Большая Суета - Ислам Иманалиевич Ханипаев

Муртуз почувствовал, как вмиг постарел на пару лет. Юсуп после вчерашнего горя, кажется, пришел в себя, точнее, ушел в себя. Во всяком случае больше не рыдал и не выл. Несмотря на его попытки заглушить ночью плач, остальные всё слышали. И, с одной стороны, им хотелось обругать его, мужчину в расцвете сил, талантливого, гордого, но с другой – они понимали, ну или наконец поняли, оказавшись на дереве, что по земле все-таки ходят разные люди с разным жизненным опытом и они не обязаны быть такими, как все вокруг. Юсуп уж точно выделялся нестандартным жизненным опытом. По крайней мере в рамках Дагестана.

Следующий конфликт начался с невинного вопроса Натали.

– Ну как вы? – поинтересовалась она у Юсупа.

– Жив и жить буду, полагаю, некоторое время. Ну а вообще, «отверженным быть лучше, чем блистать и быть предметом скрытого презренья»[14].

– Ле, ты, конечно, странный, брат, – усмехнулся Муртуз, – но мне нравится, как ты говоришь. Все твои эти выкрутасы… знаешь, на что похожи?

– На что?

– На борьбу, – сказал он уверенно.

Валерия усмехнулась, к чему, впрочем, все уже привыкли, ведь делала она это (смеялась над кем-нибудь) в среднем два с половиной раза в час.

– В каком смысле?

– В прямом, брат! Вот смотри: ты человек театра, творческий, не? Вы там на сцене исполняете, всякие руками-ногами движения делаете! Это мы тоже делаем в борьбе. Похоже?

– Ну, тут есть некоторая схожесть, соглашусь.

– А еще твои слова. Как ты говоришь, ты своим языком тоже выкручиваешься, мощно. Вот так вот. – Муртуз изобразил жестом извивающуюся в воздухе змейку. – Мы тоже такие движения делаем. Ты видел бросок мельницей?

– Какой мельницей?

– Это название… Тормоза! – Муртуз полез в телефон, а потом показал Юсупу очень сложный в исполнении и очень быстрый бросок одним борцом другого на каком-то серьезном соревновании. Зал взревел. – Как тебе? Мощно?

– Знаете, тренер Муртуз… тут что-то есть, в этой вашей борьбе… Признаю, что-то сильное я в этом наблюдаю. И даже не в мышцах, а в изяществе исполнения, в грации, в характере исполнителя. Да, пожалуй, есть в борьбе что-то близкое искусству лицедейства.

– Вот-вот, как ты говоришь! Я ничего не понял! Но тут есть что-то мощное! Как борьба!

– Слушай, ну прекрати уже, – взорвалась Валерия. – Какая, к черту, борьба и театр! С ума сошел, что ли? Сравниваешь потных мужиков в трико с актерами…

– Справедливости ради, на сцене мы тоже потные и носим иногда трико, – вставил Юсуп, но сразу сжался под волчьим взглядом Валерии.

– Опять ты лезешь, женщина, в мужские разговоры, – разозлился Муртуз и стукнул кулаком по пластиковому столику. В результате его курица на углях предприняла попытку взмыть в воздух, но далеко не улетела.

– Мужские разговоры! Мне смешно слышать, как человек рассуждает о чем-то высоком, имея в котелке две извилины!

– Опять называешь тупым!

– А кто ты тогда? Тренер? Что еще? Какие у тебя успехи? Диплом есть? Ты хотя бы ПТУ закончил? Что у тебя есть в доказательство того, что ты получил элементарное образование? Или ты и школу не закончил?

– Перестаньте, Валерия, – вмешался Шамиль.

– Восемь классов… – сознался, опустив глаза, Муртуз.

– Вот об этом я и говорю. Восемь классов – и рассуждаешь тут об актерском мастерстве!

– Ну перестаньте уже грубить! – не выдержала и Натали.

– Я это все к тому, куколка, что наш дорогой тренер должен перестать удивляться, когда слышит слова длиннее шести букв. А если он чувствует, что немного отстает интеллектуально от окружения – и это, вероятно, происходит очень часто, то мог бы посвятить немного свободного времени самообразованию. Но какой сейчас толк… книги надо читать с детства, а не шляться по спортзалам. Некоторые мозги уже не…

– Не было у меня времени в детстве. Я тогда об этом не думал… – тихо сказал Муртуз.

