Последний Исход - Вера Петрук

— Променяешь солукрай на их жизни?

— Не нужно поспешных выводов. Я никогда не хотел, чтобы Подобный узнал тайны солукрая. Многие мечтают о том, чтобы владеть тем знанием, которым одарил тебя Санагор. И я не верю в твое молчание. Возможно, ты сумел бы выстоять под пытками Азатхана, но против Подобного у тебя нет шансов. Поэтому, когда я узнал, кто ты, то подумал, что лучше всего тебя убить.

— А разве тебе самому не хотелось узнать солукрай? — ехидно спросил Регарди, начиная уставать от затянувшегося разговора.

— Никогда, — решительно покачал головой Бертран. — Это ноша, которая досталась Санагору, и которую он должен был передать другому серкету после смерти. Я просил его вернуться в Пустошь и выбрать васс`хана, который хранил бы эту тайну в себе до тех пор, пока не настала очередь передавать ее следующему хранителю. А так как лучший способ спрятать тайну — оставить ее на виду, то мы обучили ложному солукраю учеников некоторых боевых школ, которые распространили его по всему миру. Так было всегда, до тех пор пока иман не решил сделать из тебя орудие мести за утраченную веру. Солукрай — не подарок, а проклятие. Когда-нибудь ты поймешь это.

— Не думаю, что этот счастливый момент наступит, — произнес Арлинг. — Ты сам сказал, что лучше всего убить меня. Чего ты ждешь?

— Не торопи смерть, халруджи. Она сама найдет тебя, если ты не пройдешь Испытание.

Арлинг хотел сказать ему, что он уже не халруджи, когда до него дошел смысл сказанного.

— Испытание? — переспросил Регарди, не понимая, куда клонит Бертран.

— Сначала я действительно хотел убить тебя, но когда Азатхан сказал, что ты ученик Санагора, то понял, что Нехебкай дал мне второй шанс. Я мог бы даже отпустить тебя, но Подобный станет охотиться за тобой, потому что Азатхан продал ему свои глаза. Поэтому я поступлю иначе. Ты станешь серкетом, Арлинг. Иман не успел закончить твое обучение, и в этом отчасти виноваты мы, заманив тебя на Бои Салаграна. Будем считать, что настал час расплаты. Я не буду больше преследовать Санагора или мешать ему. Пусть убивает себя в войне с Подобным. Ты — его жертва мне, и я ценю это. И хотя я не уверен, что ты сумеешь пройти Испытание Смертью, все же надеюсь, что солукрай поможет тебе. А когда это случится, серкеты покинут Пустошь Кербала и отправятся в Гургаранские горы. Там начнется твоя новая жизнь. Со временем ты выберешь васс`хана и передашь ему солукрай. Традиция не должна прерываться.

— Я никогда не стану серкетом! — яростно прошептал Арлинг.

— После Испытания все будет иначе, — почти ласково произнес Бертран. — И твои мысли, и твои желания. Но я должен быть честным с тобой. Скорее всего, ты умрешь.

* * *

Когда Арлинга уводили из пыточной — еще целого и невридимого — он почти физически ощутил разочарование серкетов, которые так тщательно разогревали инструменты для допроса. Судя по их растерянности решение настоятеля было неожиданным не только для Регарди. Ему было интересно, как Азатхан отреагировал на решение главного серкета, но судя по тому, что Веор постоянно останавливался, прячась в тени, чтобы не столкнуться с другими братьями, понял, что не все Скользящие знали о задумке Бертрана. Возможно, настоятель решил не бередить умы братьев заранее, а возможно, людей, преданных ему, а не Подобному, осталось в Пустоши не так много.

Сбежать по дороге не получилось. Проведя Арлинга по лабиринтам крепости на прицеле арбалетов и метательных трубок, серкеты погрузили его в повозку, связав одной веревкой руки и ноги. Когда Веор надевал ему на голову мешок, Арлинг заметил, что в его случае это не имеет смысла, но серкет невозмутимо объяснил, что правила ритуала неизменны для всех — и для слепых, и зрячих. Место, где проводится Испытание, не должен знать никто.

Мешковина почти не препятствовала звукам и запахам, но несмотря на то что Регарди усиленно запоминал дорогу, вряд ли смог бы найти обратный путь самостоятельно. Места были незнакомыми, а запоминающихся объектов не встретилось.

Дорога стелилась по плоскому такыру — ровному и однообразному. Ни холмов, ни деревьев, ни оазисов, которые могли бы стать ориентирами. Ехали долго. Арлинг пытался думать об учителе и Сейфуллахе, о злой шутке судьбы, которая все-таки решила сделать его серкетом, о Магде, голос которой постоянно слышался в стонах ветра, но трясущаяся телега выбивала из него все мысли. В конце концов, он прекратил попытки разобраться с собой и стал бездумно слушать звуки мира, в которые иногда врывались голоса серкетов. Их было немного. При желании можно было сделать попытку оторвать себе пальцы, освободиться от веревок и устроить последнюю битву, но Арлинг с удивлением понял, что такого желания у него не было. «Наверное, это старость», — подумал он. Если ему было суждено пройти Испытание Смертью, пусть так и случится. Иногда нужно позволить себе плыть по течению, а не против него.

Повозкой управляли двое серкетов, воинов Нехебкая, а Бертран и Веор ехали рядом на верблюдах, изредка перекидываясь словами. В основном, говорил настоятель, а Веор согласно кивал.

— Продай одну лошадь с конюшни, а Хазела и Рокуса отошли в Иштувэга предупредить ивэев, — распоряжался Бертран. — Пусть возвращаются на пятую луну. Азатхану скажем, что отправили их с пленным к Подобному. Он не поверит, но изменить правила не сможет. У нас все готово. Осталось дождаться его, — настоятель кивнул в сторону Арлинга.

— А если… ученик Санагора не выживет? — спросил Веор, запнувшись на имени Регарди.

— Что ж, тогда это будет другая игра. Но я верю, что он пройдет Испытание и отправится с нами к убежищу. К этому времени очищение Пустоши закончится, неверные встретят смерть, а истинные служители Нехебкая обретут новую веру. Если же он умрет, то мы похороним его, как и других учеников, не прошедших Испытание. Достойно и с почестями.

«Хоть умру красиво», — подумал Арлинг, стараясь оставаться спокойным. Это было трудно, так как колеса телеги скрипнули последний раз и остановились.

Посреди бескрайнего такыра, похожего на океан, вылепленный из глины рукой искусного скульптора, их ожидала группа серкетов, прибывшая на место раньше. Высоко в небе тоскливо завывал ветер, нещадно палило солнце, слабо шелестел ковыль, которому не повезло расти в сухой глине пустыни. Ни построек, ни алтарей, ни храмов, ни площадок для битв. Разве что засохший колодец, от которого не пахло даже сыростью. Определив, что у некоторых серкетов в руках были лопаты, Регарди предположил, что они пытались углубить источник, пока дожидались их приезда. Жаль, что у них ничего не вышло. Колодец в пустыне — это жизнь. Наверное, поэтому он был мертвым там, куда должна была прийти смерть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});