Ревизор: возвращение в СССР 18 - Серж Винтеркей

которым я наблюдал, как она любуется этим несчастным кулончиком. — Родька с первой попытки взял приз, у него вес оказался ровно тридцать пять килограммов. А я второй месяц хожу, хожу и всё никак.

— Я понял, дело чести, — рассмеялся я и обнял её.

После обеда Фирдаус попросил показать ему, где тут переговорный пункт. Пошли все вместе за час до закрытия. Мне Москву дали быстро, Фирдаусу же пришлось демонстрировать зарубежный паспорт, и долго объяснять, кто он такой, зачем ему звонить в Ливан и Париж и что он собирается говорить. С Парижем его не смогли соединить, там оказался абонент не абонент. А с Ливаном Фирдаусу все же удалось переговорить. Кричал он по-арабски в кабинке с фанерными стенами ну очень громко, привлекая к себе всеобщее внимание, ну так что же поделать, связь не очень и по СССР. Можно представить, как она ухудшается, когда еще и за бугор нужно дозвониться…

Миша Кузнецов рассказал, что в Москве всё без изменений: жара и дым. Они с Маратом только вернулись с работы. Не стал его задерживать, и так, чувствуется, уставший, передал всем привет и всё.

* * *

Бейрут.

Звонок сына из Паланги оказался неожиданным для Тарека, вроде, только недавно из Москвы звонил. Фирдаус интересовался делами семьи. Тарек рассказал, что Амаль с девочками уехали путешествовать по Франции, пока не вернулась из Калифорнии его жена. Тарек спросил, что будут делать девочки потом? Сын ответил, что к началу сентября им надо быть в Москве, начнётся учёба. А раньше приезжать нет смысла, Москва затянута дымом, он сам сбежал оттуда в Палангу.

В конце разговора Фирдаус неожиданно пригласил отца в Москву к началу сентября.

— Это не срочно, — сразу добавил Фирдаус, чтобы отец лишний раз не волновался. — Просто, я соскучился.

Тарек было напрягся. Сын не так давно и улетел, чтобы соскучиться так быстро. За пять лет его учёбы в СССР они все уже привыкли по полгода не видеться и довольствоваться общением по телефону.

В жизни всякое бывает, и Тарек инструктировал детей на случай, если им придётся когда-нибудь звонить под давлением. В случае опасности они должны передать привет покойному дедушке, или поинтересоваться его здоровьем. Но разговор закончился, а сигнал так и не прозвучал, значит, всё в порядке. Если бы у сына была срочная информация, он сам бы прилетел. Значит, он хочет устроить ему встречу с кем-то в Москве. И он догадывается даже, с кем именно. Интересно, возникли какие-то сложности с господином Ивлевым, или, наоборот, появились какие-то новые идеи, которые обязательно нужно обсудить в узком кругу с его участием? Почему бы и нет, ему очень любопытно… Да и в Москве он не был с того года, когда пристраивал Фирдауса на учебу. Кажется, совсем недавно это было, а ведь пять лет прошло… Значит, надо лететь в Москву.

* * *

Первые дни отпуска пролетели слишком быстро, если так дальше пойдёт, такое впечатление, две недели сольются в пару дней. Погода стояла чудесная для Балтики — вода, по ощущениям, градусов восемнадцать, на суше температура двадцать два-двадцать три. Мы только ходили плавать, гулять и звонить. Вечером все собирались на террасе и гоняли чаи под разговоры. Родька очень с Фирдаусом сдружился, а тот с удовольствием играл с нашей мелкой. Просто, идиллия.

Один раз дозвонился маме на работу. У них всё хорошо. Санька вес набирает, голову уже хорошо держит, переворачивается.

— Видела в городе Юлю Вабищевич, твою одноклассницу, — рассказывала мама. — Она приезжала в гости к матери с мужем. У неё сынок уже большой, девять месяцев. Уже бегает, представляешь? Передавала тебе привет.

— О, Юлька! — вспомнил я былые времена. — Как у них с Игнатом, вообще?

— Всё хорошо. Юля отпуск по беременности и родам отбыла, сейчас в отпуске за свой счет, хочет до года посидеть в нем, полностью использовать эту возможность. Потому как Игнату бригаду дали, зарплату повысили, с деньгами у них хорошо, он сам велел ей подольше посидеть дома, — рассказывала мама. — Она учиться, вроде, на вечернем отделении собирается в педагогическом.

— Молодцы, — порадовался я за них.

— Как она будет с малышом на руках учиться? — с сомнением проговорила мама. — У нас вот Санька всем даёт прикурить… Такой беспокойный, ручной… А как там моя Аришка? — спросила она и я дал трубку малой. Мама была счастлива. Хорошо, что мы пошли звонить все вместе.

* * *

Москва. Старая площадь.

Стельмухов решил лично посмотреть на этого молодого и перспективного руководителя, которого так нахваливал Захаров. Единственное, что не давало ему покоя, это сам факт этой встречи.

Зачем Захарову понадобилось представлять мне Бортко? — думал Стельмухов. — Работал бы и работал. Кто ему мешает команду подбирать или объектами обрастать? И очень странно также, почему Захаров не боится, что молодые кадры произведут на меня слишком хорошее впечатление и я начну на них опираться вместо его команды? Никогда так раньше он себя не вел, никого к нему не приводил… Непонятная какая-то история…

Непонятные вещи опытный аппаратчик не любил. Они могли плохо закончиться для того, кто слишком наивен, чтобы понять суть вещей. Так что Стельмухов прогонял одну гипотезу за другой, чтобы посмотреть, как на них отреагирует его интуиция. Когда фактов не хватает, приходится рассчитывать на нее…

Может, Захаров заболел, и потихоньку хочет меня познакомить со своим преемником? Но почему тот тогда так молод, почему он не хочет, чтобы я опирался на кого-нибудь из его собственной команды?

Внезапно его осенила догадка. А не нагулянный ли Бортко Захаровым на стороне сынок? Интересно, интересно… А почему тогда говорить не хочет об этом? Имело бы смысл, учитывая, что мы очень деликатными вопросами занимаемся, и тут родственные связи в дополнительный плюс идут, помогают тайну сохранить… Опасается, что я не одобрю, что он кого-то вместо себя сует по родству, а не по способностям? Хочет, чтобы вначале я оценил уровень Бортко, а потом уже признается, что он его сын, если он мне понравится? Или промолчит, если я Бортко отошью.