Последняя охота - Эльмира Нетесова

Катерина не любила жаловаться мужу на нехватки. Дамир даже не знал, что жена вздумала обзавестись хозяйством. И вскоре в сарае появились стельная телка, куры, завизжала пара поросят.

— Зачем тебе обуза? — спросил жену.

— Хозяйство лишним не бывает. Да и тебе какая морока? Сама справлюсь.

Мужик стал замечать, как приодела жена сына. Теперь он выглядел не хуже других. Потом Дамиру купила пальто и плащ, новые ботинки. Вот только до самой себя не добралась, так и ходила в старой, еще девичьей, кофте, мотавшейся на плечах как на вешалке. Только сын уговорил, заставил мать купить кое-что из одежды.

«Эх, Катька! Себя не видела, а и меня забыла. Сетовала, мол, добра от меня не видела, ласки не знала. А только я ли в том виноват? За вечными заботами о себе забыли. Какие там добрые слова, если жили, сцепив зубы, считая всякую копейку. Люди находили время в театры ходить, а мы про телевизор забывали, месяцами не включали его. На белый хлеб для себя жалели. Все собирали на что-то: то на телевизор, потом на холодильник, на стиралку и пылесос. Много ты ими попользовалась? С собой не забрала. Стоило ль нам вот так скаредничать? На жратве самих себя обжимали, а ведь здоровье одно. Будь оно, сыскались бы и ласковые слова. При черном хлебе не до светлых чувств. Зато считали, что живем правильно, мудро. А вот нарвалась на сытого, незаезженного, у него, кроме ласковых слов, ни единой заботы в голове. Вот и взял он тебя, как курицу на нашесте прихватил. Ты тех слов от меня не слышала, ему его треп повторила. Он душу тебе согрел брехней. Да разве словам стоит верить? Я молчал про любовь. Она во мне жила все годы, а их немало прошло. С тем козлом ты сколько зналась? Со мной сына вырастила. Не любя, столько не выдержишь. Я, конечно, не сахар, но и не хуже других. За мной менты по пяткам не бегали. Я ни от кого не прятался и всем смотрел в глаза без стыда. Не только любовницу не завел, а и заначек не имел. Никогда ни в чем не сбрехнул тебе. А ты ничего не оценила! — скульнул мужик, пожалев самого себя. — Ведь у меня даже друзей не имелось. Никого в дом не привел, не заставил, как другие, кормить и поить чужих. Потому что всегда помнил: самим в обрез».

Катерина… Она стоит перед глазами, мучая память, терзая душу.

«Ну не покупал я обнов и гостинцев. Так не я один, многие так жили. Зато из дома, от семьи, не тащил. наоборот, для всех старался как мог. Но тебе, едино, не угодил. А и хахаль твой не лучше. Вот заткнули его за решетку, думаешь, вспомнил? Да у козла таких Катек больше, чем прыщей на заднице. Разве он мужик? Не он тебя, ты его собой загородила от погибели. Эх, дуреха! Нашла, за кого в землю сойти! Да если б не та лихая минута, уложил бы его, а тебя и пальцем не тронул бы. Загнал бы в избу, ну, может, врезал бы по роже пару раз. И повелел бы забыть. За того гада не только судить, еще премию получили б. Срок мне дали за тебя! — таращится в светлеющий потолок. — Спать пора, хоть часок перехватить. Ведь ни на минуту не уснул. А все ж интересно, ждет меня Апешка домой или нет? Как бы он встретил меня? Верно, руку подал бы и сказал: «С приездом, отец! Проходи!» А может, оглянулся б на жену и сказал бы, морщась: «Знакомься, мой родитель»».

Дамир даже привстал, как скверно стало на душе от таких предположений. «Получит официальное сообщение, что я уже не зэк, а условник. Вряд ли разницу поймет. Только мне известна она…»

— Ты чего не спишь? — заглянул охранник в пристройку.

— Не получается. Не могу.

— Ну, ехать недалеко, сегодня определят, а уж завтра на работу пошлют. Силенки понадобятся.

— Скажи, милок, а что это за завод, куда меня посыла- ют? Чем там займусь?

— Я сам не в курсе, а вот пацаны наши говорят, будто тебе повезло. Место там красивое, и, главное, голодать не придется. Народ классный. Работы только в путину много. Остальное время так, по мелочи, гораздо легче, чем у нас в зоне. Рыбы там полно. Кругом тайга. Грибов и ягод полно, хоть задницей ешь. У нас из Ясноморска двое служат. Я от них знаю, сам там не был. Но тот завод где-то в сопках, в шести километрах от поселка. Кореша говорили, что людей не много, но все путевые. Они, когда в школе учились, летом помогали заводским. За это им платили, и неплохо. Но что делали, я так и не врубился. А ты не переживай, справишься, раз мальчишки и то сумели подзаработать.

Дамир решил больше не ложиться. Он встал. Пока поговорил с охранником, в пристройке все проснулись.

— Пошли на завтрак, а то неведомо, когда тебе сегодня обломится пожрать, — позвала обслуга.

— Давай шустрее! Хоть луку с собой прихватишь да хлеба с полбуханки. Уже хоть что-то.

