Шаман - Кристофер Сташеф

Но племя разъединилось на несколько отрядов, и маленького сына Огерна унесли другие бири.

Теперь, двое суток спустя, Огерну удалось унять гнев и тоску, и он спросил:

— Кто проложил ложную тропу?

— Борин, — ответил Кордран. — Что стряслось с ним самим и с теми, кто пошел с ним, мы не знаем, но примерно через лигу от деревни след оборвался, и клайя страшно разозлились.

— Значит, скорее всего, Борин и его люди живы и скитаются, подобно вам, — заключил Огерн.

— Им хуже, — вздохнул Кордран. — Нас сотня, а их всего ничего. Но деревня для нас потеряна, а с ней и четверть нашего племени.

— За такое надо отомстить как подобает, — мрачно проговорил Огерн.

Манало предостерегающе поднял руку.

— Огерн, тот, кто замышляет месть, не видит завтрашнего дня… Пусть все будет так, как если бы не было дня вчерашнего. Думая только о том, как тебе и твоим сородичам дожить до завтрашней зари, потом — еще до одной, и так далее.

— Но разве не должна торжествовать справедливость? — возмутился Огерн.

— Она восторжествует, — заверил охотника Манало. — Хотя, может быть, пройдет немало времени. Если ты хочешь увидеть торжество справедливости и ничего не делать для этого, а только ждать его, то считай, что ты напрасно потратишь жизнь.

Прозвучал гневный голос Кордрана:

— Неужели Ломаллин настолько слабее Улагана, что не может свершить правое дело?

— Власть Творца в Ломаллине сильнее, чем в Улагане, — ответил Манало. — Она сама по себе стена, которая защищает человечество от злобы Улагана. Однако эту стену способны пробить людская порочность и извращенность, а в бреши в стене может войти Улаган, дабы пугать людей и приносить им страдания. Вот так люди сами придают сил Улагану. Получается что его могущество приравнивается к могуществу Ломаллина и людям нужно определять, в какую сторону склонять чашу весов.

— Справедливые слова, — буркнул Кордран. — Но где же та людская порочность, что пробила брешь в стене, защищавшей нашу деревню?

— Она далеко от вас, — сказал старику Манало. — Далеко на юге и на востоке — там, где кочевые племена, в которых рождается слишком много детей, обуреваемые завистью к своим соседям, жаждут заполучить их земли, отобрать у крестьян урожай. Они приносят девственниц в жертву Улагану. Из этих несчастных девушек и шакалов, которые сбегаются на страшные пиршества, Улаган и создал жутких тварей и послал их против вас.

— Значит, нашей вины не было! Почему же тогда наказаны мы?

— Вы не наказаны. Вы подверглись нападению. Поклонитесь Ломаллину, соберите как можно больше людей для поклонения ему, и тогда Ломаллин обретет силу, благодаря которой сможет одолеть Улагана.

— Но как же это возможно, — спросил Огерн, — если улины равны друг другу по силам?

— Один из них умрет и станет сильнее, — отвечал Манало. И не спрашивай меня больше, чем я знаю, ибо это непонятно и мне. Улинский бард, вдохновленный самим Творцом, и в состоянии озарения высказал это пророчество. Улины задрожали, когда услыхали это. Ибо невозможно понять, как можно обрести силу, умирая.

— Но ты-то наверняка хоть что-то понимаешь, — вмешался Глабур.

Манало пожал плечами.

— Я только догадываюсь, и вам я уже говорил об этом. Если в Ломаллина поверит как можно больше людей, то станет не важно, насколько он уступает силами Улагану. Сила веры людей в Ломаллина перейдет в его дух после его смерти, и, умерев однажды, он больше не умрет никогда и станет неуязвим для ударов Улагана.

— Стало быть, — нахмурив брови, протянул Огерн, — Улаган боится убивать Ломаллина, страшась того, что тот после смерти станет сильнее его.

— Ты сообразителен, — сверкая глазами, похвалил охотника Манало — он явно гордился своим учеником. — Верно, хотя Улаган думает, будто бы обратил всех людей против Ломаллина за вычетом жалкой горстки. Драться с Ломаллином он не решается.

— Ну а если Ломаллина укрепит не людская вера, а что-то еще?

— Тогда, — тихо проговорил Манало, — Улагана ждет весьма неприятное удивление.

— Но и Ломаллин не осмелится убить Улагана, — возразил Кордран. — Ведь если один из улинов обретает силу, умирая, почему и не другой тоже?

— О нет, — спокойно отвечал Манало. — Ломаллин бы с радостью умер, если бы тем самым избавил мир от Улагана.

— А если нет? Что, если после своей гибели силу обретет Улаган?

— В пророчестве об этом сказано не было, — ответил Манало.

Огерн нахмурился.

— Странно, что Ломаллин после смерти увеличит свое могущество, тогда как Улаган — нет.

— Может быть, это действительно странно, — отозвался Манало. — А может быть, все дело в том, что Ломаллин ищет воссоединения с Творцом в то время, как Улаган стремится уничтожить Творца.

Бири умолкли, потрясенные дерзостью и ужасом того, о чем говорил Манало. В конце концов какая-то женщина выдохнула:

— Он не посмеет!

— Улаган что угодно посмеет, — возразил Манало. — И тут нет смысла толковать о том, что правильно, а что нет, что мудро, а что глупо. Тут все покрыто вечным мраком.

— И он не скоро развеется, — хмуро проговорил Огерн и горько усмехнулся.

— Но кто был тот великан, о мудрец? — спросила другая женщина и поежилась при воспоминании о красивом, но жестоком лице.

— То был ульгарл, — ответил ей Манало. — Получеловек-полуулин. Который из них, я не могу сказать, но, судя по знаку на торке, один из отпрысков Улагана.

— Один из его сыновей, стало быть?

— По всей вероятности, — протянул Манало. — Но поскольку улины не женятся, про их отпрысков и не скажешь, что они «сыновья». Главное, что все отпрыски Улагана появляются на свет в результате совершенного насилия. Их отец жесток с ними, и ульгарлы ненавидят его, но из-за того, что их презирают другие улины и вредят им, как могут, ульгарлы зависят от Улагана — иначе им не жить.

— Значит, они его ненавидят, но вынуждены ему служить, — заключил Кордран.

— Все, кроме Кадуры — самого первого из ульгарлов, — уточнил Манало. — Ибо он не дитя насилия, а дитя соблазна, и его мать высоко почитали люди, те, которые поклонялись Улагану. Почитали и ее сына, пока мать не умерла и Улаган не забрал себе свое отродье.

— Но он не может любить своего отца!

— Не любит, ибо Улаган с ним так же жесток, как со всеми остальными. И все же он из ульгарлов самый сильный и с радостью поставит на место любого, кто вздумает взбунтоваться.

— А смерть отца не сделает их свободными? — требовательно вопросил Огерн.

— В какой-то мере, — неторопливо ответил Манало. — Хотя ясно, что они тут же ополчатся друг против друга, дабы выявить главного, и непонятно, выйдет ли победителем Кадура: его собратья могут для начала объединиться против него, а потом уже начать драку друг с другом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});