Мутанты - Сергей Алексеев

– Господи! – взмолилась старая комсомолка-партизанка. – Спаси мою душу грешную… Что же это происходит?

– Сидай за спильне харчування, бабка, – перевел тот на «мову». – И пидхарчись зо мною.

Оксана уже вытерпеть такого никак не могла и вышла из-за печки.

– Это что такое?! – звенящим голосом вопросила она. – Будто для вас тут приготовлено! Налетела саранча! Ты, Мыкола, хоть один язык розумиешь? Уводи банду немедленно! Геть отсюда!

Американец медленно встал, лицо вытянулось от восхищения и восторга.

– О, прекрасная леди, – скучно сказал переводчик, – и вы здесь. Как я рад нашей новой встрече. Я очарован тобой. Все эти долгие часы я думал только о тебе, моя крошка. И стал изучать русский язык. Чтоб понимать тебя без переводчика.

Но Оксана осталась непреклонной:

– Скажи ему, чтоб выметался отсюда!

Мистер Джон лепетал что-то нечленораздельное, и, видно, чувства у него в ту минуту были искренними, однако все портила его толстозадая тень.

– Русская колдунья, – вещала тень, занятая пищей. – Ты меня околдовала… Дай мне твою руку… При первой встрече произошло недоразумение… Это был неточный перевод… Ты покорила мое сердце. Дай же руку!

Оксана подбоченилась:

– Может, сразу ногу ему? Пинком под зад? Нахалы! Бабушка, а вы что стоите, как лом проглотили? Гоните их в шею!

Ошалевшая Сова наконец-то пришла в себя, ощутив поддержку, метнулась на свою половину и вышла оттуда с трехлинейкой наперевес. Заученным движением загнала патрон в патронник:

– Хенде хох! Выходи по одному!

Все на мгновение замерли, но телохранитель Гуменника оказался на месте. Он перехватил ствол, одним ловким движением вырвал винтовку и закрыл собою батьку. Сам же батька в это время набивал люльку табаком и от толчка уронил ее под стол.

Тут запоздало опомнился Волков, кинулся к крестной:

– Елизавета Трофимовна! Да ты с ума сошла!

– Отдай винтовку! – потребовала та. – Немедля отдай!

Восхищенный мистер, ничего словно и не замечая, тянулся к Оксане и все еще что-то бормотал, оставаясь никем не понятым.

– Это же международный скандал! – сдавленным голосом заговорил Мыкола, вращая глазами. – Конфликт со всеми странами НАТО! Они же авианосец к нашим берегам!

А Сова уже пыталась достать телохранителя с трехлинейкой:

– В хату ворвались! За стол залезли! И еще винтовку мою?! Я с ней два года партизанила! Я из нее шестнадцать немцев и трех румын уложила! А ну, верни! Или сейчас покажу авианосец!

К ней на помощь спешила Оксана. Принаряженная к встрече жениха в украинскую вышитую сорочку, да еще с распущенными волосами, она и впрямь напоминала колдунью. А пробиться к бабке мешал толстый переводчик, явно растерявшийся и бессловный. Остатки декоративного мухомора валились у него изо рта и, похоже, сдерживали речь.

– Верните бабушке ружье и убирайтесь! – колокольно зазвенела Оксана. – Гости незваные! Приперлись тут! Верните бабушке ружье!

– Да я вас всех сейчас! – вторила Сова. – Под откос! Винтовку отдайте!

Американец таращился на все это с очумелым восторгом и бормотал:

– Рашен экзотик! Вау! Рашен экзотик! Адреналин! Екселент леди! Сосериз, витч…

И тут батько Гуменник достал люльку из-под стола и, ударив стеком по столешнице, враз остудил страсти:

– Тыхо! Слухай мою команду! Покыдаемо цю хатыну! Вси разом! Бо тут партызанське злодийське кубло! Прошу зберигаты спильнисть!

Его все послушались и полезли из-за стола, только американец все еще таращился на Оксану и бормотал:

– Хантинг… Но мутант… Охота рашен леди! Охота! Гуменник подхватил его под руку и повлек из хаты.

– Верните бабушке ружье! – крикнула вслед Оксана. – Мародеры! Паскудники! Сволочи!

Однако телохранитель винтовку не отдал, а, прикрывая батьку, исчез за дверью. Последним уходил Волков, заслоняя туловищем всех, и, озираясь, делал какие-то знаки Оксане.

Когда дверь за ним закрылась, Сова в изнеможении повалилась на стул.

– Ведь упер винтовку, гад, – вымолвила, задыхаясь. – Разоружили!

– Да и наплевать, – отмахнулась Оксана. – Убрались, и ладно… Вот на столе что натворили!

Съесть и выпить много не смогли, но надкусать успели чуть ли не все блюда, а яичные оладьи и вовсе, кажется, под шумок уперли вместе с тарелкой!

