Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб - Елена Ларина

– Рано… Вон, еще девяти нет. Поздно, что ли? – нагло поинтересовался женский голос. – Чего это ты меня домой не пускаешь! Озверел совсем?

– Вообще-то мысль неплохая. Хорошо, что подсказала, – задумчиво сказал он.

– Э, Вовка, что за дела? Что ты на меня так смотришь, интересно?

– Да вот думаю, за ухо тебя втащить или по веревке заберешься?

– Издеваешься? – осторожно спросили из-под окна.

– Да нет, – он негромко засмеялся. – На самом деле в окно залезать придется. Замок сломался. Ладно… Сейчас я тебе стремянку выкину. Жди здесь.

Он громыхнул чем-то тяжелым. Чертыхнулся. Лестницу, наверное, спустил в окно.

– Только учти, Аня, я не один.

– И он мне еще что-то будет говорить… – в праведном гневе зашлась девица.

Я стала быстро одеваться. Определенно, карма моя была несколько однообразна. Но он же сказал, что изменять ему в данный момент некому. Или он имел в виду только эту ночь?

Я осторожно подошла к своему окну. Незаметно раздвинула темно-красные шторы. Но так мне ничего не было видно. А выглянуть в открытую я постеснялась.

– Да, кстати, – с преувеличенным интересом громко спросила девица под окном. – Если ты не один, то сколько вас, интересно?

– Двое в комнате, – хмыкнул он. – Я и девушка, фотографией на белой стене…

– Вовка, ты теряешь квалификацию… – пробормотала она тихонько, явно преодолевая какое-то препятствие. Лязгнуло железо подоконника. – Уже утро. А она все еще девушка? У тебя ведь вроде только рука не в порядке.

– И за что ты только на мою голову свалилась, языкастая ты моя… – Кто-то сдавленно пискнул. Громко залаял Клац. На него цыкнули.

Я подошла к зеркалу. Торопливо протерла глаза и расчесала руками волнистые после вчерашних косичек волосы. Бережно прикоснулась ладонями к саднящему лицу.

Я ни в чем не виновата. И вид у меня должен быть абсолютно независимый. Я схватила сумку и стремительно вышла в коридор в полной боевой готовности. Мне на всю жизнь хватило явления в неподходящий момент Антоновой Динары, чтобы позволить этому повториться еще раз.

В кухне в коротенькой дубленке стояла моя карма – отчаянно симпатичная девица. И чтобы побольнее напомнить мне о вращающемся колесе судьбы, она была брюнеткой.

Клац выражал свой бурный восторг, крутил хвостом, улыбался и изредка взлаивал, не в силах сдержать порывы своей собачьей души.

Туманский здоровой рукой заботливо отряхивал девице колени, которые она вываляла в снегу. Правая, растревоженная этой ночью, висела на перевязи под расстегнутой джинсовой рубахой. Темные волосы падали на лицо. Я не ожидала, что сцена эта откликнется в моей душе таким болезненным уколом. Только не подавать виду.

– Доброе утро… – по-деловому произнесла я. Клац ринулся ко мне, игриво обежал вокруг и вернулся обратно к девице. Она была явно популярнее.

– Здравствуй, – Туманский обернулся, мотнул головой, отгоняя прядь, и посмотрел на меня как-то очень уж лично, парадоксально не тушуясь в присутствии юной красотки. И, слегка улыбнувшись, добавил: – Славнейшая без сравнения Серафим…

Девица слегка приоткрыла рот и перевела любопытный взгляд с меня на него и обратно.

Кармический диагноз, который я себе уже поставила, завис под вопросом.

– Познакомьтесь. – Он указал рукой на меня: – Это Ангелина – одаренная журналистка. А это Аня – моя непутевая сестрица.

– Хорошая у вас профессия, – сладко сказала Аня. – Только вот рабочий день не нормирован. Тяжело, наверное?

– Спасибо. Пока справляюсь, – ответила я ей в тон. – А вы, Аня, тоже с ночного дежурства?

– Анна, давай-ка. – Он взял ее за плечо и настойчиво подтолкнул к двери. – По-хорошему!

– Да чего ты пристал! – капризно сказала она из коридора. Клац хвостиком засеменил за ней. – У меня все равно первой пары нет!

– Я тебе сейчас расскажу, чего у тебя нет, -зловеще пообещал Туманский. Но остался на кухне. Потому что на кухне стояла я и чувствовала, что пора исчезать.

– Да… Ангелина! – в коридоре опять возникла хорошенькая Аня, пытающаяся увидеть меня за спиной Туманского. – Забыла попрощаться. Всего хорошего! Мы ведь, наверное, больше не увидимся!

– Кто знает… – философски заметила я и мудро улыбнулась Володе, делая вид, что меня ее слова нисколько не задели. Я, конечно, была ее старше. А значит, должна была быть умнее.

– Ну я пойду, – сказала я твердо и пошла в прихожую одеваться.

Удерживать меня он не стал. С готовностью подержал мне одной рукой шубку. И молча на меня смотрел. Нет, нельзя было сказать, что он дожидается, пока я наконец уйду. Взгляд его говорил. Но говорил он мне нечто такое, чего в этот момент я совершенно не способна была понять. А поэтому я постаралась с ним взглядом не встречаться.

– Слушай, а шапка моя… Ты ее куда-то туда закинул.

Голос мой, пытающийся быть нарочито естественным, отдавался в моих же собственных ушах фальшью. Он пошарил рукой по полке на недосягаемой для меня высоте и протянул комок моей вязаной шапки.

Вспомнив о том, что руки поднимать выше головы в этом доме нельзя, я сунула шапку в карман, коротко поблагодарив его глазами. Он подчеркнуто любезно кивнул мне в ответ, продолжая отстраненно за мной наблюдать. И от этого взгляда я ощутила несвойственную мне скованность в каждом движении.

Вылезать из окна, путаясь в шубе и длинной юбке, было ужасно неудобно. Сначала я долго на четвереньках ползла задом наперед по подоконнику, внутренне содрогаясь от тех впечатлений, которые вынуждена оставить о себе напоследок. Потом неуверенно ступила на лестницу, которая тут же провалилась в снег одной стороной глубже, чем другой. Я ойкнула, судорожно вцепившись в подоконник. Туманский присел на него боком, крепко прихватил левой лестницу, сильно щурясь от дыма зажатой в углу рта сигареты. В напряженной тишине я приближалась к земле, удаляясь от рокового окна.

Оказавшись по колено в снегу, я бодро попрощалась, задрав голову вверх.

– А интервью, перед тем как напечатать, я обязательно покажу. Мало ли что.

– Мне не надо. – Он стряхнул пепел в сторону. – Карине отошли. Она посмотрит.

– А… Хорошо, – согласилась я поспешно. И постаралась как можно легкомысленнее произнести. – Ну все. Я пошла. Творческих успехов! Спасибо за интервью.

– Да на здоровье, – с высоты своего положения сказал он, безжалостно задевая мужскими обертонами своего голоса нежные струны моей души. Горький шоколад. Ох, горький. И ведь больше ничего не сказал, гад…

Вот они, случайные связи. Дожили. И что на меня накатило?

Боже, Боже, Боже… Я пропилила по всему Невскому на собственном двигателе внутреннего сгорания. Жгучая неловкость этого утра поутихла только у Адмиралтейства. И откуда между людьми берутся эти глухие стеклянные стены?