Красивые души - Масахико Симада

Каору с опаской следил за лицом Андзю: что она задумала? Как будто хотела сказать: войдя в семью императора, сможешь насладиться спокойной любовью. Фудзико, то ли разгадав тайный замысел Андзю, то ли желая тонко увести разговор в сторону, с улыбкой спросила:

– Значит, та хочешь возродить в наше время «Повесть о Гэндзи»?

Молодые женщины обменялись понимающими взглядами, а Каору почувствовал себя абсолютно лишним. Вне всяких сомнений, они мечтали о таком мире, где все мужчины: и отец, и наследный принц, и младший брат, и любимый – действовали бы по их указке.

– Я думаю, Фудзико, многие женщины встанут на твою сторону, – сказала Андзю, пытаясь вступить с Фудзико в какой-то странный преступный сговор. Но Каору, не медля, добавил:

– А я всегда на стороне Фудзико. Даже если это идет вразрез с интересами государства или семьи.

– Да, да, – высокомерно обронила Андзю. – Но мы не в силах предугадать, чего желает императорский дом. Прости, я наговорила лишнего. Давайте оставим эту тему, – сказала она, и на этом разговор о замужестве Фудзико был закончен.

Фудзико объявила о том, что скоро уезжает в длительную командировку в Нью-Йорк. Она пришла к ним в гости, чтобы сообщить об этом.

– Каору опять будет грустить. Никак вам не удается побыть вместе подольше, – сказала Андзю и посмотрела на Каору. Но он не показал огорчения, а коротко бросил:

– Даже если твоя поездка в Нью-Йорк устроилась случайно, тебе самое время уехать из Японии.

– Да, вряд ли кто-то станет преследовать меня и в Нью-Йорке, – сказала Фудзико и улыбнулась, а Каору ухмыльнулся ей в ответ:

– Как знать…

Андзю догадалась: Каору поедет за Фудзико в Нью-Йорк. Если ему захочется, он легко сможет дать концерт в Нью-Йорке. У него были веские причины отправиться туда. Если Фудзико убежит из Японии, где власть соперника Каору неоспорима и вездесуща, в Нью-Йорк, у Каору появится небольшое преимущество: ведь он свободен в своих передвижениях. В любом случае Америка – место, где Каору может серьезно заниматься музыкой и видеться с Фудзико. А до тех пор, пока она не будет там, Каору хотелось запереть под замок ее мятущееся сердце.

Андзю догадалась, что, объявив о своей командировке, Фудзико хотела бы остаться наедине с Каору, и она отправила их в сад. Интересно, о чем они договорились?

Андзю знала: заглянуть в сердце Фудзико – задачка не из легких. Пока Фудзико не поставила себя перед выбором: Хидэномия или Каору. Она твердо решила продолжать работу в ООН. Любовь Хидэномии только началась, а любовь Каору пока не созрела в сознании Фудзико. Эти двое, если не встретятся, никогда и не задумаются о существовании друг друга. Один из них – будущий император, другой – певец с голосом неземной женщины. Они слишком далеки друг от друга, и у них нет причин для соперничества или ревности.

Услышав о том, что Хидэномия неравнодушен к Фудзико, Каору не поверил своим ушам. До сих пор у Каору не было соперников. В этом смысле его любовь существовала в тепличных условиях. Хотя и с опозданием, Каору понял, что одной страсти мало, чтобы добиться успеха в любви.

Андзю делала вид, что оберегает любовь Каору, но втайне она надеялась, что Фудзико станет принцессой Киёхито. Это не важно, что у обоих до свадьбы был кто-то, к кому они испытывали нежные чувства. у него – американская актриса, у нее – японский контртенор. Андзю представила себе идеальный сценарий. Задолго до встречи с принцем Киёхито Фудзико и Каору общались как брат с сестрой. Голос Каору затронул чувства Фудзико, и она стала испытывать к нему симпатию, но ее симпатия не развилась в любовь.

4.6

Фудзико окинула взглядом сад семьи Токива и сказала, погрузившись в воспоминания:

– Помнишь, здесь устраивали праздник любования сакурой?

– Ты пришла посмотреть моих рыбок. И тогда я понял, что никогда не перестану любить тебя.

Фудзико затылком чувствовала взгляд Каору, она оглянулась, будто ей стало щекотно, и улыбнулась:

– Благодаря тебе и радость и грусть распустились пышным цветом.

Каору взял Фудзико за руку и повел к флигелю в глубине сада.

– Как много орхидей! Ты, наверное, часто сидишь в саду и любуешься ими.

Действительно, орхидеи дразнили его чувства, порождали разнообразные фантазии. Существовал целый язык цветов, и, несомненно, цветы и человеческие чувства были связаны особенной связью. Украшавшие сад и комнаты орхидеи напоминали о желаниях Каору, стремившегося к Фудзико. Но как ни красива орхидея, через пятнадцать минут на нее уже и смотреть не хочется. Если любимая подобна орхидее, то, наверное, мысли желавшего Фудзико Каору усиливались расстоянием, разделявшим их.

