Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

Ясон, заметив тройной солнечный блик на отполированной меди со стороны Метоны — он ожидал этот знак — сказал Тифию:

— Правь к Метоне. Там я надеюсь пополнить команду.

Тифий так и сделал, и вскоре эхо еле долетало по ветру с пагасейского берега.

Когда Иолк остался далеко за кормой, Линкей, бросив взгляд через левое плечо, прервал музыку.

— Я кое-что вижу, товарищи! — вскричал он. — Двое мужчин и женщина мчаться со всех ног с Пелиона к Метоне, их фигуры полускрыты дубовыми чашами. Мужчину все вы знаете: это Акаст, сын Пелия, и Пелей Мирмидонец, его друг. Многие из вас знают и женщину, она перепрыгивает через кусты, взлетая, точно олень, а увидав ее косы, короткую тунику и лук, любой сказал бы, что это — дева — охотница богини Артемиды.

— О, Линкей, Линкей, скажи мне, какой цвет ее туники? — в нетерпении спросил его напарник Мелеагр Калидонский. — Не шафрановый?

— Шафрановый, — ответил Линкей. — И на шее у нее ожерелье из медвежьих когтей. Не стану держать тебя в неведении, Мелеагр. Это — женщина, которую ты любишь больше жизни, Аталанта Калидонская.

Анкей Большой раздраженно вскричал:

— Лучше бы ей не ступать на наш корабль. Ни одному кораблю нет удачи, если на борту — женщина.

— Полегче, — сказал Мелеагр. — Ты говорил в том же тоне в Калидоне перед охотой, а где бы ты теперь был без Аталанты? Ведь она спасла тебе жизнь!

Анкей Большой пробурчал в ответ что-то неразборчивое.

Когда «Арго» двигался мимо большой скалы в Метоне, служившей дамбой, Аталанта прыгнула на борт, прежде чем ей сумели помешать, с еловой ветвью в руке.

— Во имя Богини Девы! — вскричала она.

Ясону ничего не оставалось, как принять ее в члены экипажа. Серебристая ель посвящена Артемиде, которая, хотя и отреклась от своей причастности к Триединой Богине и признала себя дочерью Зевса, все еще сохраняет большинство черт, некогда ей присущих. Оскорблять ее опасней, чем любое другое божество, и Ясон с облегчением узнал, что Артемида благословляет поход — он опасался, что оскорбил своей грубостью жрицу Ифиас.

Но Мелеагр, влюбленный в Аталанту, был горько разочарован, что она явилась во имя Богини, и стала, таким образом, неприкосновенна: не так давно он хотел удалить свою юную жену Клеопатру, дочь Идаса и Марпессы, и жениться вместо нее на Аталанте, как только она оставит служение Артемиде. Она имела бы право так поступить, если бы совершила жертвоприношение в святилище Богини, но оракул предостерег ее, что замужество принесет ей несчастье, а кроме того, она не желал бросать вызов Идасу, отцу Клеопатры, наносить ущерб самой Клеопатре, с которой раньше вместе охотилась. Поэтому Аталанта отказалась пойти за кудрявого Мелеагра, который тогда поклялся, что все равно он не останется с Клеопатрой, а подастся в Иолк и там пойдет добровольцем в Колхиду, чтобы забыть и ту и другую.

Теперь казалось, что Аталанта вовсе не хочет, чтобы Мелеагр ее забыл. Она села на скамью рядом с ним, а Линкей уступил ей свое весло. Ее соседи с ужасом заметили, что на поясе у нее три окровавленных скальпа.

Вскоре Акаст и Пелий спустились к дамбе и, смеясь, вскочили на борт. Они уселись вместе на носовой скамье и установили свои весла в весельных отверстиях, как раз когда Ясон и Линкей шестами отталкивали корабль от дамбы. Пока они гребли прочь от берега, Акаст рассказал своим товарищам, что случилось. Когда он добрался до Иолка, Пелий сказал ему, что его ни в чем не обвиняют и что повсюду расставлена стража, чтобы помешать ему вернуться в Пагасы. Акаст возмутился, не стал его слушать, пока не прибыл Пелей. Пелей, вступив в зал, объявил, что поссорился с Ясоном из-за того, кто станет командиром корабля в походе, и поклялся, что он и не подумает взойти на борт, если капитаном не будет Геркулес.

— Ты поступил мудро, — сказал ему Пелий, — очень мудро, ибо, если уж быть откровенным, я не надеюсь снова увидеть корабль, коли эти авантюристы отдали себя в распоряжение моего самонадеянного племянничка.

Тогда Акаст, притворившись, будто образумился, сказал:

— Раз ты тоже вернулся, дорогой Пелей, мне все равно, поплыву я или останусь. А ну-ка давай закатим пир, а завтра рано поутру поднимемся на Пелион и поприветствуем Хирона и позовем его с собой на охоту.

