Чистые струи - Виктор Пожидаев

Он вспомнил, как ревновал ее когда-то, и стало нестерпимо стыдно. Таких ли ревнуют! Неужели он такой уж залежалый лапоть, что опустился до подобного позора?!

Он не хотел больше думать о ней, но это от него не зависело…

Ей было тогда семнадцать, а его провожали в армию. Завтрашний солдат, уже третий день отчаянно веселый и самостоятельно обрившийся, опоздал на последний сеанс и стал стучать в закрытые двери клуба. Устав от этого бесполезного занятия, он присел на ступеньках и безмятежно уснул.

Разбудила наглая собачонка, беззастенчиво слизывающая веснушки с его неодухотворенного лица. Надюха держала в руках поводок и смеялась.

— Убери свою гадину! — взбурлил он от гнева.

— Чего злишься! Не укусила же… А ты не спи где не надо. Иди домой. Нет, правда, проводи меня — чего зря сидеть!

За дорогу они и трех слов не сказали друг другу. Собачка путалась под ногами, и Петя едва сдерживался, чтобы не пнуть ее.

— Какой-то ты непонятный! — вздохнула Надюха. — Живем рядом, а будто чужой…

Прижав ее к себе, он почувствовал встречную податливость мягкого горячего тела. Что-то шальное и воровское было в их быстрых поцелуях. Она стала задыхаться и, словно засыпая, тяжело оседала у него на руках.

Опомнился он к рассвету, испугался и стал ее тормошить. В летней кухоньке было сыровато и мрачно. На печке громоздились ведра и тазы, в которых готовили свиньям. На диване, ставшем свидетелем их легкомысленного поступка, валялось приготовленное к стирке белье.

— Не уходи!.. — сонно пробормотала она и сладко потянулась — большой недоразвитый ребенок… Он, расплачиваясь подступившим страхом, продолжал трясти ее. — Не бойся! — сказала она, одеваясь. — Никто не видел…

А он совсем раскис. Радость, накопившаяся в нем в связи с ожиданием начала службы, превратилась в кучку сырой золы.

Потом он получал письма — неглупые послания ждущей девушки. Долго не отвечал: не знал, для чего это нужно, не знал, что писать ей, что обещать… Потом как-то понял, что она действительно любит его, и то, что произошло с ними той ночью, произошло только от избытка этой бесхитростной любви.

Весь его десятидневный отпуск они провели вместе и робко строили планы будущей совместной жизни.

Пышной свадьбы не было. Посидели вечер всей многочисленной родней, пытаясь повеселиться, и началась их новая, простая и спокойная жизнь.

…А ревновать он ее начал все-таки не с потолка. Однажды, измученный дневным воскресным сном, Петя проснулся в испарине.

— Надюха, я сейчас душил тебя!..

— Значит, любишь! — зевнула она и свесила ноги с кровати.

— Нет, послушай! Будто прихожу с работы, а ты тут… целуешься…

— Сбесился! — хмыкнула Надюха. — Взбрело же… Я до тебя почти не целовалась, а уж теперь…

Почти! А ведь он думал…

Не сразу, но все же растормошил ее на признание. Был у нее художник из Хабаровска. Приезжал клуб оформлять. Как у них все было, чем кончилось — умолчала Надюха, заставив его мучиться в догадках. Но затянулась постепенно рана внутри. Засохла.

И вот теперь, вспоминая это, только это, Петя скрипел зубами. Он думал, что зря отравил жившую в нем безобидную ласковую мышку.

Потом Петя блаженствовал на раскаленном песке. Раскопав, вжимался в него, чувствуя непередаваемую сладость во всем теле. Это было так странно… Петя поймал себя на том, что провожает взглядами к воде всех красивых девушек и женщин.

А потом он встречал их, выходящих из воды, и тосковал. Он тосковал по светлому, легкому, вечернему и таинственному, как в кино…

7

Это был очень хороший ресторан, и на какое-то время Петя растерялся. Он глазел на колонны, холодильники, полированные шкафы, еще на что-то, что, вероятно, необходимо для обслуживания посетителей на должном уровне. Заграничный автомат щедро плескался заграничной музыкой, мужчины потягивали светлые, пузырящиеся газом напитки и улыбались женщинам. Официанты собрались за столиком в дальнем углу и что-то горячо обсуждали.

Петя двинулся на штурм почти пустого зала. Он тыкался от стола к столу, но везде торчали таблички: «Занято». И это тоже убивало в нем последнюю решимость.

— Пройдите на правую половину! — крикнули ему из оживленного рабочего угла. Петя послушно перешел и сел за самый последний столик, чтобы было поближе к выходу. Не дай бог, кто еще подсядет — это же выйдет мука: не так вилку взял, не так ложку…

«Отошью! — решил вдруг. — Вон сколько мест, пусть не наглеют».

