артиллерии.

— Все, отходим! — крикнул лейтенант.

Все четверо, пригибаясь, побежали на восток, от рощи, туда, где по их разумению должны были находиться наши окопы. С каждой взлетевшей ракетой лейтенант чувствовал, что внутри что-то сжимается, казалось, все пули и осколки идут в его спину, защищенную лишь ветхой гимнастеркой. Внезапно впереди заплясал огонь, и трассирующие пули прошили воздух в нескольких метрах от него.

— Ребята! — надрывая легкие, заорал Волков. — Не стреляйте, свои!

— Сюда давай! — донеслось из темноты.

Комроты оглянулся — Зверев со своим вторым номером немного отстал, но уже нагонял командира, верный Шумов, пригнувшись, стоял рядом, держа винтовку наперевес. Ракета погасла, лейтенант бросился вперед, внезапно земля ушла у него из-под ног, и он рухнул в какую-то яму с крутыми краями. Чьи-то руки подхватили его, поставили на землю, приняли пулемет. Внезапная вспышка ослепила Волкова, и он непроизвольно закрыл лицо ладонью.

— Уберите фонарь, придурки, — рявкнул чей-то бас. — Да куда ж ты ему в лицо-то светишь!

Рядом послышался глухой удар, чьи-то задушенные ругательства и глухой мат Шумова.

— Ну, бугай, — сказал тот же бас. — Вдвоем ловить надо было. Все?

— Нет, вон еще двое бегут. Сюда, товарищи!

Зверев, судя по всему, спрыгнул в окоп куда ловчее. Лейтенант наконец открыл глаза и сквозь Разноцветные круги увидел огромную, плохо выбритую рожу под серой шапкой. Рожа сияла такой радостью, что комроты улыбнулся сам и был тут же сжат в стальном объятии и крепко расцелован пахнущим жуткой махоркой ртом. Затем обладатель рожи, огромный старший лейтенант, явно из запасных, повернулся куда-то в сторону и крикнул:

— Ивчик, бегом к комбату, скажи, вышли все! Все! — Он повернулся к Волкову: — Э-э-э, да ты в одной гимнастерке, продрогнешь же, на, держи!

На плечи лейтенанту тут же легла новая ватная куртка с грубо нашитыми петлицами из шинельного сукна и кубарями, нарисованными химическим карандашом, его куда-то повели по ходу сообщения.

— Подождите, подождите, а как же мои? — забормотал Волков.

Ротный чувствовал, как его оставляет напряжение последних недель, а вместе с ним уходят силы, ноги и руки становятся словно ватные. Он пошатнулся и вынужден был опереться на стенку окопа.

— Ты что, ранен? — встревоженно спросил старший лейтенант.

— Нет, устал, — через силу улыбнулся Волков.

— Пойдем, сейчас отдохнешь.

Он чувствовал, как его ведут по ходу сообщения, помогают спуститься куда-то вниз… В блиндаже было жарко, в свете коптящей керосиновой лампы плавали знакомые лица: Медведев, Берестов, Гольдберг, еще кто-то… Архипов?.. Его хлопали по плечу, обнимали, орали в ухо, а лейтенант мог лишь стоять и улыбаться, радуясь давно забытому ощущению — дома, среди своих. Вперед выступил незнакомый человек, что-то сказал Волкову пришлось напрячься, чтобы понять, что от него хотят.

— Товарищ лейтенант, вы меня слышите? Я майор Рябов, командир 1298–го стрелкового полка.

— Товарищ майор, — в нарушение всякой субординации перебил старшего по званию ротный. — Как моя рота? Как танкисты?…

— Все здесь, все живы! — ответил комполка. — Я должен задать вам несколько вопросов…

— Есть, — ответил лейтенант, чувствуя, что земляные стены блиндажа как-то странно качаются. — Я извиняюсь…

Его подхватили, усадили на нары, Архипов наклонился к другу и, услышав размеренное сопение, выпрямился.

— Бесполезно, спит. Танкисты вообще отвалились, как только из машин вылезли.

— Вы его знаете? — спросил Рябов.

— Конечно, — усмехнулся Архипов. — С учебного полка вместе. Остальных я тоже знаю, как-никак два месяца за ними надзирал. Со старшим лейтенантом Петровым лично не знаком, но слышать приходилось, как и о батальонном комиссаре Гольдберге. — Он учтиво кивнул политруку.

Комиссар вяло кивнул в ответ, он изо всех сил старался не уснуть, но усталость одолевала. Берестов уже храпел, откинувшись к стенке.

