Григорий Распутин. Жизнь старца и гибель империи - Андрей Гусаров

У мощей Иоанна Тобольского участники паломничества молились 14 августа. Вырубова регулярно посылала императрице телеграммы с небольшими отчётами. «Царское Село. Государыне Императрице. Молимся раке митрополита Иоанна, – писала фрейлина, – о всех дорогих были обедни идем молебен всенощную ночью выезжаем очень прошу известье 16 Покровское холодно Целую руки всегда душой тобой. Аня».

В Покровском у Распутина состоялся небольшой разговор с Вырубовой, на котором присутствовала и Ден. «Старец» заговорил о том, что неплохо бы царю с царицей приехать сюда, посмотреть малую родину Распутина. Вырубова и Ден возразили, что далеко село находится от столицы, и трудно будет в военное время организовать такую поездку. На это Григорий Ефимович ответил следующее: «Они должны приехать. Волей или неволей они приедут в Тобольск и, прежде чем умереть, увидят мою родную деревню»[154].

Настоящим пророком оказался «старец». В 1918 году карета с арестованными Николаем и Александрой проследовала через Покровское, рядом с домом «Их Друга».

Кроме Покровского Распутин и его попутчицы посетили два раза Верхотуринский монастырь, и, конечно, скит, где Григорий Ефимович подвизался у старца Макария. В скиту условия были спартанские. Вырубова, Ден и сам Распутин спали на глиняном полу, кроватей здесь просто не было. На следующий день случилась неприятность, если не сказать больше, знамение. Неожиданно, с грохотом упала икона, висевшая на стене. Во время падения она сбила фотографию Распутина.

С этим паломники вернулись в столицу.

Глава 21

Агония

В истории императорской России 1916 год стал последним. Год войны, продолжающегося распада государства и безумной пляски «Нашего Друга». Весь Петербург веселился, словно в последний раз. Во всей этой вакханалии было что-то жуткое и зловещее. Солдаты погибали в окопах и бездарных наступлениях, а в это время в ресторане «Вилла Родэ» совершались миллионные сделки по государственным заказам, распределяемых среди приближённых особ. И в центре этой коррумпированной системы – Григорий Ефимович Распутин, захвативший «бразды правления», или, лучше сказать, управления Александрой Фёдоровной, а через неё и самим Николаем II. За спиной же «старца» стояла толпа авантюристов всех рангов, жаждавших поживиться за счёт казны.

«Старец» любил хвастаться своей властью: «Меня царским лампадником зовут. Лампадник – маленькая шишка, а какие большие дела делает!.. Захочу, так пёстрого кобеля губернатором сделаю»[155].

Что правда, то правда. В марте 1916 года за высказывания против «старца» в отставку отправили Могилёвского губернатора Александра Ивановича Пильца. Вернее, его перевели начальствовать в Иркутскую губернию, что было равносильно ссылке. Не нужно, правда, преувеличивать влияние старца на внутреннюю политику. Просто так Николай губернаторов не менял, а в немилость попадали лишь те чиновники, с которыми у Распутина был конфликт. Причём камарилья оказывала на Николая сильное давление посредством Александры Фёдоровны, сам он, обычно, боялся принимать решения.

Вырубова вспоминала разговор, состоявшийся в покоях императора. Решался вопрос о назначении обер-прокурора Святейшего Синода. Николай II спросил, кого можно назначить на это место. Старец, указав на В.К. Саблера, дал ещё и его характеристику: «Не человек, а воск, чистейший воск. Подогреешь и жми его».

Особенно неприглядным стало уголовное преследование Дмитрия Леоновича Рубинштейна, затеянное чиновниками высокого ранга с единственной целью – обогатиться за счёт банкира. Это было вымогательство с участием государственных чиновников, а среди его участников – руководитель контрразведки генерал Н.С. Батюшин, жандармский полковник А.С. Резанов, прапорщик Логвинский и близкий к Распутину агент охранки и журналист И.Ф. Манасевич-Мануйлов. Кроме того, посильное участие приняли начальник Северо-Западного фронта генерал от инфантерии Н.В. Рузский и начальник контрразведки полковник Н.П. Злобин. За спиной этой группы, или, как она официально называлась, комиссии, можно разглядеть тогдашнего председателя совета министров Б.В. Штюрмера и Г.Е. Распутина. Молва приписывала именно этим двоим негласное участие в деле Рубинштейна.

