Николай I. Освободитель. Книга 4 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Собственно, рабство было основой их экономики, как в плане производственных сил, так и в плане экспортного товара. Черкесы уже не первое столетие специализировались на поставках в Османскую империю, как добытых в набегах славян, так и собственно своих братьев и сестер. Интересный такой предохранительный клапан, спасающий народ от перенаселения: все лишние рты банально продавались на сторону, и даже родственные связи им при этом совсем не мешали. Ситуации, когда черкес продавал одну из своих жен или кого-то из детей в рабство, были совсем обыденными.

После 1821 года побережье Черного моря с расположенными там крепостями перешло к России, эти места начал патрулировать наш флот, поэтому морской канал переправки рабов практически закрылся. А сухопутный, учитывая наличие на юге грузинских земель, населенных православными христианами, был сложен и опасен.

Набеги на равнину за добычей и рабами — традиционный черкесский промысел — так же пресекались максимально жестко, поэтому оставшиеся без обычных для себя способов заработка горцы переживали не самые лучшие времена. Вот и получалось, что ни встроить их в государственную систему России ни еще как-нибудь решить вопрос миром оказалось просто невозможно.

Исходя из этого появился проект переселения Черкесов в Османскую империю. Насколько я помнил, в моей истории все закончилось именно этим, только лет на пятьдесят позже. Особого смысла ждать полвека и терпеть неприятное соседство я не видел, поэтому ухватился за предложенный кем-то в недрах переселенческой комиссии документ руками и ногами.

— А что вы думаете насчет проблемы черкесов? — Мы с Ермоловым выбрались прокатиться по железной дороге, поскольку последняя сидящего в глуши генерала очень интересовала. Генерал — артиллерист в молодости, а значит человек хорошо умеющий считать — горел идеей сразу после достройки дороги до Москвы продолжить ее на юг к Кавказу, видя в железке своеобразный локомотив, долженствующий потащить экономику края вперед.

— Дайте мне еще десять, — Алексей Петрович задумался на секунду, — нет скорее пятнадцать лет, и про эту проблему все забудут.

Ермолову было присуще определенное самолюбование, которое с другой стороны не отменяло того факта, что и дело он свое знал крепко. А что касается тщеславия, так это даже хорошо, когда знаешь, как мотивировать человека, какую морковку нужно подвесить перед его носом, чтобы он бежал вперед так быстро, насколько это вообще возможно. Хуже нет людей, которым вообще ничего не нужно, совершенно не понятно, как с ними работать. Что же касается Ермолова, то для него у меня в запасе пара сладеньких заманух была припасена.

— Как вы расцениваете проект их организованного переселения на земли Османской империи. Отсюда из Петербурга подобное решение выглядит крайне заманчивым.

— Как утопическое, Николай Павлович, — Ермолов с совершенно детским восторгом смотрел как за окном проносятся традиционные для северной России лесные пейзажи. Казалось, даже перестук колес приводит убеленного сединами генерала в радостное возбуждение. — Во-первых, добром черкесы на это не согласятся, все равно придется принуждать силой оружия. Во-вторых, это будет стоить казне совершенно невообразимых денег, если самим организовывать водный транспорт, османы же, уверен, и вовсе совершить такой библейский подвиг не смогут.

— Вы сравниваете горцев и иудеями? — Удивился я.

— Какая разница с кем, — генерал передернул плечами, — важен масштаб задачи. Ну и в- третьих, очевидно, что на том берегу моря их никто не ждет. В лучшем случае переселенцев предоставят самим себе в худшем — продадут в рабство.

— И что же вы предлагаете, Алексей Петрович? Оставить все как есть.

— Нет, продолжить проводимую последние десять лет весьма успешную политику. Постепенно выдавливать горцев с занимаемых ими земель туда, где они не смогут приносить вред. Вносить разлад в их общество, которое на самом деле далеко не так однородно, как кажется отсюда из столицы.

