ЕВАНГЕЛИЕ ОТ РАФАИЛА или ВСЁ ПУТЁМ - Рафаил Нудельман

Затем мы проследовали на моцион по вечерним улицам. Ш.М. мерзко клацал зубами от холода, а Командор впивали очертания здешнего монастыря и делали холостые фотографические телодвижения. Монастырь был величествен и огромен. Через его двор, хихикая, текла молодёжь на танцплощадку с местными лабухами. В отличие от Белозёрска никто не лепил нигде объявлений о том, что ввиду отсутствия оркестра цена билета снижена с 45 до 25 копеек. В Борисоглебе ещё не знали такого достижения цивилизации, как оркестр и билет. Здесь царила эпоха переносных транзисторов, черно-белых телевизоров и хриплых петушиных воплей в беспросветной ночи.

ХЛЕБ ОТПУСКАЕТСЯ НЕ БОЛЕЕ 2 КГ В ОДНИ РУКИ

(ОБЪЯВЛЕНИЕ В БОРИСОГЛЕБСКОМ МАГАЗИНЕ)

...Утро было жаркое. Монастырь в его свете был другой, хотя с тем же названием. По небольшому музею, явно напрашиваясь на разговоры об изразцах и прочих культурных ценностях, расхаживали две особы почти приемлемого вида, и Вриосекс, оживясь, предложил подать упомянутых к Командорскому ложу. Командор, однако, не произвели даже мановения, вследствие чего дальнейший путь по всем стенам монастыря совершали в прежнем одиночестве.

Устав от суммы эстетического багажа, вышли к ресторану, долженствовавшему открыться в 11:00. Сидя на травке, лицезрели безнадёжные попытки аборигенов принудить персонал к своевременности. Отвернутые от лона общепита, несчастные коротали время в тупом и тоскливом ожидании, не сопровождавшемся, в духе народа, ни единым воплем оскорблённого достоинства. Командор же, страданиями народа страдая, узрев всё сие, подошли к двери и стали методично извлекать из неё оглушительные звуки, подобные барабанной дроби, предваряющей расстрел. Народ продолжал тупо взирать на дверь - ныне с приложенным к ней Командором, - не делая ни малейших попыток восстать из скотского состояния.

По прошествии времени, достаточного для расстрела всех работников борисоглебского общепита, отворилось наконец окно, откуда возникла голова в бывшем белом колпаке и осведомилась у Командора, чего ему не терпится. Поражённый простодушием Командор даже перестали стучать, что было вознаграждено отпиранием двери. При сём, однако, было присовокуплено требование благодарности за оное снисхождение. Народ втёк в открытое едалище и снова застыл в тупом молчании за необслуживаемыми столами, поскольку достойные расстрела сочли время самым подходящим для насыщения своих утроб. Набив последние, предложили нам затем взамен всего пиво, каковое Командор выхлебали в гомерическом количестве с присовокуплением антрекота; Ш.М. довольствовался двумя яичницами. Выйдя таким манером очередной раз из бюджета, вышли также из ресторана в намерении погулять. Преследуемые зноем и дымом горящего за околицей болота, намерение изменили и рухнули на гостиничные ложа, где и пробдели до наступления ночи.

Поутру вышли на большую дорогу, вооружённые только честными намерениями. Тотчас столкнулись с транспортным сервисом в действии, узрев большую толпу вожделеющих при полном отсутствии автобуса, а также перспектив оного. Единое, что примиряло с действительностью, было расписание автобусов плюс периодическое появление таковых, но не бравших пассажиров. Попытки автостопа были эквивалентны.

МИНУЛА МАЛИНА -

ЗДЕСЬ КЛИМАТ ИНОЙ:

ПРОХОДЯТ МАШИНЫ

ОДНА ЗА ОДНОЙ

И ЗА САМОСВАЛОМ В СТОЛИЦУ ИДЁТ САМОСВАЛ...

СКАЗАЛ КОМАНДОР: "ХВАЛЁНА МАТЬ,

ГРУЗОВИКА НАМ НЕ ПОЙМАТЬ,

А ЧАСТНИКОВ-ГАДОВ Я ЛОЖКОЙ БОЛЬШОЙ ХЛЕБАЛ!"

(ВЫСОЦКИЙ - ВОЗНЕСЕНСКИЙ. ОБРАБОТКА ПОЭТА)

В конце концов втиснулись в автобус. Выйдя в Ростове, сгрузили котомки у сердобольной старушки и обозрели валы. Взойдя, наконец, в Кремль, присоединились к экскурсии с помощью регалий. Удовлетворения не получили. От экскурсоводши тоже. Отупевшие, сидели в Кремле на скамеечке, взирая на позавчерашних интуристок с ягодицами и спутниками, вяло переговариваясь насчёт. Желаний не было, кроме уехать. Потому взвалили котомки на плечи и зашагали из города Ростова вон. Пройдя честное количество километров, оседлали доброго коня, не заглядывая в зубы. По пути опять горели болота.

Переяславль открылся весь в дыму и куполах. Обозрев собор и валы, проследовали в замеченную посреди древностей блинную. Яств было много, и все сырые, что увеличивало выход блюд брутто, а также нетто, включая ощущение в желудке. Посодействовав выполнению плана, подняли котомки. Ещё через четыре километра были у Плещёева озера, в районе ботика Петра I. Ботик обоюдно хлебали. Командор нашли взамен великолепное лежбище с дровами. Создали огонь и хлебово. Легли среди комаров. Проснулись среди капель. Небо было серое, время раннее, озеро в тумане. Хотелось спать и выражаться. Выбрали последнее. Пожрав, упаковались. Ветер разогнал тучи. Шли по ветру, а Командор даже сходили до оного. Взойдя на пригорок за городом, абонировали (после ругани с частниками) четырёхцилиндровую телегу с мрачным ямщиком.

Доехав до Загорска, искали сигареты, а также обзирали храмы и службы. Последние были суетны, как в московском ресторане. Певчие, отпев, ржали над анекдотами, среди прихожанок толкались отечественные и интуристы, всё было заплёвано и загажено. Отвратившись духом и телом, побрели на электричку с чугунными головами. Попутно Командор делали бесплодные попытки увлечь Ш.М. на лоно природы, что не увенчалось.

По прибытии в Москву ужаснулись демографическому взрыву, произошедшему в наше отсутствие. Командор сотворили последнее чудо, проведя нас без потерь сквозь толпы и дым горящих от зноя окрестных болот на исходную базу. Войдя в квартиру обетованную, сложили котомки, и на этом хождение наше окончилось одновременно с чудесами и летописью, каковую по наущению Главкульта завершу цитатою:

"МНОГОЕ И ДРУГОЕ СОТВОРИЛ ИИСУС; НО ЕСЛИ БЫ ПИСАТЬ О ТОМ ПОДРОБНО, ТО, ДУМАЮ, И САМОМУ МИРУ НЕ ВМЕСТИТЬ БЫ НАПИСАННЫХ КНИГ"

(Иоанн, 21:25).