Дом банкира многие годы служил местом постоянных приёмов и парадных обедов. Супругу Рубинштейна Стеллу Соломоновну Санкт-Петербург знал как щедрую благотворительницу. Ближе к вечеру 10 июля 1916 года на даче Рубинштейнов собрался высший свет страны и, в частности, Родзянко и Протопопов. Гости разошлись уже под утро, а немного погодя в дом нагрянули жандармы и солдаты. Начался обыск. Среди пришедших жандармских чинов Рубинштейн узнал двоих: полковника А.С. Резанова и агента и журналиста И.Ф. Манасевича-Мануйлова.

– В чём дело? – спросил Рубинштейн у руководителя группы.

– Комиссия Батюшина обвиняет Вас в сношении с неприятелем, – был ответ жандарма.

– Каким же образом? – спросил изумлённый банкир.

– Во время поездки в Швецию Вы вывезли образцы пуль нового калибра.

– Как же я это сделал?

– Из пуль был составлен брелок для Ваших часов.

– И кому я возил этот брелок?

– Немцам, кому же ещё.

Примерно такой диалог состоялся в начале обыска у директора Русско-Французского банка. Понимая абсурдность обвинений и свою беззащитность, Рубинштейну делается плохо, у супруги начинается истерика. В этот момент в дело вступает Манасевич-Мануйлов, который шепчет женщине на ухо: «Не переживайте Вы так, всё устроится. Пришлите мне для Штюрмера один миллион рублей и дело быстро закроют».

Конечно, для Рубинштейна один миллион рублей – сумма доступная, и уже утром он мог бы её передать вымогателям. Но банкир упёрся, вернее Стелла Соломновна напрочь отказывалась выплачивать эту сумму. Самого Рубинштейна ночью же забрали в тюрьму.

Следующее предложение комиссии Батюшина – продажа за полцены акций Юнкер-банка. Ответ – «Нет». Банкира таскают на допросы, Батюшин требует срочно получить доказательства, которых следствие так и не нашло. Следствие ведут лично Резанов и Логвинский. Тем временем жене поступает новое предложение – оплатите векселя сына Штюрмера на 300 тысяч рублей и дело будет закрыто. Рубинштейны отказываются. Со стороны Батюшина следует новая репрессивная мера: банкира конвоируют в псковскую тюрьму, рядом с фронтом, что, по мнению преступников в погонах, поможет сломить супругу Рубинштейна. Кроме этого, в прессе комиссия Батюшина начинает компанию по очернению банкира, а петербургское общество принимает её сторону.

Манасевич-Мануйлов вновь идет к С.С. Рубинштейн, угрожая уже ей тюрьмой и, одновременно, прося хоть 50 тысяч наличными. Так с одного миллиона комиссия спустилась до 50 тысяч.

Заплаканная госпожа Рубинштейн через знакомых находит в полиции людей, взявшихся помочь в борьбе с мошенниками. Все номера купюр переписываются, и Рубинштейн отдает 50 тысяч Манасевичу, которого арестовывают с деньгами. Он долго не отпирается и рассказывает следователям, что деньги предназначались комиссии генерала Батюшина. Но дело банкира на этом не закончилось и только в суде, доказав свою невиновность, он смог получить освобождение. Это произошло 6 декабря.

Участие Распутина в этом деле косвенно подтверждает письмо Александры Фёдоровны, отправленное Николаю 26 сентября 1916 года: «Рубинштейна [надо] без шума [отправить] в Сибирь; его не следует оставлять здесь, чтоб не раздражать евреев. Протопопов] совершенно сходится во взглядах с нашим Другом на этот вопрос»[156].

О работе генерала Батюшина писал генерал-лейтенант П.Г. Курлов: «Его деятельность являлась формой белого террора, так как им подвергались аресту самые разнообразные личности, до директоров банка включительно. Получить сведения об основаниях задержания было затруднительно даже самому министру внутренних дел, что проявилось в деле банкиров Рубинштейна, Добраго и др., которые просидели в тюрьме без всяких оснований пять месяцев»[157].

Интересно, что из всех участников этого вымогательства осудили одного только Манасевича-Мануйлова, да и за того заступился «старец».

Глава 22

Выстрелы на Мойке

Трагические события 17 декабря 1916 года, разыгравшиеся в центре Санкт-Петербурга, известны историкам в деталях и многократно воспроизведены как в воспоминаниях участников и очевидцев, так и в книгах о Распутине.

По воспоминаниям Владимира Митрофановича Пуришкевича, участника убийства «старца», первый разговор на эту тему состоялся 21 ноября 1916 года. Собеседником депутата Государственной думы утром этого дня стал князь Феликс Феликсович Юсупов, второй участник «устранения Распутина».

На вопрос Пуришкевича: «Кто возьмётся за это?», князь ответил, что «…люди в России найдутся, и один из них перед вами».[158]