– Вот-вот! Это история про приоритеты. Знаете такое слово? Когда сидишь на диване и выбираешь, что для тебя важнее – школа или спортзал. Судя по акценту, ты парень сельский, а что делают в селах? Правильно, ходят в спортзал, гоняют баранов палками и лазают по деревьям. Вот, поздравляю, – широким жестом она обвела всю избушку, – ты вернулся в детство! Ты опять на дереве!

– И воюют иногда, – добавил Муртуз. Все замолкли. В избушке повисла тишина. Валерия попыталась было что-то сказать, но слова не выходили. – Я учился не очень, да. Ходил на борьбу и был чемпионом района. Но книжки тоже иногда читал. Мама заставляла Пушкинов этих всяких… Мне даже что-то понравилось, уже не помню название. Хотел перед девочками… ну… – Его голос задрожал. Он глубоко вздохнул и продолжил: – В девятом, когда я учился, началась первая война. Я из маленького села на границе с Чечней. Когда все началось, всех, кто старше тринадцати лет, собрали старейшины и сказали, что, пока ситуация не станет нормальной, мы будем защищать село. С мужиками и молодежью нас было человек шестьдесят. Я был один из самых молодых. Школа была в соседнем селе. Где-то два километра от нас, и надо было в пять часов вставать, чтобы успеть на урок. А когда началась война, дорога стала опасной. Там можно было попасть под случайную пулю и тех и других. Наш имам организовал учебу в мечети. Так что мы учились, как могли. Прошло три года, и тихо не стало, а мне было уже девятнадцать. Никакого диплома о том, что закончил одиннадцать классов, нет. А за девятый я вообще купил за тысячу рублей. Мы просто приходили со своими учебниками, и две учительницы пытались двадцать пять детей разного возраста чему-нибудь учить. Потом Вторая чеченская. Я уже был взрослый, так что вопроса про учебу не стояло. Только работать и охранять село, иногда тренировал пацанов прямо у нас в подвале. Еще у нас была пекарня до войны: родители делали хлеб, и мы с папой развозили его по селам. Вставал в пять, потом мы везли хлеб, а потом шел в школу. Это все до войны, а потом ездить опасным стало. Отец заболел, и я сам несколько месяцев возил хлеб. И потом кое-что случилось… (Он почесал ногу, на которую прихрамывал.) И все, короче. Больше не возил. Так что про книги… не было у меня времени читать книги. Когда вы все тут читали, я в подвалах от бомб прятался. И то, что читал, я уже забыл. Не потому, что давно было, а потому что… ну как сказать… врач сказал, что у меня это… с головой, короче… Контуженый был, в общем. А когда уже более-менее в себя пришел, память хуже стала. Почти все забыл, что было в детстве. Друзей детства забыл. Папы лицо забыл. – На глазах у Муртуза выступили слезы, но он быстро вытер их. – Они с мамой умерли давно, а я, если на фото не смотрю, даже лицо вспомнить не могу. Мамы хоть фотка есть уже после войны. А с отцом… тогда не до фоток было, в общем. Так что извините, что такой тупой, но у меня особо времени не было учиться, а когда оно появилось, уже башка не работала. Все, что могу, это учить детей бороться и еще маршрутку водить. Давай, еще смейся, женщина, – предложил он Валерии, но в ответ не прозвучало ни слова.

Следующие полчаса они молча ели.

Глава 15

Это святое

12 часов до запуска «Немца»

Шамиль, Муртуз и дедушка совершали обеденную молитву.

– Эй вы, Безымянная банда! – раздался снизу генеральский голос без громкоговорителя. И это означало, что он был очень зол.

– Что? – спросил Шамиль.

– Мое терпение на исходе! Хватит играть в эти игры! Слезайте или мы идем на штурм!

– Вы не забывайте, что у нас тут психологически нестабильный человек в моем лице! – закричал Юсуп.

– Нестабильный?

– Да. Я могу в случае чего из-за стресса и спрыгнуть! Чувства во мне все еще бурлят! Я разбит и потерян!

– Это проблема! А насколько у вас сложное