От шеи Фудзико исходил легкий аромат, и Каору, не удержавшись, коснулся ее волос. За пределами сада не было уголка, где бы они могли посмотреть друг на друга и поговорить. Получалось, только этот маленький сад с буйно цветущими орхидеями давал им свободу. Как бы ему хотелось запереть Фудзико в этом доме! Каору опять овладевали невыполнимые фантазии.

Заметив движение в просвете между белыми орхидеями, Фудзико остановилась. Они и не обратили внимания на Амико, которая подрезала орхидеи в саду.

– Здравствуйте. Мы давно с вами не виделись. Я Фудзико Асакава.

– Добро пожаловать, – ответила Амико и подошла, не снимая белого халата.

– У вас замечательный сад. Неужели вы все сделали своими руками?

В ответ на ее вопрос Амико сказала, глядя вдаль:

– Правда, красивый? Но орхидеи красивы сами по себе, а не для кого-то. В этом и есть смысл. Я сейчас их пересаживаю, на, возьми.

Фудзико не знала, что Амико превратила себя в пленницу сада орхидей.

Каору сидел в кресле рядом с Фудзико во флигеле, ему хотелось проверить, не произошло ли что-нибудь в ее сердце за эти две недели. Он посмотрел ей в лицо и нежно прикоснулся губами к ее губам. Но Фудзико отвернулась, уклоняясь от поцелуя, и ему ничего не оставалось делать, как поцеловать ее в щеку – по-дружески. Фудзико убрала руку Каору, обнимающую ее шею, перевела дыхание и сказала:

– Перестань. Только тяжелее будет.

– Почему? Ведь потом у нас останется еще меньше возможностей побыть наедине.

Фудзико встала, выпрямилась, подчеркнуто ровно села на колени и сказала коротко:

– Я боюсь.

Ее слова огорошили Каору, он замер в недоумении. Фудзико боится его?

– Почему? Мы знаем друг друга с детства.

– Твоя власть над моими чувствами становится все сильнее.

– А что в этом плохого? Ты когда-нибудь считала, сколько раз мы с тобой встречались? Впервые мы с тобой увиделись в парке, когда играли в мяч. Потом на любовании сакурой. Затем…

– Ты пробрался ко мне в комнату.

– И как мне это удалось! Сейчас эта история кажется мне выдумкой. Потом мы несколько лет не виделись, только доверяли свои слова почте. И в Америке мы встречались всего два раза. Потом ты вернулась, мы несколько раз случайно сталкивались, и, наконец, после концерта мне удалось рассказать тебе, что я чувствую. Да на пальцах рук можно пересчитать, сколько раз мы с тобой виделись. Прямо как Ткачиха и Пастух.[12] А теперь ты опять уезжаешь в Нью-Йорк. Я хочу достичь еще большей власти над твоими чувствами. Ты, наверное, и не догадываешься, что почти все мои радости и переживания связаны с тобой. Я хочу украсть тебя и увезти в такое место, где нет ни Хидэномии, ни императорского двора. По ночам я строю планы твоего похищения.

– Чего ты ждешь от меня?

Каору запнулся, ошеломленный холодностью Фудзико. Чего он ждет?… Да он превратился в комок ожиданий. Но они были такие смутные, что не разгадаешь. Каору поднимался по лестнице любви: одна ступенька, другая – наслаждаясь тем, что Фудзико его любит. Конечно, он надеялся, что их любовь станет еще сильнее. Но будущее представлялось туманным. Сейчас ему хотелось одного: продлить хотя бы еще немного мгновения близости с Фудзико. Вот чего он ждал. А может, Фудзико хотела отнять у Каору надежду на это? Каору осторожно спросил:

– А что, мне не стоит ничего ждать? Ты хочешь забыть, что было той ночью?

– Нет, я не могу. Той ночью я поняла, к чему стремится моя душа. Это и вызывает во мне страх.

– Чего ты боишься?

– Я боюсь чувств, которые не поддаются моему контролю. В ту ночь, когда я готова была принять тебя, я почувствовала: обратного хода не будет. Я стала подлинной собой – той, к которой бессознательно стремилась. Если я полюблю тебя, то не смогу сдержать свои чувства.

– А не лучше ли честно следовать им? Чувства не врут. Чему тогда верить, если не чувствам? Перед лицом любви логика бессильна.

Каору взял сидящую на коленях Фудзико за руку поднял ее и, обняв за плечи, повел вглубь флигеля. Там стояла фотография бабушки, которая когда-то жила здесь. Перед смертью бабушка стала честна и откровенна в своих чувствах. На фотографии в черной рамке она улыбалась, щурясь от яркого света. Да, перед самой смертью бабушка сказала Каору: «Life is short…»[13] Несомненно, бабушка часто об этом думала, только ничего уже нельзя было вернуть. А сейчас нужно объяснить это Фудзико, чтобы она поняла: раскаивается тот, кто боится раскаяться.