Столичный доктор (СИ) - Вязовский Алексей

— «Друг мой прелестный» рассчитывал сидеть на моем месте, — сдал я прокурора с потрохами на ушко девушке. — Сунул рубль слуге, чтобы переложил карточку.

— Ах, как гадко! Но и ты, Евгений, тоже себя вел как бука. Разве трудно было спеть со мной пару романсов? Я живу музыкой, дышу ею!

— Вика, я воспитан в традициях гуманизма. Если я начну петь, это может привести к гибели особо чувствительных персон. А это претит моим убеждениям.

Девушка прыснула, закрыла рот веером. Ну вот, конфликт почти улажен. Впрочем, я свои вокальные данные не проверял — а вдруг я круче Собинова с Шаляпиным вместе взятых? Так я и ни одного романса до конца не знаю. Большей частью — и вовсе только первую строчку.

Начались тосты, слуги принялись разносить блюда с разными деликатесами. Народ выпил, закусил, потом опять выпил. Все поглядывали на большие напольные часы. Они отсчитывали последние тридцать минут уходящего года.

— Господа! — внезапно слово взял Бобров. Он достал из внутреннего кармана газету, я увидел название — «Новая жизнь».

— Что же мы не чествуем нашего героя, Евгения Александровича? — хирург потряс газетой — Доктор Баталов был на разборе завала на Пречистенке! И спас срочной ампутацией жизнь рабочему. Я сам его осматривал в приемном покое — это чудо, какая чистая операция, да еще в полевых условиях.

Все присутствующие — человек двадцать, разом посмотрели на меня. А Хрунов «съел второй лимон». Прямо песня!

— Господа, это был просто мой долг врача!

Газета пошла по рукам, мы выпили за клятву Гиппократа, потом за русских врачей — в голове зашумело, я понял, что пора переходить на половину рюмки. Хоть водка и была тридцатиградусная, да и закусывал я плотно, опьянение постепенно накатывало. Весь вечер я контролировал каждый свой жест, слово, словно разведчик-нелегал в чужой стране. Лишь бы не ляпнуть чего лишнего…

Наконец, часы исполнили двенадцать, гости начали желать друг другу счастливого Нового Года.

— Я очень счастлива, что ты появился в моей жизни! — Вика нашла момент и прошептала мне на ухо поздравления.

Потом были еще тосты, новые песни у рояля. Мужчины сели играть в курительной комнате в карты, Елена Константиновна отловила меня у камина, начала выпытывать про успехи Вики во врачебном деле. Разумеется, дал самые лестные рекомендации, ревниво поглядывая, как Хрунов опять пошел в атаку на Викторию с новыми душещипательными романсами. «Нет, такой хоккей нам не нужен» — с этим прокурором надо что-то делать.

Эту мысль я додумать не успел — с новогодним визитом к вдове пришел Иван Михайлович Сеченов. Главная звезда отечественного медицинского небосклона.

Глава 14

— Как вы изволили выразиться? Скорая помощь?

Сеченов пыхнул трубкой, выпустил длинную струю дыма. Сидели во втором часу ночи в курительной комнате, зарабатывали рак легких. Иван Михайлович выглядел усталым и сильно состарившимся — глубокие морщины на лице, седина в волосах и бороде. Но держался бодрячком, не уходил, вникал в мою записку, которую я подсунул после всех «протокольных мероприятий» с вдовой. Сеченов поздравил присутствующих, выпил «штрафную» рюмку водки, высказал соболезнования Елене Константиновне. Тайком сунул ей конвертик. Похоже, с деньгами. Потом нашел время пообщаться с каждым из присутствующих врачей — а знал он всех, и все знали его. Настоящий патриарх медицины. Наконец, очередь дошла до скромного приват-доцента.

Представил меня Бобров, впрочем, Иван Михайлович шапочно знал Баталова, тепло отозвался об учителе — профессоре Талле.

— Именно так. Я сейчас веду частную практику на Арбате. Много экстренных больных, которых бы надо выделить в отдельную категорию и… — я замешкался, подбирая правильные слова. — по-иному лечить, что ли.

— И как же? — Сеченов выпустил новую струю дыма, прямо в направлении форточки. Да как точно-то! Снайпер.

— Два принципа. Скорость и поддержание жизни.

Я объяснил принципы работы бригад — обеспечить безопасные условия спасательных работ, определить количество пострадавших, произвести их сортировку, иммобилизовать поломанных, остановить кровотечения. После чего срочно доставить больных в ближайший госпиталь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Очень сомнительная идея, — покачал головой Сеченов. — Быстрее родственникам или друзьям доставить раненых в приемный покой, чем непонятно как сообщать на эти ваши… — Иван Михайлович заглянул в мою записку, — подстанции. Это просто потеря времени. Да и как сообщать? Курьера слать?