— Расскажите подробнее, — путь от столицы до Великого Новгорода в сто пятьдесят километров сейчас занимал больше пяти часов. Феерически быстро по местным меркам, и так же феерически медленно по меркам двадцать первого века. За это время мы с Ермоловым успели и пообедать, немного накатить коньячку и теперь развлекали себя разговорами.

— Черкесское общество состоит из целой кучи разных родов со сложной системой подчинения и длящейся веками кровной вражды. Последние годы после перехода береговых крепостей под нашу руку, черкесы стали стремительно беднеть, поскольку прокормить себя при той системе хозяйствования, что сложилась у них исторически, этот народ решительно не способен. Широко распространена практика продажи даже собственных детей в рабство. При этом далеко не всем у них внутри нравится сложившаяся ситуация. Поэтому не редко черкесские парни уходят в казаки, а девушки и вовсе — просто бегут куда глаза глядят.

— И как мы можем это использовать?

— Все старо как мир, ваше императорское высочество, — пожал плечами Ермолов. — разделяй и властвуй. Вносить разор меж родами, поддерживать более слабых против более сильных. Давать возможность недовольным покидать общество, а наиболее агрессивных уничтожать. Впрочем, и переселить часть тоже можно, тех кто захочет и кого османы перевезти захотят за свой кошт.

— Ну да, — согласился я, — баба з возу — кобыле легче.

— Как-как? — Удивился генерал, — ну да, можно и так сказать.

Великий Новгород был поход на разворошенный улей. Все куда-то бежали, работяги тащили доски, катили тачки с землей и песком, туда-сюда сновали телеги, везущие стройматериалы и другие актуальные в городе товары.

Новгородский вокзал пока стоял без крыши, но строители обещали закончить основные работы до конца 1825 года. Дальше останется отделка, но эти работы уже прямому функционированию постройки мешать не должны были.

— Красиво, — Ермолов выйдя на перрон окинул взглядам возведенные стены вокзала, стилизованные под башни и стены кремля. — Вы намеренно в каждом городе строите вокзалы отличающиеся друг от друга, Николай Павлович?

— Ну не в каждом городе, только в больших. А так мы разработали три типовых постройки, отличающиеся только размерами и будем строить их повсеместно для всеобщего удешевления. Осторожно! — Мимо куда-то спеша пронесся, извиняясь на ходу рабочий с тачкой заполненной всяким мусором.

От торжественной встречи мы специально отказались желая посмотреть на стройку, так сказать, изнутри, без прикрас. Впрочем ничего уж очень интересного вокруг не происходило. Стройка выглядела… Как стройка. Огромное количество спешащих куда-то по своим делам людей. Натуральный муравейник да и только.

— После открытия лини сюда перевели северную дирекцию, отчего в городе стразу стало тесно, — пояснил я Ермолову непривычное для этих мест столпотворение. Активно строился мост через Волхов, причем одновременно в двух исполнениях. Временном — из деревянных ферм уложенных друг на друга — и основном — каменном. Второй правда еще находился в совсем зачаточном состоянии.

— А сколько всего на строке занято душ?

— Чуть больше семидесяти тысяч, — не смотря на все мои усилия полного порядка в деле учета рабочих достичь так и не удалось. Слишком уж были большие масштабы стройки. — Большая часть занята на земляных работах. Мы насыпь сразу под два пути делаем, а рельсы пока только в один укладываем.

— А что так?

— Не успеваем выкатывать, — я скривился. Надо было потихоньку начинать разрабатывать Донецко-Криворожский металлургический район, но браться за это дело было страшно. Я для себя решил, что сначала нужно прокинуть туда железную дорогу, а потом уже начинать строить заводы. — Уральские сталеплавильни работают на полную, но все равно не справляются.

— А куда дальше, после Москвы пойдет путь?

— У себя в Кизляре хотите железку увидеть?

— Было бы не плохо, — не стал скромничать Ермолов. — А лучше сразу до Баку планировать, дабы вопрос переброски полков к персидской границе вообще отпал раз и навсегда…