Чёрный сокол - Евгений Сапронов

Глава 15

– Шагай живей, пассинарий хренов! – Олег подтолкнул Кюлькана в спину.

Тот что-то злобно пробурчал в ответ, должно быть, грозил страшными карами, но шаг прибавил.

Когда они поравнялись с убитым ханским конем, Горчаков обратил внимание на сверкавшую золотыми бляшками сбрую. Как видно, младшенький Чингисханов отпрыск был неравнодушен к роскоши. Высокая передняя лука его седла по форме и оформлению больше всего походила на здоровенный древнерусский кокошник и выглядела, примерно, как головной убор Царевны-лебедь исполнявшей на сцене Большого театра, свою арию в "Сказке о царе Салтане".

Седло было обтянуто плотным желтым шелком, с вышитыми на нем синими драконами. Спереди к деревянной основе крепилась толстая золотая пластина, но не сплошная, а отлитая в виде декоративной решетки, с узором изумительной сложности и красоты. В причудливый растительный орнамент неизвестный, но явно талантливый мастер вплел, охотившихся на газелей и дравшихся друг с другом леопардов. Эти живописные сценки обрамляла окантовка из крупных жемчужин. Издали она напоминала колье, из трех рядов жемчуга. В центре этого шедевра ювелирного искусства сверкали три алых камня – возможно, среднеазиатская шпинель, а быть может, и индийские рубины.

По-монгольски широкое, серебряное стремя, перехлестнувшееся во время падения через седло, и поэтому, не утонувшее в снегу, тоже было ажурным. В его прихотливом узоре, Олег явственно различил арабские мотивы. А вот кто отлил пластину для седельной луки: хорезмиец или китаец, он определить затруднился.

– М-да. Высокое предназначение искусства заключается в том, чтобы украшать упряжь монгольских коней! – после напряженной погони и схватки Горчакова потянуло на философию. – Лошадники грёбанные! – возмутился он. – Нет бы, какие-нибудь "яйца Фаберже" заказать или письменный прибор со статуэтками, либо шкатулку. Подсвечник на худой конец! Короче, что-то такое, чем комнату можно украсить. Не седло же мне на стол ставить, в самом-то деле!

Практичный Олег уже прикидывал, как он мог бы использовать такую роскошную добычу, и перспектива езды в золотом седле вдохновляла его меньше всего.

– Это мне что теперь, на коня сигнализацию ставить? – вопрошал Горчаков, продолжая свою гневную филиппику. – Его же без присмотра нигде не оставить! Сопрут! Блин! – А ты шагай, вражина, это я не тебе, – Олег махнул рукой Кюлькану, который остановился и обернулся, на его бубнеж.

– Богато жили, нехристи! – поделился впечатлениями Вадим, – когда Горчаков вывел своего пленника на лед. – Вон, даже стремена у них из серебра, – оруженосец указал на лошадей двух убитых чингизидов.

Их убранство было не таким роскошным, как у сына Чингисхана, но золотые бляшки на сбруе имелись, а седельные луки также украшали литые решеточки, правда, попроще и без жемчуга с каменьями. Ажурные стремена шириной с ладонь являли восхищенным воинам изумительный орнамент, словно бы попавший в заснеженный русский лес, прямо из сказки "Тысяча и одна ночь". Сверху они были увенчаны фигурками двух барсов возлежавших на дугах. Их хвосты переплетались и образовывали кольца, куда продевались стременные ремни.

"Похоже, что для всех троих один мастер стремена отливал, – подумал Олег, – видать, это самый модный стиль в нынешнем сезоне".

– А ты еще на подковы глянь, может тоже серебряные, – посоветовал Учай.

Говорил ли он всерьез, или просто хотел поддеть Вадима, Горчаков не понял.

– Знаете, кто это? – спросил он, указав на Кюлькана.

– Хан монгольский, – пожал плечами Учай и вопросительно посмотрел на Олега.

– Угу, – кивнул тот. – А теперь послушайте меня, – Горчаков строго посмотрел на дружинников из-под козырька поднятого забрала. – Вы никому не должны говорить, что я взял в плен хана. Попридержите языки и не трепитесь попусту! Ясно?

– Ты, Олег Иванович, мыслишь, что Всеволод Юрьевич пленника у тебя отберет, коли проведает? – спросил Вадим.

– Быстро соображаешь, – похвалил Горчаков оруженосца.

В Европе, если рыцарь брал в плен какого-нибудь знатного вельможу, то отобрать его не мог даже король. Выкупы за пленников являлись законной статьей дохода, и покушение на нее было бы равносильно расшатыванию самих основ феодальных отношений.

Князья, пока еще, не пытались ущемить Олеговы права, но стоило им только узнать, кто находится в его руках, и их "политкорректность" могла улетучиться в один момент.

