Жертвы времени (СИ) - Евгения Федорова

Мастер аккуратно снял повязку, и дышать сразу стало легче, но между лопаток тут же родилась мягкая тянущая боль.

— Хорошо зажило, — сообщил Мастер, касаясь моей спины. — Лучше, чем я мог себе представить. Теперь я понимаю, как ты смог выжить после того ранения.

Я тяжело вздохнул. Теперь он будет постоянно напоминать об этом?

— Что ты будешь делать с этим? — спросил я, когда маг отвернул крышку баночки.

— Я буду втыкать в тебя иголки, чтобы немного подбодрить атрофировавшиеся за время сна мышцы, — с усмешкой сообщил маг, — потом сделаю точечный массаж. Ведь нужно восстанавливаться? Ты согласен?

— Что это за лечение? — недовольно спросил я, скрывая за раздражением нежелание портить и без того изувеченную шкуру.

— Очень хорошее лечение, — мягко ответил Мастер. — Хотя лучше бы время нашел Недгар. Я слишком много с тобой разговариваю.

Маг достал токую, словно хоботок комара, иглу. Я с подозрением разглядывал ее.

— Не косись, это мелочи, — заметив мой взгляд, заверил Мастер. — Не сильно дергайся, когда я попаду в точку, чтобы не обломать острие. Понял?

— Слишком туманно, — проворчал я и расслабил сведенные напряжением мышцы.

Мастер ввинчивал в меня свои пыточные приспособления с потрясающей расторопностью. На определенной глубине через иглу словно проходил легкий заряд электрического тока. Я вздрагивал, и маг тут же оставлял иглу, берясь за другую. Две иглы в плечи, пара чуть ниже лопаток, две у основания копчика. И еще и еще, по краям заживающей раны.

Когда он оставил меня, я предположил, что выгляжу, как еж, но маг велел не преувеличивать и лежать спокойно. Его рука ловко лавировала между воткнутыми иглами, прощупывая спину. Потом поток тепла поплыл вдоль позвоночника. Мастер сдержал свое слово: больше не было огня, раздвигающего позвонки. Я лежал тихо и наслаждался теплом.

Через какое-то время Мастер вынул иглы. Неприятное жжение в точках, где они ранили кожу — вот и все, что осталось после процедуры.

— Теперь одевайся и можешь спуститься вниз.

Он встал и вышел из комнаты.

Посчитав это предложением, но не требованием, я остался лежать. После лечения слабость стала казаться приятной и я даже не заметил, как снова уснул.

Солнце встало и больше не касалось гор. Оно медленно зависло над вершинами, подобное расплавленному дневным маревом меду. Той ночью зародилась луна, и теперь она висела блеклым серпиком на другом конце неба у меня за спиной. Я поворачивался, пытаясь определиться с направлением.

Внезапно тень закрыла солнце, я резко повернулся и увидел такую же бесформенную тень, что теперь была на месте луны. Призраки расплылись, охватили меня, окутали, закружились мутным водоворотом. На их грязной поверхности смешались все мыслимые цвета, которые то разделялись, то вновь сливались воедино.

Я взглянул вниз и в ужасе понял, что стою на вершине тонкой иглы, на острие которой находится площадка, ложащаяся мне под ноги…

Не в состоянии удержать равновесие, я падаю, раскинув руки. Мне кажется, я разделен: внутренности падают отдельно от моего разума, кричат от страха, извиваются, но неодолимо притяжение, и я мчусь вниз без возможности остаться в живых. Теперь я и сам кричу, но не слышу собственного голоса, только ветер свистит в ушах, и холодный воздух пронизывает тело, словно миллионы неумолимых жал.

Но земля не приближается. Я падаю куда-то абсолютно в другое место и другое время, потому что поверхность подо мной остается неизменной и так же далека, как и раньше.

Нет надо мной больше неба, там темнота; внизу мерцает ослепительное сияние. Тени мечутся, и я оказываюсь взвешенным между двумя плоскостями противоположностей.

Прямой солнечный луч, заглянувший в окно, ударил в веки, пробуждая от кошмара. Горло все еще хранило отпечаток крика, и я чувствовал резь в глотке, какая бывает, когда наспоришься с кем-то до хрипоты.

Солнце взошло уже высоко, и его мягкий желтый свет ложился полосами на пол, заставлял мириады пылинок плясать в своем безгранично-объемном потоке. Я лежал, пытаясь обдумать увиденный сон. С большой натяжкой можно было сказать, что меня поставили перед выбором между тьмой и светом. Ночью и днем. Но с тем же успехом это мог оказаться всего лишь бредовый сон — результат усталости и боли.

Я нехотя вылез из-под одеяла и сразу отметил, что пока спал, кто-то заходил в комнату. На столе прибавились три коробки сигарет, лежащие друг на друге. Верно, приходил Мастер проверить, почему я не поднялся, как он предложил. А, может, прибегал служка — я слышал, маги ничего не делают сами, пользуя для этого слуг.

Я слышал! Сколько всего бродило в россказнях и устрашающих историях, уму непостижимо! Вот они, маги, всего в нескольких днях пути от больших городов. Ну, может и не нескольких, если верить в то, что их магия перенесла нас через горы. Так кто же они такие на самом деле? Отшельники? Аскеты, отказавшиеся от всего человеческого и посвятившие свои жизни служению драконам? Это куда больше походит на правду, чем все то, что набилось у меня в голове и смешалось бессмысленным калейдоскопом.

Ступив босыми ногами на пол, я поежился. Заметил у кресла, стоящего ко мне спинкой, свою запыленную обувь. Там же оказалась одежда, только моей ее назвать было сложно, хотя она и была приготовлена для меня. Одежды оказалось много. Разворачивая, я обнаружил легкие брюки из желтоватой ткани и черные из тонкой кожи, новое белье, серую безрукавку, пару белых свободных рубах и толстый, вязанный из жесткой шерсти серый свитер. Из старых вещей остались только ботинки и куртка.

Я с неохотой посмотрел на ленту, намотанную на запястье — само собой, никто ее не снял.

«Пусть останется, — решил я благосклонно, — кто знает, какие привилегии может дать мне этот личный знак Мастера?»

Натянув тонкие брюки, которые оказались на удивление впору, я уселся в кресло. Спина предостерегающе отозвалась легкой болью.

Две недели! Прошло две недели, но не для меня.

Закурил. За две недели шрам вряд ли может затянуться даже на мне, но судя по словам мага все зарубцевалось. Я попытался вывернуться, посмотреть на спину, но ровным счетом ничего не увидел, лишь вывернул шею так, что она стрельнула резкой болью в мышцах. Раздражение — вот, что вызывало у меня положение, в котором я оказался независимо от своего желания. Неизвестность и непонимание теперь пугали куда больше, чем сам факт столкновения с магам. С чего это простое прикосновение к шраму почти лишает меня сознания? Как такое можно объяснить, если все зажило?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});