Вокруг Солнца - Жорж Ле Фор

— Это и есть твой Аа? — спросил инженера Фламмарион.

— Он самый.

— А что это за помещение?

— Это вокзал здешней пневматической дороги. Мы теперь глубоко под землей, но сейчас выберемся на поверхность.

Аа пошел вперед, путники отправились вслед за ним в одно из отверстий вокзала и здесь сели на подъемную машину, которая в несколько мгновений доставила их на поверхность.

День только что начинался, и первые лучи солнца золотили обширную поверхность моря, расстилавшегося перед ними. У самого берега стояло судно странной формы, напоминавшее собой венецианскую гондолу.

— Что же, мы сейчас опять в путь? — спросил Сломку Фаренгейт.

— Да… а что?

— Мы не спали всю ночь, и отдохнуть под утро не мешает.

— Вы прекрасно уснете в каюте.

Все пересели на судно, всецело предоставленное в распоряжение жителей Земли, и расположились по каютам на отдых.

Глава XXX

ГОРОД СВЕТА

— Вставайте, вставайте живее! — вбежал Сломка в каюту, где его спутники покоились глубоким сном.

— Мы приехали, Вячеслав? — сонным голосом спросил Гонтран.

Но инженер вместо ответа лишь махнул рукой и поспешно выбежал на палубу. Через несколько минут туда же вышли и другие путешественники.

Они увидели, что их судно неподвижно стоит у берега широкой реки, перерезанной поперек высокой плотиной с громадными решетчатыми воротами. Составлявшие экипаж судна крылатые люди толпились около своего капитана и о чем-то оживленно разговаривали. Их лица были взволнованны, видимо, речь шла о чем-то важном.

— Сэр Сломка! — крикнул американец, увидев в толпе жителей Марса своего спутника. — Скажите, что это за река?

— Какая река?

— А вот, где мы стоим.

— Да разве это река? Это канал!

— Канал?! Вы шутите, тут с одного берега едва виден другой!

— А вы думали, что больше того канала, который ваши соотечественники устроили на Панамском перешейке не найдется во всем свете? Глубоко ошибаетесь: на Марсе есть каналы в пять тысяч километров длиной, заметные даже с Земли.

— Но почему же мы остановились и не идем далее? Разве мы приехали в город Света? — спросил приятеля Фламмарион.

— Нет, но идти дальше нельзя: канал заперт.

— По какому случаю?

— В ремонте.

— Что же нам теперь делать?

— Высадиться на берег и продолжать свой путь в столицу Марса.

— Пешком? — испуганно спросил Фаренгейт.

— Ну, зачем пешком, — улыбнулся инженер. — Я полагаю, Аа придумает для нас какой-нибудь другой способ передвижения.

С этими словами Сломка указал на Аа, разговаривавшего на берегу с каким-то жителем Марса; его покрытые золотыми украшениями крылья свидетельствовали, что он из начальников. Переговорив с ним, проводник подлетел к путешественникам и обратился к Сломке с несколькими односложными словами.

— Наш экипаж будет готов через час, — передал тот своим спутникам.

Путешественники стали рассматривать окружающий пейзаж. Он резко отличался от пейзажа Земли: вместо зеленого цвета здесь все деревья, кустарники, травы были окрашены в красный цвет различных оттенков, начиная с оранжевого и заканчивая алым.

«Так вот отчего Марс кажется нам красноватым!» — подумал Гонтран.

Над головами путешественников показался аэроплан и стал медленно опускаться вниз.

— Ну, вот и наш экипаж подан! — заметил Сломка.

Компания заняла места на сиденьях, лопасти винтов быстро завертелись, а аппарат понесся в воздухе с быстротой птицы.

Целый день продолжалось воздушное путешествие. Путешественники имели полную возможность изучить всю сеть каналов Марса, пока, наконец, наступившая ночь не окутала поверхность планеты густым мраком. Через два часа после заката Солнца путники увидели вдали массу огоньков, сливавшуюся в целое зарево.

— Город Света, — заявил Аа, указывая на огоньки.

Первым делом путники по приезде в город Света легли спать и проспали почти до половины следующего дня. Смертельно утомленные, они не поинтересовались даже узнать, что за помещение отведено им для ночлега. На другой день Михаил Васильевич, проснувшись, увидел себя в огромном круглом зале со стеклянным куполом, под которым был установлен гигантский телескоп.

— Это обсерватория? Мы в обсерватории?! — воскликнул он, подбегая к окуляру трубы.

Сломка, вставший раньше профессора и давно уже о чем-то оживленно разговаривавший с Аа, поспешил перевести ему вопросы ученого.

