Шаман - Кристофер Сташеф

Кордран сплюнул.

— Плевать я хотел на эти города! И если значение слов таково, Учитель, пусть я буду дикарь и буду этим гордиться!

Манало удивленно улыбнулся.

— Пусть так, но когда говорят о культуре, обычно имен в виду, что обычаи людей, их поведение не так грубы — и эти люди необязательно горожане.

— На куруитов поглядеть — так не скажешь, — презрительно фыркнула одна из женщин.

— Это верно, — подтвердил Манало. — Это верно. На самом деле я встречал много дикарей и варваров, которые культурнее куруитов.

— Тогда выходит, — задумчиво протянул Лукойо, — что Улаган — бог городов, но не бог цивилизации? Но Манало в ответ покачал головой.

— Он — бог не только городов. Ведь клайя дикие, такие же дикие, как и ваньяры — так называются несколько племен, которые смерчем проносятся по западным землям и обращают народы в Улаганову веру. Это с ними вы встретились, когда плыли по реке. И поверьте мне, хотя они беспомощны, когда сидят в лодках, стоит им сесть верхом — и им нет равных. Лукойо фыркнул:

— Да они стрелять-то толком не умеют. Что ни стрела — недолет!

— На суше достанут, — заверил полуэльфа Манало. — Эти племена так же, как племена куруитов, смутил своими посулами Улаган. Но вайньяры жаждут земли и рабов, а куруиты — империю.

— А клайя? — спросил Огерн.

— Этим бы только шкуру спасти.

— Итак, против нас куруиты, ваньяры и клайя, — подытожил Лукойо. — Кто хуже всех?

— Все плохи, — мрачно отозвался Манало. — Хотя если бы мне пришлось выбирать, кто из них мне больше враг, я бы выбрал куруитов, ибо они сильнее всех соблазненных Улаганом. Их столица, город Куру, на самом деле главный город Улагана.

— Он там живет? — расправив плечи, спросил Огерн.

— Там, — кивнул Манало, — он обитает. Ибо в Куру находится самый большой и самый прекрасный из посвященных Улагану храмов. Там каждый день ему приносят в жертву мужчину или женщину — а не раз в год или в месяц, как в других храмах.

— Куруитов, конечно, в жертву не приносят, — насмешливо проговорил Лукойо, и, к его удивлению, люди рассмеялись.

— Было несколько куруитов, — печально откликнулся Манало, — которых все же принесли в жертву. Эти настолько отдали себя Улагану, что добровольно пошли на пытки и смерть Правда, перед пытками им дают снадобья, заглушающие боль, поэтому боль не такая, какую испытали бы мы с вами.

Лукойо нахмурился.

— Неужто и те, которые готовят себя в жертву, сначала мучают и пытают своих собратьев?

— Нет, они молятся и служат в храме.

— Но как же тогда, умирая, они становятся добычей Улагана? — спросил Лукойо. — Губы их, пожалуй, и славят багряного бога, но их жизнь-то восхваляет Ломаллина!

При этих словах бири одобрительно вскричали. Некоторые даже захлопали себя по коленям — так им понравилось то, что сказал полуэльф. Лукойо чуть не упал — настолько его потрясло поведение бири, но все же удержался и выпрямился, храня нарочитое хладнокровие.

Манало кивнул, выждал, когда бири затихнут, и сказал:

— Ты верно заметил, лучник. Эти добрые души покинуты и невинны, так что после смерти они отправляются к Ломаллину, и он защищает их от Улагана. А потом от Ломаллина эти души улетают к Творцу.

— Зато их сородичи, те, которые действительно служат Улагану, не так благочестивы.

Манало усмехнулся.

— Им, Лукойо, пользуясь твоими словами, кажется, что они ведут весьма благочестивую жизнь — для них благочестие это убийство и насильничанье, это тайное высмеивание тех, кто живет, готовясь к самопожертвованию.

— Да уж, благочестие, нечего сказать! — воскликнул Лукойо, радуясь тому, что избежал поклонения Улагану. — Те, которые стремятся вести себя наиболее благочестиво, на самом деле уходят от благочестия, а лицемеры, наоборот, самые благочестивые из всех!

И эти слова Лукойо вызвали довольный ропот бири, но Манало спросил:

— Что же это говорит об их боге?

— Это говорит, что бога радует лицемерие и порочность его почитателей, что он процветает, убеждая их, будто, возлюбя себя превыше всего, они дарят свою любовь ему. И еще это говорит о том, что любой приверженец Улагана, считающий себя умным и опытным, на самом деле тупица, ибо верить в Улагана может только законченный осел!

Бири взревели от хохота, затопали ногами, захлопали в ладоши. Лукойо изумился. Он полагал, что гневался, а вышло — пошутил?

А потом он понял, что одно другому не мешает.

— В словах Лукойо есть правда, — заметил Манало.

— Вот! — воскликнул Лукойо. — Я понял! Куруиты хотят создать империю и думают, что хотят этого для себя. Они думают, будто бы Улаган подарит им победу. Но на самом деле они создают не свою, а его империю! Они приводят к его ногам все больше племен, они дарят ему все больше земель. Они только и делают, что служат ему, хотят они этого или нет.

— Хотят. Еще как хотят, — мрачно добавил Манало.

— Но когда же они поймут, что он их просто использовал?

Они поймут это слишком поздно, — вздохнул мудрец. — Они поймут это тогда, когда все свободные земли будут покорены и у Улагана не будет недостатка в жестоких и бесправных рабах изо всех племен и со всех концов земли. Тогда он унизит и куруитов, и они лишатся его благосклонности. Только тогда они поймут, как были глупы.

— Что ж! — Глаза Лукойо сверкнули, он вскочил и чуть не упал, но Эллуэра поддержала его. — Что ж! Давайте же сделаем то, что ему понравится меньше всего, давайте избавим куруитов от осознания собственной глупости. Позаботимся же о том, чтобы хотя бы ваше племя осталось свободным.

Люди повскакали с мест и одобрительно закричали.

Манало дождался тишины, поднял руки и сказал:

— Это хорошо. А теперь давайте ляжем спать, ибо вы не сумеете трудиться на благо Ломаллина, если будете валиться от усталости. Теперь спать, а завтра надо уходить, потому что здесь мы пробыли уже день и ночь, и если пробудем дольше, то по нашим следам непременно пойдут шакалы Улагана. Доброй вам ночи, друзья.

Ответом мудрецу были пожелания доброй ночи и хороших сновидений. Бири разошлись по своим убежищам в густых зарослях. Плечистый юноша хлопнул Лукойо по плечу:

— Славно говорить умеешь, друг.

— Спасибо, — устало поблагодарил полуэльф. — А ты кто такой?

— Это мой брат, Лагфар, — вместо юноши ответила Эллуэра.

Лукойо изумленно обернулся к девушке, затем перевел взгляд на юношу.

— Твоей сестре, — сказал он, — я обязан многим. Она выходила меня.

— Моя сестра всегда давала мне повод гордиться ею, надеюсь, что и она мной гордится, — отвечал Лагфар. Я очень люблю ее, и для меня было бы большим горем, если бы с ней что-то случилось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});