Фехтовальщица (СИ) - Смородина Татьяна

Герцогиня продолжала держаться спокойно, и только по легкому румянцу, выступившему на ее матовых скулах, Женька определила, что она тоже взволнована.

— Может быть, надо поискать лекаря? — спросила фехтовальщица. — Я тут видела одного. Он квартирует… э…э… да, в «Привале странников»!

— Это на другом конце города. Я пошлю за лекарем утром.

— А если раненый не продержится до утра?

— Продержится. Люди, подобные этому королевскому мушкетеру, сделаны из железа.

— Вы его тоже знаете?

— Знаю. Это Кристоф де Белар из роты де Монтале. Когда я приехала в Париж, он помог мне добиться встречи с королем. Жикард, отнесете его в одну из комнат наверху. Мари-Анн, посидишь с ним ночью.

– А я тоже хотела… — встрепенулась фехтовальщица, но Франсуаз прервала ее.

— А вы, сударыня, идите к себе, — велела герцогиня. — Базель, проводите госпожу де Бежар. Надеюсь, что эта ночь с ее участием, наконец, исчерпала себя.

Змея в траве

Утром Женьку разбудила Мари-Анн, но завтракала на этот раз девушка одна. Служанка рассказала, что герцогине передали какую-то записку, и хозяйка тотчас уехала.

— Куда? — спросила фехтовальщица.

— Она не говорила.

— А лекарь для раненого?

— Госпожа сказала, что позаботится об этом?

— А как сам раненый?

— Еще спит. Я присматриваю за ним.

Сразу после завтрака Женька поднялась к де Белару. Присутствие в доме этого королевского мушкетера волновало ее изначально, хотя он был не первым мушкетером, которого она видела в Париже. Его вчерашний отстраненный взгляд и необычная история появления возле особняка герцогини, конечно, озадачивали ее подвижный ум, но не менее озадаченным оказалось и ее независимое сердце.

Было около десяти, и мушкетер короля действительно еще спал. Женька осторожно подошла к кровати и посмотрела на его худощавое, отмеченное какой-то внутренней болью, лицо. «Такие лица не бывают у мушкетеров, даже если они королевские, — подумала она. — Такие лица бывают на иконах». Это было правдой. Несмотря на боевой шрам над бровью, щегольскую бородку и усы, подстриженные по последней моде, де Белар был похож не на лихого вояку, а на Иисуса, только что снятого с креста.

В комнате было душно. Фехтовальщица приоткрыла раму, а потом взяла посмотреть шпагу, с легким характерным звуком вынув ее из ножен. Вероятно, этот звук и разбудил де Белара. Мушкетер шевельнулся, вздохнул и открыл глаза.

— … Это что? — спросил он суховатым надтреснутым голосом.

— Что? — не поняла фехтовальщица.

— Положите мое оружие на место.

Женька убрала шпагу в ножны и вернула ее на стул. Де Белар тронул повязку на теле.

— Я ранен?

— Да. Вы не помните? Вас подобрали на улице.

— Кто подобрал? Чей это дом?

— Герцогини де Шальон.

— А… забавно, — де Белар опять тронул повязку и нахмурился. — Позовите слугу.

— Вам что-нибудь нужно? Давайте я помогу вам!

— Что поможете? Подадите горшок?

Фехтовальщица слегка смутилась и ушла звать слугу. Потом она велела приготовить завтрак и сама понесла его наверх.

— Что вы делаете, госпожа де Бежар? — возмутился Базель. — На это есть слуги!

Но фехтовальщица не слушала и несла на подносе, казалось, не холодную телятину, а свое ликующее сердце. Однако, ее искреннее воодушевление не нашло никакого отклика у молчаливого де Белара. Королевский мушкетер не только не сказал «спасибо», он почти не взглянул на нее.

— Мне, может быть, выйти? — растерянно спросила девушка, не понимая его неприязни.

— Как хотите.

Де Белар, в самом деле, мало обращал внимания на суету вокруг себя и принимал услуги, как должное, будто не он, а ему были должны в этом именитом доме.

— Как вас зовут? — вдруг неожиданно, между пережевыванием холодного мяса, спросил мушкетер фехтовальщицу.

— Вам стало интересно мое имя, сударь? — усмехнулась девушка, не на шутку теряясь в разговоре с человеком, который похоже, как и она, ничьих милостей не искал.

— Мне же нужно будет как-то обращаться к вам, когда понадобится отнести поднос или подать штаны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Вы… я… я не служанка.

— Тогда что же вы так суетитесь вокруг моей постели?

— Просто хотела вам помочь, вы ранены.

— Я еще не умираю. Что вы делаете у герцогини? Ищите протекции?