– Как наплевать?! – Сова побежала на свою половину. – А опять придут, с чем врага встретим? С хлебом-солью? У нас что тут, Франция? Или граница? Рубеж нашей родины или проходной двор? Не позволю!

И открыла люк подпола.

Оксана попыталась исправить нарушенный порядок на столе – заровняла салаты, убрала грязные тарелки, приборы, но, поставив новые из шкафа, осталась неудовлетворенной и села, подперев голову руками:

– Ох, доля моя, доля…

Потом налила себе рюмку горилки, выпила одним глотком и не поморщилась.

Тем часом из люка показалась голова Совы:

– Ну-ка, помоги!

Вдвоем они кое-как вытащили из подпола станковый пулемет, аккуратно замотанный тряпками, с которых еще сыпался легкий, пыльный грунт, и крутобокую макитру из-под сметаны.

– Мое приданое, – с любовью и грустью сказала бабка. – Собирала, собирала, а все прахом…

– Как это – приданое?

Бабка заботливо отряхнула землю и принялась разматывать промасленные женские чулки – с бережностью, как если бы распеленывала ребенка.

– Так я в войну замуж собиралась, вот и копила. Винтовка тоже из приданого. Думала, сыновьям будущим сгодится. Или внуку… Да ведь Кур так и не взял меня.

– И меня, бабушка, не берут, – пожаловалась Оксана. – Тоже приданого целый сундук накопила…

– А этот, кобель заокеанский? – между делом спросила Сова. – Чего он там бормотал?

– Понравилась я ему. Комплименты вроде говорил…

– Вот агрессор, а? Все время у них наступательная политика!

– Мне так нравится…

– Кто это тебе нравится? Политика или «Максим»?

– Нет, американец… Симпатичный, между прочим. Даже обаятельный…

– Я тоже заметила. – Сова протерла казенную часть и открыла приемник. – Что он делал… И как на тебя глядел!

– Как?

Сова достала из макитры свернутую в рулон ленту с патронами, заправила в пулемет и передернула затвор.

– Да как? Известно! Одичали они там, что ли, в своих Соединенных Штатах? Муданты хреновы…

– Вроде, нормально смотрел, бабушка!

– Где там нормально? На тебя глядит, а переводчика по заднице гладит. А тот, стервец, в это время оладьи трескает.

– Не заметила…

Бабка, развернув пулемет в сторону дверей, оставила его возле отворенного люка, как возле окопа, – чтоб стрелять из укрытия, и набросила на него цветастую шаль.

– Глаз у тебя еще не навострен… А я затылком их вижу. Ей-богу, кастрировала бы, чтоб породу не портили!

Только она закончила все приготовления, как в дверь постучали. Женщины переглянулись, и на лицах вмиг вызрела мука – неужели возвращаются?

Стук повторился, и в тот час послышался голос Курова:

– Отворяйте, вы чего там? В кургыттару вас!

Сова откинула задвижку – на пороге нарисовался распаренный, веселый и помолодевший дед. Однако на него и внимания не обратили, мало того, бабка отпихнула его и выглянула на улицу:

– Где Юрко?

– Как где? – отчего-то ухмыльнулся тот. – На службу пошел!

– На какую еще службу?

– На шаманскую! У него ведь с потемками работа начинается. И до третьих петухов.

– Почто же ты его отпустил? – взвинтилась Сова. – Мы тут пластались, стол собирали. Чтоб встретить как полагается! А он отпустил!

– Насильно держать не имею права. – Куров сунул ей сверток с бельем. – Это велел тебе вернуть. За ненадобностью.

Сам взял плошку с малосольными огурцами и одним духом выпил весь рассол.

– Вы хоть попарились?

– Как же! И попарились мы вволю, и намылись… В кириккитте ее мать! Лет двадцать скинул. Так что сегодня держись, бабка! Тыала хотун!

– Ой, болтун! – заворчала та. – Вот язык-то без костей!

– Хоть немного-то похорошел Юрко? – с надеждой спросила Оксана.

– Еще бы! Молодец стал красный! Увидишь, так не насмотришься.

– Язык-то не вспомнил?

– Мы уже друг друга понимаем. Бабка развернула сверток:

– А это что?

– Он свое опять надел, – пояснил дед и потянулся за четвертью. – Ему положено в форме быть, когда камлает.

– Да ведь он же в лохмотьях! В дырявых шкурах!

– Между прочим, это священная малица, а не шкуры. – Налил рюмку. – Обладает магической защитой тела от нечисти. Там на ней специальные знаки. Броня, одним словом… А что это вы, стол накрыли и не приглашаете?

– На него же охотиться пошли! – спохватилась Сова. – Американца ведут! Все с ружьями!

– И пускай потешатся. – Куров выпил и крякнул. – С легким паром, Степан Макарыч!

Сова поняла, что опростоволосилась, не поздравила деда с легким паром – в прежние годы это было обязательной традицией, – но сейчас ей было не до того:

– Как это пускай? А поймают? Усыпят уколом и в Америку свезут?