— Ладно, пусть спят, — приказал Рябов. — Маслов, проследите, чтобы бойцам тоже организованы спальные места, они в летнем обмундировании, а сейчас уже подмораживает. Раненых в медсанбат. Что там еще?

Телефонист протянул комполка трубку:

— Товарищ майор, комдив на проводе.

— Черт, совсем забыл, — вздохнул Рябов, поднимая трубку к уху. — Товарищ полковник, как раз собирался с вами связаться!

— Не ври, — спокойно ответил Шабалов. — Не собирался. Докладывай давай, что там у вас? Такой гадюшник разворошил, аж у меня трясется, так хоть не напрасно, надеюсь?

— Нет, товарищ полковник, — бодро ответил майор. — К нам вышло сорок человек пехотинцев из 328–й и шестеро танкистов. Группой командовали лейтенант Волков и старший батальонный комиссар Гольдберг.

— С танками вышли?

— Так точно! — сдержанно, но не скрывая радости, подтвердил комполка. — Два Т–26, один поврежден, правда.

— Ишь ты… — На другом конце провода установилось молчание, наконец Шабалов ответил: Ладно, пусть спят пока, намаялись, наверное. Утром к тебе приеду, сам с этими героями поговорю. А тебе спать запрещаю, мало ли что немцам в голову взбредет. Все, отбой.

Рябов положил трубку и посмотрел на комиссара, тот уже клевал носом, каждый раз все сильнее заваливаясь вперед.

— Вася, — обратился майор к комбату, — Уложи их здесь. Пусть дрыхнут, говорить будем завтра. А вот нам с тобой комдив спать запретил.

* * *

Лейтенант Волков проснулся, и первые секунды не мог понять, где он. Комроты лежал на нарах, укрытый шинелью, над головой нависали уложенные в ряд бревна. «Я у своих», — вспомнил он и, приподнявшись на локте, осмотрел землянку, в которой проспал неизвестно сколько часов. Блиндаж был невелик, вдоль стен шли земляные нары, в дальнем углу располагался небольшой, сбитый из расколотых вдоль сосновых бревнышек стол, рядом утвердился полевой телефон, возле которого дремал солдат-телефонист. Сквозь небольшое окошко на стол падал свет, пользуясь этим неказистым освещением, сидевший за столом щуплый командир с петлицами капитана что-то писал. Услышав возню на нарах, капитан обернулся:

— А, проснулись, товарищ Волков! Пора уже, и товарищей своих поднимайте, три часа дня, как-никак.

Волков тряхнул головой и, спустив ноги на пол, стал искать сапоги. Кто-то разул его ночью, лейтенант надеялся только, что обувь его найдется где-то рядом. Капитан, представившийся командиром второго батальона 1298–го стрелкового полка Василием Масловым, рассказал, что командиры прорвавшейся группы спят в его блиндаже уже одиннадцать часов. Разговор разбудил остальных, Берестов и Гольдберг обулись вслед за лейтенантом, комиссар немедленно где остальные. Маслов сообщил, что танкисты спали в соседнем блиндаже, бойцов раскидали по землянкам, раненых отправили в медсанбат. В этот момент чья-то рука откинула брезент, закрывавший вход, и в блиндаж спустился старшина Медведев. Он доложил, что рота, вернее, то, что от нее осталось, была поднята и в данный момент ожидала дальнейших приказов. Волков не успел ответить, как внутрь, бесцеремонно отодвинув Медведева, вошел веселый красивый старший лейтенант в длинной, весьма чистой шинели.

— Лешка? — неверяще спросил Волков. — Ты откуда здесь?

— Долгий разговор, — ответил особист. — В общем, вышел вместе с группой полкового комиссара Васильева две недели назад. Понимаешь, когда я прибыл в 328–ю, меня вдруг назначили начальником особого отдела дивизии. Мой предшественник погиб накануне в перестрелке с диверсантами, в полках один особист убит, один ранен, а третий ни на что не годен. А тут я — начальник особого отдела полка! Ну, меня и отправили на место майора Зверева. Не успел принять дела: тут обстрел, немецкое наступление… Доброе утро, Андрей Васильевич.

Бывший белогвардеец ответил в том смысле, что утро и впрямь доброе, после чего помог Гольдбергу, на последнем рывке вчера потерявшему второе стекло в очках, найти сапоги. Тем временем Архипов рассказал, как вытаскивал папки с документами практически под носом у немецких танков, как едва успел соединиться с группой Васильева, как они прорывались несколько дней. Старший лейтенант ухитрился вынести к своим документы особого отдела, и такое дело, конечно, не прошло незамеченным.