Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

Они пообедали козьим сыром и ячменными лепешками, смоченными в вине, и стали коротать время, загадывая друг другу загадки. Адмет задал такую: «Я не жил, пока не умер во имя сестры слуги моего хозяина, теперь же я благочестиво отправился с моим хозяином на поиски моего прославленного предка». Загадку разгадала Аталанта. Ответ был: шапка Адмета, которую сшили из шкурок ягнят овец, пожертвованных им Артемиде. Ибо Артемида — сестра Аполлона, бывшего слуги Адмета, а теперь шапка пустилась вместе с Адметом на поиски Золотого Руна.

Мелеагр задал другую загадку: «Я никогда не остаюсь надолго среди своего народа. Силы у меня немерено. Я валю мужей, словно гнилые деревья. Детство я провел среди чужестранцев. Я никогда не промахивался, стреляя из лука. Я в одиночку разгуливаю среди врагов, мне никто не перечит, ибо все меня боятся».

— Геркулес! — вскричали все в один голос.

— Нет, — сказал Мелеагр, — подумайте еще раз.

Когда они наконец сдались, он им сказал:

— Это Аталанта. Ибо она не знает силы своей красоты, которая валит мужей, словно гнилые деревья. Она провела детство среди жриц Артемиды на горе Аракинф, так и Геркулес жил среди чужаков в кадмейских Фивах, как и он, она редко появляется среди своих. Кто видел когда-либо, как ее лук дает промах? А теперь она дерзнула явиться в наше мужское общество, а ведь мужчины — прирожденные враги женщин, и никто ей не препятствует.

Стемнело, а корабль все еще плыл, продвигаясь вперед бесшумно, словно греза, и когда Тифий устал править, за руль взялся Анкей Маленький. Он следил, чтобы Полярная Звезда была над его левым плечом милю за милей, пока Тифий спал, уснули и все остальные аргонавты, кроме Орфея. Тогда Орфей спел песню для одного Анкея Маленького, столь пронизывающе-сладостную, что Анкей не смог сдержать слез. И долго потом, по ночам, во время молчаливой вахты, когда ярко светили звезды, эти слова и мелодия звучали у него в голове:

Она о любви твердит в полуснеВ объятиях темноты,И шепчет, не размыкая век,Земля шевелится во сне,Готовя травы и цветы,Хотя еще падает снег, —Пусть падает зимний снег.

Анкей знал имя женщины, о которой это пелось, Эвридика, прекрасная жена Орфея, которая случайно наступила на змею и была ею ужалена. Тщетно пытался он спасти ее, извлекая нежные мелодии их своей гиперболической лиры, и, он, исполненный страданий, отряхнул пыль Греции со своих сандалий и направился в Египет. Но, вернувшись столь же внезапно, сколь и ушел, он жил с тех пор в добровольном изгнании среди диких киклопов, став их законодателем, судьей и любимым другом.

Орфей еще некоторое время наигрывая эту мелодию после того, как перестал петь. Анкей, взглянув налево за борт, чтобы убедиться, что верно держит курс, увидел, как ему показалось, темные головы людей, плывущих рядом с кораблем. Посмотрев направо, он увидел еще несколько. Он испугался и прошептал:

— Эй, Орфей, нас преследуют духи!

Но Орфей велел ему не бояться: то были тюлени, привлеченные его музыкой.

Вскоре Анкей услышал, что Орфей глубоко вздыхает, и спросил его:

— Почему ты вздыхаешь, Орфей?

Орфей ответил:

— От усталости.

— Тогда поспи, — сказал Анкей, — а я и один отстою вахту. Поспи и отдохни как следует.

Орфей поблагодарил его, но сказал:

— Нет, дорогой лелегиец, мою усталость не исцелить сном, только вечный покой исцелит ее.

Анкей спросил:

— Поскольку хороший отдых означает сон, а вечный покой — смерть, так ты что, желаешь смерти, Орфей?

Орфей ответил:

— Нет, даже не смерти. Всех нас подхватило колесо, от которого нет освобождения, кроме как — милостью Матери. Нас выносит в жизнь, на свет дня, а затем опять уносит в смерть, во тьму ночи, но затем алеет заря иного дня, и мы вновь приходим в мир и возрождаемся. И человек возрождается не в своем привычном облике, но в виде птицы, зверя, бабочки, летучей мыши или ползучего гада, в зависимости от того, какой приговор был над ним произнесен. Смерть — не освобождение от колеса, Анкей, если только не вмешается Мать. Я вздыхаю по вечному покою, который можно обрести наконец в ее благословенных владениях.

