Топтала - Андрей Бадин

— Желание у меня огромное. Его надо отыскать во что бы то ни стало. Это очень важно.

— Ну, покажи фото.

— У меня запись на видео, — Сергей включил камеру, дождался, когда на мониторчике возникнет тот самый момент драки, где будет видно предплечье взломщика, и нажал на стоп-кадр. Пододвинул камеру Глебу, чтобы тот взглянул.

— Это что, с трупа снимали? — пошутил он.

— Нет, рука в движении, поэтому не очень четко.

— Нормально. Дракон китайский, это не российская работа, а заграничная, они любят красавиц глотать.

Сергей на лету ловил каждое слово, а татуировщик рассматривал кадр.

— Этот парень иностранец или наш?

— Наш, — не задумываясь, ответил Краснов.

— Уже легче, а то по миру столько таких росписей. Я лично владельца этого дракона не знаю, но знаю, что делали ее не у нас. Стиль немного другой. Наши не любят желтых тонов, а тут, видишь, солнце пробивается. Хотя, может быть, и дефект записи. Изображение получше есть?

— Нет, только это.

— Ее показать можно? — спросил он, и Сергей кивнул. — Эй, Боров! — гаркнул Глеб. — Зайди!

Дверь отворилась, и бородач, пыхтя, ввалился в кабинет.

— Чего?

— Взгляни, может, вспомнишь, кому она принадлежит?

Боров посмотрел, посопел, а потом пробасил:

— У Пупыря такая на правом предплечье.

Сергей чуть со стула не вскочил:

— У кого? — Он вспомнил, что именно на правой руке была наколка у незнакомца.

— У Славки Петровского — Пупыря. Он режиссер, актер, скандалист, его вся страна знает. Он наколки любит, весь расписан, хотя не блатной. У тебя в журнале «Космополитен» есть его фото, — обратился к Глебу Боров. Тот быстро встал, открыл шкаф, вынул кипу журналов и начал искать нужный. У Сергея бешено заколотилось сердце, он сидел и не верил своим глазам и ушам. Видимо, удача ему улыбнулась.

— Вот он, — Глеб положил перед сыщиком развернутый номер с фотографией атлетического мужчины с множеством разноцветных наколок на теле. Он сидел в белом кожаном кресле в черных кожаных плавках и позировал перед объективом. На правом предплечье виднелся дракон, пожирающий красавицу.

— Он! — радостно выпалил Сергей, схватил журнал и начал читать. «Вячеслав Петровский, режиссер, актер, спортсмен и донжуан», — гласила надпись. Красавец-ловелас надменно взирал на него, а сыщик смотрел и не мог нарадоваться.

— Я у него в фильме снимался, — сообщил Боров. — Мы с ним даже наколками мерились — у меня круче, — похвастал он. — И прикинь: он только за бугром колется, а я у Глебушки. — Боров ласково, по-отечески посмотрел на татуировщика и похлопал его огромной ладонью по плечу. — Он наш бог.

— Ну ты, Петр, скажешь, — засмущался мастер.

— Спасибо, Глеб, спасибо, Боров, то есть Петр, — Сергей встал, пожал руку одному и другому.

— Не за что, если захочешь уколоться — приходи, буду рад тебя видеть…

Краснов даже не предполагал, что так быстро отыщет врага.

Алексей встретился с Михаилом в начале одиннадцатого. Перед этим они созвонились и решили без заезда в управление отправиться к адвокату Германа Фрейна. Предупредили об этом Максимова, и тот дал добро. Они также договорились об аудиенции с самим адвокатом. Он сначала хотел перенести встречу на понедельник, но Фомин настоял, и мэтр пригласил их к двенадцати к себе на дачу.

По пути муровцы заправили бензином служебную «Волгу» и отправились в Коломну, где проживал известный адвокат. Почему он так далеко забрался, а не поселился где-нибудь на Рублево-Успенском шоссе, осталось для них загадкой.

Алексей вел машину спокойно, не гнал больше восьмидесяти, так как до полудня времени было навалом.

Справа и слева от шоссе тянулись перелески и поля, вспаханную землю обдувал свежий ветерок, пригревало солнце, и погода стояла прекрасная. Настроение у парней было бодрое, и если бы не ответственное задание, казалось, что они едут на пикник. На трассе машин было мало — горожане явно не спешили возвращаться с дач в Москву.

В Коломне они подкатили к высокому глухому забору по указанному адресу. Вышли из машины и позвонили в калитку. Прошло пять минут, пока щелкнули засовы и дверь открылась. Альберт Троицкий вышел встречать гостей в тренировочном костюме и легких летних тапочках.

Это был махровый еврей, холеный, умный, предупредительный. Держался с чувством собственного достоинства, но без высокомерия и амбициозности. Вид у него был пляжный, будто он собрался на реку отдыхать.