Пелий не возражал. И вот на другое утро они встали чуть свет, поднялись немного в гору, а затем повернули к Метоне, ибо Пелей заранее сообщил Ясону о своем плане и надеялся застать там «Арго». Вскоре они столкнулись с Аталантой, которая только что убила двух кентавров и скальпировала их…

— Кентавры не признают Артемиду Олимпийскую, — объяснила Аталанта. — Они возненавидели ее с тех пор, как она перехватила коллегию нимф Рыб в Иолке и тем самым лишила их наслаждений. Трое из них подстерегали меня, когда я спускалась с гор со стороны Осы, и, несомненно, попытались бы учинить надо мной насилие, если бы я не пустила в них стрелы. Я начала стрелять немедленно и сама залегла в засаду, как только увидела, что они ко мне крадутся, я застрелила двух оставшихся. Чтобы избежать преследования их духов, я их оскальпировала — конские гривы, которые носят кентавры, легко снимать — и тем самым сделала их бессильными против себя, ведь их сила заключена в волосах. Нет, не бойтесь, капли крови, которые падают со скальпов, принесут кораблю удачу, а не беду.

Рассказ Аталанты поверг Ясона в ужас. Что бы она ни говорила, а духи кентавров, его родичей, почти наверняка явятся к нему отомстить за себя! И все же он не мог рисковать и вступить в спор с Артемидой. Наконец он сказал:

— Поскольку ты не убила моего приемного отца, Хирона, я могу тебе простить. Но, если бы ты убила моего приемного отца Хирона, тебе бы несдобровать.

— А разве я забыл тебе сказать, — вмешался Геркулес, — что мой старый друг-кентавр мертв? Вчера умер. Он, Гилас и я так чудесно проводили время — пировали, рассказывали о том, о сем, а затем… Не могу точно вспомнить, с чего началось, но помню, что какой-то другой кентавр начал заводиться и корчить мне рожи. Я шлепнул одного из них, и наверняка немного перестарался, потому что он смолк на веки. Другие завелись и решили отомстить за покойного.

— Геркулес убил около шести кентавров, — сказал Гилас. — И опять детские голоса у него в голове звучат. Тот человек пытался его удержать, чтобы он все племя не истребил, но нарвался на одну из его стрел. Геркулеса одолели угрызения совести, как вы себе и можете вообразить, и мне пришлось утешить его еще одним кувшином вина. Вот почему мы так опоздали на берег.

Он называл Хирона «этот человек», чтобы не призвать его дух.

— Кентавры — это чума, — сказал лапиф Корон. — Они напали на моего отца Кенея без всякого повода и забили его до смерти сосновыми бревнами. У меня всегда сердце начинает радостно биться, когда я слышу, что убит кентавр.

Тут Орфей поспешно заиграл умиротворяющую мелодию и запел:

Друзья, пусть каждый забудет        О прежних, темных делах,        Пускай ни печаль, ни страх        Не встанут на наших путях,

Надежда еще — будет.

— Спой еще раз строфу, фракиец, — сказал Геркулес. — Ты прав. Давайте забудем несчастных кентавров. Ты не держишь на меня зла, Ясон?

Ясон не отвечал, пока Геркулес не повторил свой вопрос угрожающе, и тогда тот сказал сорвавшимся голосом со слезами в глазах:

— Этот человек был благороднейшим из всех моих знакомых, и я бы очень дурно подумал о себе, если бы не пролил слез при этой новости, ибо я вижу, что даже из глаз отважного Пелея бегут слезы, а плечи его вздымаются от рыданий. И тем не менее уж лучше, чтобы мой дорогой приемный отец и мои друзья-кентавры пали от твоей руки, благороднейший Геркулес, чем от чьей-нибудь еще. Ибо я знаю, что по возвращении в Грецию ты задобришь духа этого человека самыми великолепными приношениями и что ты и других духов не забудешь. Он и сам немного виноват, — ему следовало удержаться и не пить: вино — проклятие кентавров, как он сам часто говорил.

Так Ясон смягчил нарастающий гнев Геркулеса.

— Друзья, — сказал Аргус, — я предлагаю, чтобы мы воспользовались послеполуденным временем и выплыли из Пагасейского залива, прежде чем Пелий вышлет в погоню галеру.

— Спой эту песню еще раз, Орфей, — повторил Геркулес. — Кстати, Лин, учитель музыки, которому я когда-то вышиб мозги его же лирой, занудный педант, не был твоим братом?

— Забудь мрачных эпизодов, Геркулес, — с печалью сказал Орфей и вскоре снова ударил по струнам.

«Арго» задержался не только в Метоне. Ясон вынужден был сойти на берег в бухточке посреди залива, называвшейся с тех пор Афета (или «берег расставания») и там принести Светлой Артемиде в жертву козленка, которого купил у пастуха за несколько кусков фигового хлеба. Но жертвоприношение их надолго не задержало, а Мелеагр уговорил Аталанту возложить скальпы кентавров на тот же алтарь, и у всех полегчало на сердце.