Дамир спешно глотал перловку. Холодная, оставшаяся от вчерашнего ужина, она становилась колом в горле. Зато горячий чай был ох как кстати.

— Ну, в пузе повеселело? Теперь можешь отваливать, — прощались с Дамиром зэки, желали поскорее выйти на свободу совсем.

— Дамир! Чего канителишь? Живо хватай свой сидор и бегом в машину! Сколько тебя ждать? — торопил хмурый охранник.

Одуревший от радости, Дамир мигом схватил мешок, потрусил к машине без оглядки.

— Вот в той поедешь! — указали на «ЗАК», стоявший рядом.

Стукач глянул внутрь и похолодел…

— Чего раскорячился? Заскакивай — и поехали! И так сколько времени потеряно! — бурчал конвоир, затем крикнул охранявшим въезд в зону сослуживцам: — Открывайте ворота, ребята!

Дамир, втянув голову в плечи, влез в машину. Старался смотреть только в окошко и больше никуда. По лбу и по спине, по вискам и по шее бежал ручьями пот. Он сидел сжатой пружиной. Он смотрел на дорогу и не видел ничего. Ему стало не по себе. В голове крутились роем вопросы, но все они оставались без ответа: «Неужели всех троих в одно место пошлют? Как же это помиловали Власа? Отбыть вместе с ним на условке пять лет? Это невозможно. Мы не сдышимся! Случайное ли совпадение, иль нарочно кто подстроил мне такую компанию? Как жить теперь? Как выжить? За что?!»

— Стоп! Короткая передышка и смена транспорта, — услышал Дамир и повеселел.

«Значит, повезло! Их отдельно увезут», — вздохнул стукач и поднял голову. Увидел дом, перед которым остановилась машина, и прочел: «Милиция».

— Эй, Петя! Ну я привез своих отморозков. Да троих! Как и говорили. Забирай всех, а я помчал обратно! — донеслось до слуха, а через несколько минут всем троим условникам велели вытряхиваться и пересаживаться в «уазик».

У Дамира глаза полезли на лоб. «Сидеть рядом с вором на одном сиденье? Он же, глазом моргнуть не успею, раздавит как мышонка! А Смирнов засунет под сиденье!» — стоял в нерешительности рядом с машиной.

— Тебе особое приглашение нужно? Чего ждешь? Залезай мигом, и поехали! — поторопил человек в милицейской форме и, открыв дверцу машины пошире, подтолкнул Дамира внутрь.

— Скажите, пассажирское сиденье, что рядом с вами, свободно? Можно, я его займу? — обратился Смирнов к милиционеру.

— Давай живее! — нахмурился тот.

Дамир, как только Михаил сменил место, забился в самый угол заднего сиденья и боялся дышать. Еще бы! Громадная рука Власа слегка опиралась на освободившееся сиденье. Волосатые пальцы то сжимались в кулак, то подрагивали от напряжения. Влас нечеловеческим усилием воли пытался сдержаться, но рука невольно приближалась.

Вот машина подскочила на ухабе. Рука Власа, словно невзначай сорвавшись, тут же собралась в кулак и опустилась на голову Дамира резко и больно. В глазах мигом потемнело. Машина тут же остановилась.

— Влас! Я верну вас в зону! Или непонятно? Я ваш участковый! Все знаю о вас троих и вижу в зеркале, что себе позволяете. Не готовы к жизни в тех условиях, куда везу?

— Я случайно его задел! — соврал Меченый.

— Я все видел! — хмуро прервал участковый и предупредил: — Еще малейшее замечу…

— Заметано! Допер! Не буду! — поспешил успокоить участкового Влас и отодвинулся от Дамира, отвернулся к окну.

Стукач победно выпрямился и тоже стал смотреть по сторонам. Ему было лестно, что за него вступились так серьезно и жестко.

Дамир видел, что у Власа не только лицо, даже шея и уши побагровели, а руки он держал в зажатых коленях. Стукач же, дрожа всем телом, силой удерживал улыбку на лице. Он увидел, как машина свернула на проселочную грунтовую дорогу и, въехав в широкий распадок, заковыляла по ухабам мимо лесистых сопок.

Багровые рябины, фиолетовый киш-миш, темно-розовые гроздья лимонника приковывали к себе взгляды людей и звали в таежную чащу.

— Гляньте, какой подосиновик! — ахнул Дамир, прилипнув к стеклу лицом.

— Грибов тут прорва! Всякие есть. А ягод сколько! Брусника, клюква, костяника, морошка, голубика, черника, малина, киш-миш, земляника, ежевика, клоповка! — перечислял участковый с гордостью знатока. — В нашей сахалинской тайге всего много. И человеку, и зверю хватает досыта. Только не ленись. Лишь последний бездельник бедствует. Свои коренные жители с самой весны запасы на зиму делают. Она здесь долгая и суровая. Зато загляни в подвал к каждому, чего ж там только нет! Вот и я по выходным вместе с тещей по грибы ездил. Маслят целую бочку засолили, двадцать ведер! А сколько сушеных грибов на чердаке — мешки! Зимой все спросится.