Разгорелась заря, и они увидели перед собой остров. Орфей узнал Паллену, в то время называвшуюся Флегра, ближайший и плодороднейший из трех полуостровов Пэонии, обрадовался, что они так строго придерживались курса. Орфей и Анкей Маленький разбудили Тифия, который снова занял свое место у руля, а Тифий — Ясона, чтобы подежурил с ним вместе. Затем, пока четверо завтракали ячменным хлебом, сыром и вином, солнце во всем своем великолепии поднялось из моря, позолотив кудрявые облака, которые бежали кораблю навстречу по синему небу. Ветер стал свежее. Они вели судно вдоль самого берега, не страшась отмелей или скал, и заметили несколько стад, коровьих и овечьих, которые паслись без присмотра у самого моря.

— Не будем причаливать, — сказал Тифий, — дальше еще будет славное местечко. Пусть наши товарищи поспят. Кто спит, тот не голоден.

Они поплыли дальше, а солнце пригрело спящих, и у них не было желания просыпаться. Они проплыли вдоль края подножия Паллены, полюбовались горами и лесистым полуостровом Сифония, который завершается коническим холмом, именуемый Козий холм. Анкей Маленький и Орфей спали, но Ясон разбудил остальных, а сам стал любоваться третьим полуостровом — Актой — замаячившим на северо-востоке. Акта изрезана и пересечена ущельями, а у оконечности ее вздымается гора Атос — большой белый конус, окаймленный темным лесом. Здесь они решили высадиться, чтобы набрать воды и размяться, но долго задерживаться на берегу было нельзя, потому что умеющий угадывать погоду Корон, взглянув в небо, предсказал, что ветер долго не продержится.

Аргонавты все еще пребывали в праздничном настроении и не думали об испытаниях и опасностях, которые ждут их впереди. Ясон объявил о состязании, назначив призом кувшин вина: кто принесет ему самое крупное живое существо, прежде чем тень палки, которую он воткнул в песок, пройдет от одной отметки до другой. Все разбрелись, и как раз перед тем, как тень коснулась отметки, Ясон подул в раковину, сзывая всех обратно. Многие сомневались, что за такое короткое время смогут найти что-то по-настоящему крупное, и поэтому с гордостью продемонстрировали: один — морскую птицу, которую вытащил из гнезда на скале, другой — мышь, на которую наступил, но не удил, третий — небольшого краба, пойманного на пляже. Аталанта прибежала с зайцем, его стали измерять и взвешивать, сравнивая с прекрасной рыбой, пойманной Мелампом, когда с холмов послышался мощный рык: и они увидели Геркулеса, спускающегося с горы, — в руках у него бился медвежонок.

Геркулес был недоволен, когда узнал, что состязания закончились. Ударив зверя о корабельный борт и вышибив из него мозги, силач показал свое неудовольствие, съев куски понежнее сырыми, никому не предложив доли, кроме Гиласа, а остатки туши швырнул в море, когда они отплывали.

Ветер дул до сумерек. Спустили парус, заработали весла, они долго гребли в тот вечер, пока не остановились поспать на несколько часов. Но рассвете следующего дня они добрались до Лемноса — довольно унылого на вид и невысоко поднимающегося острова. Мирину, его главный город, легко было отыскать, так как они гребли с запада, Тифий направил судно к приметному белому святилищу Гефеста, расположенному на мысу. Мыс этот выдавался между двумя бухтами, Мирина располагалась, выходя на север и на юг, на узком перешейке, соединяющем мыс с сушей. Тифий выбрал южную бухту, где в ближайшей к городу излучине имеется широкий песчаный пляж, она защищена от бурь отмелями.

Они повели покачивающееся судно к городу, выдерживая хороший ритм, несмотря на лихие удары геркулесова весла, а Ясон отдал приказ сушить весла. Они подчинились, «Арго» продолжал мчаться вперед под действием уже заданного ритма, а они надевали шлемы, натягивали луки и брали в руки копья и дротики. Корабль держал курс на мелководье, мало-помалу теряя скоростью. Из белых домов высыпали вооруженные лемносцы, дабы помешать врагу высадиться.

Ясон сказал аргонавтам:

— Во имя всех богов и богинь, умоляю вас ничем не выказывать враждебности. Пусть нападут на нас первыми, если им вздумается. Эхион, Эхион, надень платье вестника и венец, возьми в руку оливковый жезл и заверь этих лемносцев, что у нас мирные намерения.

Эхион облачился в свои великолепные регалии, подпоясал одеяние и, прыгнув в воду по колени, в брод зашагал к берегу, подняв оливковый жезл.

Внезапно Линкей вскричал:

— Клянусь лапами и хвостом рыси! Здесь одни женщины!

Тогда Геркулес прорычал:

— Хо-хо! Неужели амазонки пришли на Лемнос?

И все прочие принялись выкрикивать разные словечки, дивясь странному зрелищу.