Кукольное преступление - Юрий Вячеславович Ситников

сразу же потянулась к оконной ручке.

Открыть окно она пыталась долго, в итоге пришлось признать, что сделать это не удастся. То ли оконце было наглухо прибито гвоздями, то ли имело какую-то хитрую систему открытия. В любом случае, Люське с ним не справиться.

Сев на стул, она дотронулась до затылка. Болит. Что же произошло? Память осторожно, словно в замедленной съемке, перенесла Люську в коттедж Журавлевых. Перед глазами появилась лестница, ведущая на второй этаж, и площадка, где в углу стояла кадка с цветком. Потом возник бордовый палас, двери, снова кадки с цветами и ниша. И вот Люська увидела перед собой дверь кукольной комнаты, той самой комнаты, куда она собиралась войти. Ладонь обхватила дверную ручку, несильное нажатие, ручка опустилась и…

А дальше полный мрак и беспамятство. В себя Люська пришла в этой странной комнате с крохотным оконцем.

Позже, когда стало светать и окно пропускало больше света, Люська прошлась ладонью по бревенчатым стенам. «Вот оно что, — думала она, — я в загородном доме. Заперта. Заточена неизвестным или неизвестными».

Схватка с неприступной дверью происходила каждые пятнадцать минут. Люське все казалось, что на этот раз ручка будет податливей, и дверь обязательно откроется, и она выйдет из комнаты, и выбежит на улицу, умчавшись в темноту густого леса.

А лес (теперь, стоя на стуле и всматриваясь в росшие совсем близко от дома сосны, ели и дубы) действительно был густым и мрачным. Со всех сторон он окружал участок со старым бревенчатым двухэтажным домом, и с каждым днем все больше и больше поглощал его, отвоевывая новые территории. Например, в нескольких местах под напором мощных ветвей дуба сильно накренились вбитые в землю металлические столбы. Покорежился забор, высокие узкие штакетины были где выбиты, где сломаны, а где на земле лежали целые секции забора. Дикая поросль подбиралась к дому, стирая границу между некогда ухоженным просторным участком и раскинувшимся за пределами забора неприступным лесом.

Только сейчас Люська догадалась, что на голове нет парика. И почему-то сразу подумала, что Диана, узнав о пропаже, сильно расстроится. Диана… Причем здесь Диана, когда собственная жизнь подвергается серьезной опасности?

Люська села на кровать. К горлу подступила тошнота, опять закружилась голова и усилилась боль в затылке. Понимая, что здесь и сейчас она все равно ничем не сможет себе помочь, Люська осторожно легла на кровать, положила голову на пропахшую сыростью подушку и закрыла глаза.

Ей удалось заснуть и проспать несколько часов. Сон оказал благотворное влияние, он практически лишил Люську боли и унял головокружение.

Встав с кровати и саданув ногой по двери, она закричала:

— Выпустите меня отсюда! Откройте дверь! Откройте!

Потекли минуты ожидания. Люська металась по комнате, сидела на кровати, лежала, вставала на стул, чтобы взглянуть в маленькое оконце, постепенно теряя нить надежды. К ней так никто и не пришел. «А может, оставили здесь умирать?» — внезапно прошептал внутренний голос. Эта мысль настолько сильно поразила, что Люська как обезумевшая начала тарабанить по двери кулаками. Отчаянье придавало сил, а боль, которую приходилось испытывать всякий раз, когда кулаки соприкасались с дверью, она не замечала. Страх парализовал настолько, что болевой порог стал значительно выше.

Шаги отрезвили Люську. Она приложила ухо к двери, прислушалась. Кто-то подходил к комнате. Медленно, но твердо. Шаги казались зловещими.

Отпрянув вглубь комнаты, Люська по-настоящему испугалась. Тем временем в замочную скважину воткнули ключ, послышался щелчок, поворот ключа, и дверная ручка стала опускаться.

Дверь открылась…

Глава двенадцатая

ИСПОВЕДЬ НЕГОДЯЯ

Люська вздрогнула, а Олег злорадно ухмыльнулся:

— Не ожидала увидеть меня? Понимаю, что не ожидала, видела бы ты себя в зеркале. Чего молчишь, язык проглотила?

— Почему, Олег? — Люська села на кровать, прижав к себе подушку. Ей было не по себе, начался сильный озноб, нижняя губа предательски задрожала, возникла шальная мысль, что из этой комнаты она больше не выйдет.

— А ты сама не догадываешься?

— Нет.

— Врешь! Ты все прекрасно понимаешь, но продолжаешь играть в дурочку.

— Что тебе от меня надо?

— Мне нужна правда.

— Какая правда? — Люська задрожала и залезла на кровать с ногами, когда Олег сделал несколько шагов в ее сторону.

— Кто вас подослал к моей матери, зачем ты с парнем приезжала в салон и упомянула куклу Хильдегард, зачем вы с Алиской ошивались у ворот нашего дома, и наконец, какого черта ты намеревалась делать в кукольной комнате?

— Откуда ты все это знаешь?

— Прекрати задавать вопросы! — сорвался на крик Олег. — Я буду спрашивать, а ты — отвечать. Ясно?

Люська молчала. Тогда Олег схватил ее за волосы, откинул голову назад и, глядя в глаза, процедил:

— Я спросил, тебе все ясно?

— Да, — простонала Люська. — Пусти… Олег, мне больно, отпусти волосы.

— Другой разговор, — на лице Олега снова зазмеилась улыбка. — Начинай по-порядку, кто и с какой целью направил вас в салон матери?

— Никто нас не направлял.

Олег сделал шаг вперед, Люська прижалась к стене, опасаясь очередного приступа гнева Журавлева.

— Никто, Олег, я клянусь. Мы сами приехали в салон, по своей инициативе.

— Ты сказала матери про антикварную куклу Хильдегард.

— Соврала. Хотела увидеть ее реакцию.

Олег больно ударил Люську по щеке.

— Говори! — вскипел он. — Говори, или я тебя задушу.

Казалось, он помешался, глаза горели безумным блеском, рот перекосился от злобы, лицо вспотело, а на шее сильнее обозначилась и быстро запульсировала вена. У Люськи не оставалось выбора, она поняла, что имеет дело с не совсем адекватным человеком, и в таком состоянии Олег способен на многое. Какие уж тут недомолвки. Она рассказала ему все: начиная от пропажи Магды и заканчивая планом проникновения в кукольную комнату Яны Владимировны. Утаила лишь об участии Глеба во вчерашнем мероприятии, также ни словом не обмолвилась об усилителе и «вырубателе».

Олег долго сидел на кровати, разглядывая свои руки. Люська давно умолкла, а он все сидел и смотрел на ладони, как будто увидел их впервые.

— Я не верю тебе, — наконец прошептал он и повернулся к Люське. — Не верю. Вашей целью были куклы матери, именно за этим ты пыталась пробраться в комнату. Ты… ты… — Олег отвесил Люське новую пощечину.

Люська расплакалась, молила о пощаде, но Журавлев был непреклонен.

— Моя мать не убивала старика Акопова, — с презрением бросил Журавлев. — Как вам в голову могла прийти мысль, что мать — убийца? Вы, кучка жалких профанов, возомнивших себя детективами.

— Ее видели выходившей из его подъезда в предполагаемый день смерти.

— Кто это сказал? Ты что, эксперт-криминалист, ты установила точную дату и