— Телефонировать, — пробормотал я, расстроенный скепсисом врача.

— Вы, батенька, попробуйте зайти в какую-нибудь парадную и попроситься у швейцара к телефонному аппарату, — хмыкнул Сеченов. — Выгонят в три шеи. Да и сколько аппаратов сейчас по Москве?

— Уже больше сотни!

— И все в домах аристократов, да крупных купцов. Нет, не пустят.

Убил. Просто застрелил. Но и это было еще не все.

— Подобный прожект уже предлагал властям надворный советник Аттенгоферов. Как же он у него назывался? — Иван Михайлович задумался, постукивая трубкой по пепельнице. — Да, точно. «Проект заведению в Санкт-Петербурге для спасения отмирающих скоропостижно или подвергнувших свою жизнь».

— И что же? Завернули?

— За недостатком средств. Как раз в министерстве начались какие-то реформы, бюджеты сократили…

Все как всегда. Прямо как в анекдоте про пожарных. Спросили огнеборца, почему у тех нет своего флага. А он отвечает: «Нашу часть сократили до поста. Из 23 человек осталось пятнадцать. Дюжина болеет, в отпуске или на учебе. На дежурстве трое-четверо. Бывают такие пожары, что я один на них выезжаю. И мне только флага на них не хватает!».

— В Университетскую клинику идти тоже не советую, — Сеченов решил меня окончательно добить. — Новый ректор…

В этом месте мэтр поморщился, начал раздраженно выбивать остатка табака в пепельницу. Похоже, у Ивана Михайловича какие-то терки с Некрасовым.

—… решил сократить ассигнования на кафедру и клинику. Безобразие!

Я понял, что тут мне ловить нечего. Но ошибся.

— Впрочем, подобный прожект считаю все-таки полезным. Телефоны будут распространяться, сортировку можно начинать делать уже на подстанции, — Сеченов еще раз пролистал мою записку. — Очень толково составлено! И эта идея со стандартной укладкой… Откуда она?

— Я обратился к австрийским коллегам с письмом, — смутился я, поняв что тут придется опять врать.

— Общество Мунди?

— Да. Ну и кое-что сам придумал.

— Дельно, дельно! Вспомнил, мне Блиох рассказывал, в Северо-Американских Штатах укладку применяли, еще во время войны в шестидесятых… Так… — Иван Михайлович пересел за письменный стол, открыл чернильницу. — Я сейчас напишу записку Бубнову, Сергей Федоровичу.

— А кто это?

— А вы не знаете? — Сеченов удивленно на меня посмотрел. — Это глава комиссии общественного здравия при московской городской думе. Все частнопрактикующие врачи в ее ведении. Без одобрения Бубнова ничего не получится.

Тут я чуть не выругался. С трудом сдержался. Ах, как красиво Назаренко меня на пять рублей развел. Оказывается, частные врачи вообще не подчиняются МВД — только государственные. Далеко пойдет!

— Что же касаемо финансирования, — Иван Михайлович задумался. — Тут я тоже могу помочь. Подрастрясти наших толстосумов вполне можно, знаю некоторых, которые могут дать денег. Кстати!

Сеченов промокнул записку пресс-папье, подал ее мне:

— С одиннадцатое по семнадцатое число в Москве пройдет съезд русских естествоиспытателей и врачей. Я там в числе организаторов и запишу вас с докладом на шестнадцатое. Уж извольте рассказать коллегам о вашей скорой помощи!

— Продолжительность?

— Минут пятнадцать… хватит?

— Для основных тезисов достаточно.

Ну что же… Дело, похоже, сдвинулось.

* * *

Отгремели праздники, наступили крещенские морозы. В приемном кабинете, несмотря на все разожженные печки, стоял натуральный дубняк. Принимали пациентов, надев полушубки прямо на врачебные халаты. Да и посетителей было совсем мало — народ прятался по домам. А те, кто не прятался — очень быстро зарабатывали обморожения. Которые лечились либо растираниями, либо при второй стадии — вскрытием гнойных пузырей. Вот тут-то и пригодились первые партии стрептоцида, что выдали студенты. Я использовал антисептик с условием, что могу записать данные пациента в лабораторный журнал, и человек готов сфотографировать свои пострадавшие ноги или руки в соседнем фотоателье. Так сказать «по итогам лечения». Многие соглашались. Трое железно. Мне для начала и того довольно.