Горчаков решил подстраховаться и превратить монгольского царевича в "Железную маску". Не так буквально, как это описано у Дюма, а попроще, и без "изысков" в виде не снимавшегося закрытого шлема.

Олег полагал, что если он сам не начнет рекламировать свой "подвиг", и если ребята не проболтаются, то никто особо и не заинтересуется его очередным пленником.

"Только сначала, переодеть его надо" – подумал Горчаков и, приблизившись к Кюлькану, расстегнул его пояс.

Оружие хана он вернул в ножны сразу после того, как связал ему руки и поставил на ноги. Кроме меча и ножа, на поясе царевича, по монгольскому обычаю, слева висел лук в налучье, а справа колчан. Все это вместе называлось: "саадак". У Кюлькана он был сделан из кожи на деревянных рамках, обтянут бордовым шелком, густо расшитым золотыми нитями и усыпан китайским жемчугом. В колчане у чингизида торчало только пять стрел с покрытыми лаком древками из китайского кедра и ярким красным оперением. По монгольским понятиям, чем выше в имперской иерархии стоял человек, тем меньше стрел находилось в его парадном колчане. Сам Чингисхан носил только три стрелы.

Пояс Кюлькана был похож на парадный набор Олега. Только отлитые из чистого золота бляхи украшали не полихромные гранатовые вставки, а резные пластины из полупрозрачного и словно бы светившегося изнутри нефрита, похожего цветом на гроздья белого винограда. На священном камне, ценившемся в Китае дороже золота и алмазов, с высочайшим искусством были вырезаны фигурки извивавшихся драконов.

Кюлькан не стал рыпаться, когда Горчаков расстегнул его позолоченную броню, а потом развязал руки. Монгольский хан сам снял доспех и уронил его на лед, потом швырнул сверху узорчатые наручи.

Олег стащил тулуп с самого высокого из моголов и подал его сыну Чингисхана.

Кюлькан был всего сантиметров на десять ниже Горчакова, но монгольские шубы, за счет своего покроя, до определенного предела, позволяли пренебрегать ростом и комплекцией. Длиной они были до щиколоток, а у знати и вовсе волочились по земле, как платье какой-нибудь королевы. Рукава полностью прикрывали кисти рук даже с выпрямленными пальцами, наподобие боярских ферязей шестнадцатого века. Монголы подворачивали длинные рукава своих тулупов, из-за чего на них получался широкий меховой обшлаг.

Длиннополые шубы запахивались, как халаты, причем с таким большим перехлестом, что овчина прикрывала грудь в два слоя. Пуговица имелась только одна – на правом плече. Она поддерживала верх левой полы, которая справа на поясе заходила аж за спину и прижималась широким кушаком, который прежде, также подчеркивал статус владельца.

Ну а сейчас, после масштабных грабежей богатых стран, даже простые воины иной раз носили яркие шелковые и парчовые кушаки, которые сорок лет назад не каждый монгольский нойон мог себе позволить.

Шуба у младшего Чингисхановича была покрыта малиновым атласным шелком с вышитыми золотом тиграми. Презрительно скривив губы, он расстегнул на плече пуговицу из оправленного в золото молочно белого с алыми прожилками агата, распустил нарядный кушак и распахнул широченные полы.

Разумеется, владелец собственного улуса, чей папаша ограбил почти полмира, не носил овчину. Шуба Кюлькана была пошита из забайкальских соболей, добытых, в ныне монгольском, Баргуджин-Токуме.

Позднее этих соболей назовут баргузинскими, и станут они для Советского Союза важным источником валюты.

"А размерчик-то, вроде как, мой! – подумал Олег, и тут же поморщился, заметив на полах драгоценной шубы жирные пятна. – Пока ты будешь моим пленником, – мысленно обратился он к хану, – я тебя, блин, научу пользоваться салфеткой и руки мыть! А не об одежду их, мать твою, вытирать!".

Шубу Кюлькан тоже бросил на лед.

– И это снимай, – Горчаков указал на шлем и красноречиво пошевелил пальцами перед лицом хана.

Под шлемом Кюлькан носил соболий колпак с наушниками и назатыльником, это его меховая опушка делала шишак похожим на Шапку Мономаха.

– Я сегодня будто ювелирный салон ограбил, – заметил с кривой усмешкой Олег, принимая у хана шлем, который тот не стал швырять под ноги, а протянул Горчакову.

Шлем был склепан из восьми сегментов на ребристом каркасе. На каждом из них, красовался золотой треугольный лепесток, с синим, как кусочек тропического неба, китайским сапфиром. Овальные, мелкой огранки камни, были размером с персиковую косточку. Венчало шлем массивное золотое навершие, похожее на старинный подсвечник. Только в чашечке вместо свечи было зажато темно-зеленое нефритовое яйцо, размером с куриное. Довершали комплект драгоценностей семь крупных алмазов, расположенных вдоль золотых ножен прямого китайского меча.