— Не ищу, она сама предложила. Меня зовут Жанна де Бежар. Вы меня не помните? Я вчера была в Булонже.

Мушкетер посмотрел на девушку немного дольше.

— А, так это у вас… «лопнули» шнуры корсета, сударыня? — усмехнулся он.

— Это… это де Шале… он пошутил.

— Да-да, я понял, — де Белар поморщился и поставил пустой бокал на поднос, будто ферзя в некой законченной партии. — Прикажите принести мою одежду.

— Ваша одежда в починке. Она была в крови и порвана.

— Черт!.. Там осталась записка.

— Записку взяла герцогиня.

— Она читала ее?

— Читала. Она сказала, что там что-то любовное и сожгла ее.

— Где герцогиня? Позовите ее.

— Она выехала куда-то.

— Как только появится, пригласите ее ко мне, а сейчас прикажите унести поднос и оставьте меня одного.

Девушка кликнула слугу. Он унес поднос, а мушкетер опустился на подушки и прикрыл глаза. Женька помолчала, наблюдая его отрешенную позу, потом подошла ближе и сказала:

— Этой ночью я спасла вам жизнь, сударь.

— Что? — повернул голову де Белар.

— Да, я спасла вам жизнь. Если бы не я, вы до сих пор бы лежали за оградой, как подколотый баран, и уже не смогли бы с таким аппетитом поесть и смотреть на всех с таким превосходством!

Де Белар впервые взглянул на девушку с некоторым интересом.

— И чего же вы хотите? — спросил он.

— Я хочу, чтобы вы помнили об этом, сударь, и вели себя поскромнее.

— Хорошо, я постараюсь вернуть вам долг, — спокойно ответил мушкетер и отвернулся.

Женька тоже не имела больше желания продолжать разговор и ушла в парк погулять с собакой. Де Белар ее взбесил. Он вел себя совсем не так, как раненый, призванный вызывать жалость и, понятную в такой ситуации, симпатию, но, с другой стороны, фехтовальщица была ему благодарна, — он освободил ее от соблазна играть при нем несвойственную ей роль. Большой пес герцогини, будто что-то понимая, тихонько поскуливал и сочувственно тыкался носом в ладонь. Женька присела и, вздохнув, обняла его за шею, словно отдавая собаке то тепло, от которого отказывался королевский мушкетер.

Воинственное настроение фехтовальщицы подхлестнул приезд герцогини.

— Что господин де Белар? — спросила она.

— Позавтракал… и грубит.

— Грубит? Ну, это не ново.

Герцогиня пыталась говорить спокойно, однако нервное мерцание ее золотистых глаз, привезенное из поездки, говорило о том, что тревожится она о чем-то другом.

— Вы привезли лекаря, ваша светлость? — спросила Женька.

— Что?.. А, лекаря? Его не было, я велела передать, чтобы он подъехал. Его зовут Лабрю, кажется.

— Да, Лабрю. А что-то случилось, ваша светлость?

— Случилось. Вчера вечером. В Сен-Жермене взяли группу заговорщиков. На короля готовили покушение.

— Кто?

— Граф де Монж — один из сторонников герцога Булонже. К счастью среди его людей нашелся предатель.

Новость была громкой, но фехтовальщицу она никак не задевала, зато Франсуаз, как будто, разволновалась не на шутку. Она приказала принести вина и нервно расхаживала по зале.

— Что вы так волнуетесь, ваша светлость? — спросила фехтовальщица. — Ведь с королем ничего не случилось.

— Да, но… случилось с братом господина де Белара.

— Он тоже заговорщик?

— Валентин служит в королевской гвардии, и был ранен при захвате отряда де Монжа.

— Надо сказать об этом господину де Белару, тем более, он сам просил позвать вас к нему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, надо сказать.

Мари-Анн принесла вино. Герцогиня сделала несколько глотков и поспешила наверх. Проследив за шлейфом ее выходного платья, Женька снова направилась в парк, но на этот раз не гулять, — она вспомнила о садовой лестнице, о которую когда-то споткнулась там, и теперь торопилась найти ей несколько иное применение. Отыскав ее у стены дома, девушка подтащила лестницу к окну комнаты мушкетера и бесшумно взобралась наверх. При этом фехтовальщица отлично понимала, что поступает совершенно вразрез со своими принципами, так гордо высказанными три дня назад профессору Монрею, однако грубость де Белара и странная нервность принцессы придали ее подслушиванию некоторую законность. «В самом деле! Какого черта? А вдруг этот разговор будет грозить моей жизни?» На этом «кодекс чести» неотвратимо затрещал по всем швам, но, всецело настроенная на нервную вибрацию голосов в заветной комнате, девушка этого треска уже не слышала.