Клеточник, или Охота на еврея - Григорий Самуилович Симанович

расчетливость отличали этого симпатичного молодого мужчину с веселыми карими глазами.

Он шел на прямое нарушение приказа. Слава Богу, в управлении к нему относились хорошо. Везде были свои ребята.

Передав труп в морг под расписку, Вадик ринулся в лабораторию.

Оксана Львовна выполнила свою работу как никогда быстро. Происшествие с Тополянским, к которому питала нежные ностальгические чувства, явно ее подстегнуло. Вадик взял дубликат флэшки с оцифрованным отпечатком, поблагодарил и помчался в компьютерный центр на третий этаж.

«Оксана пошла на служебный проступок. Но, в конце концов, она сделала свой выбор. Повезло, информацию об отстранении Вадика от этого дела до нее, судя по беглому разговору, не довели — хоть какая отмазка».

Компьютер отпечатки не идентифицировал. Все, кранты. У Вадика было такое выражение лица, что проводивший процедуру поиска Миша Поленов, спец из электронного архива и хороший приятель Жирафа, озабоченно спросил, не желает ли господин нюхнуть нашатыря или глотнуть чего-нибудь крепенького. Вадик убито молчал. Потом немного встряхнулся, было видно по глазам, что ищет «соломинку».

— Погоди, Мишаня, а если в резервную базу глянуть, в дубликатную, которая на всякий пожарный…

— Смысл? И потом общая-то не дублируется. У нас, во всяком случае, копии нет. Страховка, знаешь ли. Шифры такие, что мама не горюй. У ФКБ есть точно. Региональная есть, по тем, кто именно в столице или области попался, но здесь не проживал. Но это чистый дубль, Вадя, к нам и к ним пополнение или обновление идет автоматом, уж поверь мне.

— А доступ?

— Я не полезу, прости. Сходи к Турецкому. Ты с ним как?

— Никак.

— Ладно, я позвоню.

Последний шанс. По Мишкиному звонку Вадик уже через 30 минут сидел рядом с Сергеем Павловичем Турецким, полным, излучавшим добродушие капитаном, ведавшим электронным архивом в Управлении по связям с региональными органами. К нему еще тоже, Вадику на удачу, не приходил приказ посылать Мариничева куда подальше.

Есть! Попался! Из центрального архива досье удалили, а из этого… не успели? Или промашка вышла? Прокололись ребята. И на том спасибо!

Компьютер выдал такое, от чего у Жирафа чуть крыша не съехала. Супошин Анатолий Иванович, 60-го года рождения, кликуха Блондин, что не удивительно. Бывший боец спецназа ГРУ. Взят в Москве в 1999-ом с поличным на огневой позиции на крыше, где поджидал солидного криминального авторитета. Винтовку с оптическим прицелом перенаправил на оперативного сотрудника милиции. Но не успел — того страховал коллега. Был тяжело ранен и арестован. «Надо же, — отметил про себя Мариничев, — ему уже не фартило примерно по той же схеме. Правда, на этот раз — по-крупному». Осужден по статьям совокупно на шесть лет. Сидел под Красноярском, строгий режим. Бежал через год. С ним еще двое.

Бес Александр Львович, кличка — она же фамилия, на два года младше, уголовник с тремя ходками, начинал милиционером в городе Видное Московской области, окончил курс спецподготовки, воевал в Чечне, взяли в Питере, уже на гражданке — за ограбление, потом дважды в Москве за тяжкие телесные. Тянул десятку недолго. Бежал.

Шулепин Альберт Никодимович, 42 года от роду, статья 159-я мошенничество, подделка документов — по ней сидел второй раз, срок пять лет, отбыл два. По профессии часовой мастер, жил и работал в Москве. Бежал.

Их не нашли. Как они смогли пройти тайгу и затеряться в Сибири — этого в компьютерном досье не сыскать. Но странно, очень странно.

Ладно, теперь фото Блондина. Турецкий щелкнул мышкой, и они оба застыли в онемении, уставясь на экран дисплея. Оттуда на них грозно взирал… Феликс Эдмундович Дзержинский. «Железный Феликс». Легендарный председатель ВЧК, гроза контрреволюционеров, лучший друг беспризорников, большой гуманист и безжалостный палач.

Как только оба вышли из оцепенения, капитан Турецкий дрожащими от волнения пальцами повторил вызов файла, сопроводив сие бессмысленное действие вполне уместным возгласом «Сгинь, нечистая!»

Когда верный соратник Ленина вновь объявился вместо Блондина, реакция сыщиков оказалась прямо противоположной. Капитан воззрился на Вадика округлившимися полубезумными глазами, а Жираф… расплылся в улыбке и вдруг захохотал в голос, сгибаясь и разгибаясь, как бывает, когда от смеха сводит живот. Постепенно и Турецкий расслабился, заразился и тоже стал смеяться, но, в отличие от коллеги, отчетливо пробивались истерические нотки. Фото двоих оставшихся беглецов оказались идентичны предыдущему: через тайгу ушли сразу три «железных Феликса».

Отсмеявшись, Жираф сказал: «Сергей Павлович, я не готов ничего объяснять вам, некогда мне, да и, честно говоря, я могу только догадываться о причинах этой, скажем так, путаницы. Но одно знаю твердо: вы ни в чем не виноваты. Предотвратить вы не могли. Хулиганы, которые влезли в базу, способны взломать любые сайты. На раз! Я вас уверяю, они превосходят по квалификации самых продвинутых. Однако даю вам слово — никому не скажу. Могила. Советую не поднимать шума, забыть об этом досье и продолжать вашу многотрудную компьютерную службу на благо родного ведомства. Спасибо огромное!»

Вадик вышел, оставив капитана сидеть у дисплея с жалкой улыбкой человека, обретшего безумие как избавление от кошмарной реальности.

Глава 5

Догадка на грани безумия

На следующий день Вадик с утра заскочил в больницу к шефу. Удостоверение помогло проникнуть в кабинет к заведующему хирургическим отделением. Хмурый и немногословный, как многие представители этой отрасли медицины, Валерий Ильич Буранский бесстрастно выдавил из себя информацию суховато-полу научную, но, как понял посетитель, утешительную: перелом хоть и нестабильный, но смещение некритичное, вправил, сейчас филадельфийский воротник и фиксация тела, жить будет точно, пока лежать. И добавил: «Такое впечатление, что ему башку крутили, но недокрутили, словно сил не хватило или торопились. Ну и слава богу! Еще бы чуть-чуть…» Больше ничего не сказал, извинился: «Операция».

Вадик договорился с лечащим врачом, чтобы тот дал знать, как только больной придет в себя и сможет говорить. Тот быстрее, чем через сутки, велел не соваться. В этом госпитале спорить было бесполезно, и Жираф уехал в управление. Он заперся в своем малогабаритном,