— Здравствуйте, — вкрадчиво произнес адвокат и вопросительно взглянул на гостей.

— Добрый день, — Фомин достал удостоверение и показал юристу. Тот мельком посмотрел и кивнул:

— Проходите, пожалуйста.

Все прошли на расположившуюся среди зелени крохотную веранду и сели на лавочку за деревянный круглый столик. В глубине сада стоял кирпичный дом — добротный и небольшой. Он ни в какое сравнение не шел с особняками Германа и его сестры, но был как игрушка ладен, по-своему удобен и уютен.

Вокруг него высились сосны, шумели кронами березки, вдоль забора росли густые кусты крыжовника вперемешку с боярышником. Было чисто, и чувствовалось, что хозяева с любовью ухаживают за садом.

— Кофе, чай с вишневым вареньем из этого сада, а не с рынка, — предложил юрист, но гости отказались. Алексей перешел прямо к делу:

— Как я вам сказал по телефону, нам необходимо знать текст завещания Германа Фрейна.

Троицкий замялся, насупился, заморгал, но отказать оперативникам не решился.

— Да, я понимаю, вы ведете дело об убийстве господина Фрейна, но поймите и вы меня. Завещание является конфиденциальным документом, и его обнародование грозит мне юридическими санкциями. Если родственники подадут на меня в суд, то я дело проиграю. И тогда конец карьере. Клиенты от меня отвернутся. Юрист-предатель никому не нужен. Я давал подписку Герману, что никто, кроме лиц, указанных в завещании, не узнает его содержания. К тому же это противоречит юридической этике.

— Мы вас понимаем, но и вы нас поймите. Герман убит, а убийца разгуливает на свободе. Его надо вычислить, найти и арестовать. Мы подозреваем, что мотив убийства — наследство Германа. Поэтому нам надо точно знать содержание завещания. Конкретно — имена наследников.

Юрист помялся, потом открыл лежащую на столе папку, вынул лист и передал Алексею. Тот взял и начал читать. Это была копия завещания Германа Фрейна. В нем указывалось только одно физическое лицо — его жена Анна Фрейн. Ни Амалии, ни кого-либо другого упомянуто не было. Ей завещались акции нефтяной компании «Стелд» и банка Германа на сумму более миллиарда долларов, акции нескольких фирм, двести миллионов долларов на счету Национального Швейцарского банка, коллекции картин, предметов антиквариата, ювелирных изделий и драгоценных камней, хранящихся в депозитном сейфе в том же банке. Ей завещались дома в России и за рубежом, машины и яхта.

Условная долларовая стоимость наследства приближалась к пятистам миллионам, без учета контрольного пакета акций нефтяной компании и банка. А общая сумма равнялась двум миллиардам долларов.

Прочитав цифру, Алексей потерял дар речи. Он молча передал лист Михаилу и посмотрел на юриста. Мэтр выразительно поднял брови — мол, у богатых свои причуды.

— Круто, — сказал Фомин.

— Возьмете копию с собой? — поинтересовался Троицкий.

— Обязательно. Когда наследница может вступить в права владения собственностью?

— По истечении шести месяцев со дня смерти завещателя. В случае подачи еще одного завещания или обнаружения законнорожденных детей Германа доли причитающегося каждому имущества будут определяться судом.

— В случае доказательства вины наследницы в убийстве мужа кому будет принадлежать наследство?

— Ей. Если вы докажете, что она убила из-за наследства, то суд может конфисковать имущество в пользу государства или его смогут наследовать ближайшие родственники, сестра, например. Но вы не докажете, так как она заявит, что убила из ревности, и все останется ей. Она будет сидеть в тюрьме, а наследство ждать ее. Также ее могут выпустить под залог.

— Понятно, — Алексей взял у Михаила завещание, положил в свою папку и встал: — Спасибо, Альберт Эдуардович. Вот постановление прокурора об изъятии копии.

Он передал юристу лист бумаги. Тот взял, посмотрел и положил в свою папку. Оперативники попрощались, сели в машину и поехали в Москву.

Сначала ехали молча, потом начали обмен мнениями.

— Как один человек, гражданин государства, — рассуждал Фомин, — законопослушный член общества, может так разбогатеть? Если реформы в стране длятся уже десять лет, то Герман зарабатывал по пятьдесят миллионов долларов в год. Это почти пять миллионов в месяц! Как можно заработать такие деньги? Как такое может быть у нас в стране, где девяносто процентов населения живут за чертой бедности, не хватает денег на питание, на одежду, на лекарства. В школах нет учебников, в больницах — медикаментов, инструментов для проведения операций. Заводы и фабрики встали от недостатка инвестиций на переоборудование, дома в городах скоро начнут разваливаться — нет денег на ремонт. Авиатранспорт, железные дороги, метро постепенно ветшают, и не избежать техногенных катастроф.