— Да, Михаил Васильевич, вы не ошиблись, — проговорил он, — сейчас Аа представит вам и директора этого учреждения.

Инженер не успел закончить своих слов, как откуда-то сверху, размахивая крыльями, слетел почтенного вида старичок; остановившись на невысокой колонне, заменявшей собою ораторскую кафедру, он несколько минут с любопытством смотрел на своего земного товарища, потом обратился к ученому с оживленной речью.

— Что это он говорит? — спросил профессор, не понимая ни слова.

— Он говорит, что вся обсерватория в вашем распоряжении.

Окончив речь и выслушав благодарность профессора, переданную Сломкой, старичок взмахнул крыльями и улетел.

— Гонтран, идите-ка сюда! — крикнул Михаил Васильевич. — Будем наблюдать вместе!

Гонтран скорчил недовольную гримасу, предчувствуя неизбежный экзамен.

— А что же мы будем наблюдать? — отозвался он, не трогаясь с места.

— Малые планеты. В этот гигантский телескоп мы наверно будем превосходно различать их.

Гонтран беспомощно взглянул на своего друга, опять углубившегося в беседу с Аа.

— Малые планеты… — прошептал он. — Я даже не знаю, что это за планеты!

— Папочка, да как же ты увидишь их, когда теперь полдень, и весь небосклон тонет в лучах Солнца? — выручила Елена Фламмариона.

Михаил Васильевич ударил себя по лбу.

— И в самом, деле!.. Я, право, схожу с ума! Нечего делать, придется подождать вечера.

Профессор принялся рассматривать астрономические инструменты, расставленные вдоль стен залы, а Гонтран бросился к своему приятелю.

— Вячеслав, расскажи мне, что это за малые планеты? — умоляюще произнес он.

— Малые планеты? Это астероиды, — отвечал инженер, внимательно слушавший в этот момент рассказ Аа.

— Астероиды! Этого мало, — проговорил Фламмарион. — Ты расскажи о них подробнее: Осипов опять собирается меня экзаменовать.

Но неумолимый Сломка удовлетворил ученую любознательность своего друга, только окончив беседу с Аа.

— Ну, теперь я весь к твоим услугам. Ты хочешь знать о малых планетах? Изволь.

Инженер вытащил из кармана свою записную книжку и быстро набросал ряд цифр.

— Видишь? — спросил он, показывая цифры своему собеседнику.

— Вижу: 0, 3, 6, 12, 24, 48, 96. Но что это значит?

— Я хочу показать тебе маленький фокус из области астрономии. Прибавь к каждому члену этой прогрессии по 4. Что будет?

— Конечно, 4, 7, 10,16, 28, 52,100.

— Ну вот: эти цифры определяют сравнительное положение планет относительно Солнца. Как известно, если мы примем среднее расстояние Меркурия от центрального светила за 3, 9, то расстояние Венеры будет равняться 7, 2, Земли — 10, Марса — 15, Юпитера — 52, Сатурна — 95. Ты не замечаешь ничего в этой последней серии чисел? Она очень близко подходит к первому ряду.

— Близко, но не совсем. В чем же разница?

— Числу 28 не соответствует никакая планета.

— Прелестно.

Еще Кеплер заметил этот пробел, а потом Тициус и Боде. Но прежде я скажу тебе, что когда Гершель открыл в 1781 году Уран, то оказалось, что расстояние этой планеты равняется, в принятых мною единицах, 196: новое доказательство закона Кеплера.

— Все это очень занимательно, — прервал приятеля Гонтран, — но астероиды?

— Погоди, сейчас дойдем и до них. Когда упомянутый мною пробел был замечен астрономами, последние решили, что между Марсом и Юпитером должна находиться планета, которой раньше люди почему-то не замечали. Чтобы найти таинственную незнакомку, двадцать четыре астронома составили союз.

— И что они открыли?

— Ничего они не открыли, а совершенно случайно Пиацци в Палермо, наблюдая созвездие Быка, открыл в данном поясе межпланетного пространства небольшую планету, которую он окрестил Церерой. За Церерой открыта была Паллада, потом Юнона, Веста, Астрея и так далее, потом и всех греческих богинь не хватило, чтобы давать имена новым астероидам.

— Сколько же их открыто?

— Теперь, кажется, 230 с чем-то, но каждый год открывают еще и еще. Некоторые астрономы сделали открытие новых астероидов своею профессией. Так, Пализа открыл их больше сорока, американец Петере — 34, Анри и Гольдшмидт — 14. Наибольшие из этих планеток не превышают 500 километров в диаметре и кажутся земным астрономам звездами одиннадцатой величины. Даже будучи взяты все вместе, они по объему не больше трети земного шара.