Он увидел, что к нему направляется официант, и почувствовал в руках слабенькую дрожь. Но тут что-то сработало в нем, какой-то, неподозреваемый даже, внутренний механизм, настроенный, видимо, тонким мастером Мишей Лесковым: Петя откинулся на спинку кожаного стула, забросил ногу за ногу и вынул из кармана помятую сигарету.

Официант был молоденький, приветливый и довольно симпатичный — сразу видно, что человек на своем месте.

— Пиво есть! — доверительно обрадовал он Петю. — Бутылочку, две?

— Две, пожалуй… — согласился Петя. И как-то сразу догадался, что официант все знает о нем, немного жалеет и старается не обидеть… — А коньячку?

Граммов триста? — Петя робко закрывал свои карты.

— Триста! — кивнул парнишка. — Закуску я вам сам подберу.

И ушел, не оставив Пете уже никаких сомнений по поводу своей проницательности.

И пиво, и коньяк, и большое блюдо, где было много мяса, сала, сыра, еще чего-то — яиц, что ли? — все это почти мгновенно возникло перед Петиным носом. Петя внутренне махнул рукой и стал вплотную знакомиться со всей этой красотой.

Зал быстро наполнялся, исчезали строгие таблички «Занято», вместо них появлялись бутылки и приборы. Петя заерзал, обдумывая, каким бы образом отстоять свой уголок от посягательства наплывающей толпы. Потом решил, что это бесполезная затея, и стал спешить, наливая коньяк в фужер и подхватывая с тарелки все подряд.

За этим занятием его и застали.

— Не возражаете против хорошей компании? — чуть улыбался глазами этот молодой, да ранний. Он как-то по-братски придерживал под руки двух прекрасных женщин.

Петя слегка дернулся, чуть не ляпнул: «Возражаю!», но вовремя спохватился и сделал ласковое лицо. Нахлынувшее опьянение позволило ему уже без тени смущения приглядеться к соседкам. Он сразу их полюбил! А официант не уходил, смотрел вопросительно. Наконец-то Петя догадался, в чем дело, и кивнул на графинчик.

…Невысокая, чуть полноватая, но стройная. Голубенькая полупрозрачная кофточка, чулки, что ли? Нет, так загорела… Светлая, удлиненная и немного расклешенная юбка. Понятно, вкус! Не шлеп, топ-топ…

Петю немного огорчили ее красновато-фиолетовые волосы: он любил все естественное и даже иногда запрещал Надюхе красить губы. Она вздыхала и рылась в сумочке.

— Что вы разглядываете меня, о господи! — рассердилась, но совсем не смутила Петю. — Спички забыла… Ну хватит таращить глаза, подайте лучше спички!

— Зина, здесь не курят…

…Повыше, но не настолько, чтобы казаться высокой. Посуше, но не настолько, чтобы казаться худой. Петя понял, что она очень нежная и воспитанная — этого не утаишь. Глаза у нее богатые: большие, серые и влажные — глаза образованной женщины.

Петя протянул коробок:

— Курите! Все ведь курят.

Действительно, над столиками стоял перламутровый ароматный дым, заворачиваемый лопастями подвесных вентиляторов в гигантские невесомые улитки.

— Что же вы больше на меня не смотрите? — услышал Петя.

— Сердитая вы! — грустно пошутил он.

— Я больше не буду сердиться. Правда, Лена? Скажи ему, что он зря обижается. На женщин обижаться… Так почему вы больше не смотрите на меня? — Намекает на что-то… И Петя понял — на что, но не сконфузился, повел себя мужчиной.

— Ваша подруга виновата! — сказал он, приняв удобную и независимую позу.

— В чем же она виновата?

— В том, что пленила меня.

Лена посмотрела на него испуганно и удивленно. Потом лицо ее просветлело, потом налилось краской.

— Вы моряк? — пристально посмотрела Зина. Петя, молча улыбаясь, постучал пальцами по столу, но тут же сунул руку в карман. В голове все перепуталось. — Моряк! — убежденно сказала Зина. — Вон в глазах так и пляшут девятые валы. Как ваш корабль называется?

— «Излучье», — усмехнулся Петя. — Еще вопросы будут?

Он ни на что еще не надеялся, даже не догадался, что нужно надеяться, но только ощутил вдруг, что рядом появился Миша Лесков и выручает его, подталкивая свои складные слова. Петя даже оглянулся, словно и впрямь ожидал увидеть Лескова за спиной.

— «Излучье»? — спросила Зина. — Это что — танкер, сухогруз?

— Это РП! — Петя немного заволновался, предчувствуя скорую развязку, но и не боясь ее.

— РП? А что это такое? — заинтересовалась Зина, стряхивая на салфетку пепел.