Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ночью у Влада заснула, пока он сидел у компа. Он взял фотоаппарат, и снял меня голую. Я проснулась от попискивания фотика, пищит он во время съёмки таким елозящим свистом, будто — раз — и высосал частицу жизни, вырвал как овод из тела жизни кусочек малюсенький, и теперь в жизни будет дыра. Я заметила, что когда ловлю фотоаппаратом что-либо красивое, то словно овод что-то выкушиваю. Неправильно всё это. Я злюсь на Влада, что вот он меня заснял, беззащитную. Мы с ним дерёмся шутливо, но основательно впиваясь друг в друга. Я пытаюсь стереть компромат, который снял про меня Влад. Тем более он подло хихикает.
Ой, какой красивый компромат вышел! Я и забыла с этим придурком Владом, что я красивая женщина в расцвете сил. Влад иссушил таки мою душу, да, я не предаюсь греху блуда, живя с одним постоянным самцом Владом. Но всё же что-то не так между нами, что-то не то. Я где-то вру самой себе, где-то я завралась. Некое светящееся солнце в виде полноты жизни — оно требует предельной правды, а не получается, не получается.
((((((((Всюду все говорят о трубах. О газе и нефти. Всё строят и строят нефте — и газопроводы, чтобы выкачивать недра, а деньги от них народу не дают. Нарушают конституцию, между прочим, о том, что всяк народ имеет право питаться от той земли, на которой живёт. Ни фига не имеет никаких прав! Международные трансмонополии всё высасывают, олигархушки всё прихватизировали, 80 процентов богатств природных прихватизировали, и народ сидит в жопе. По ночам мне звонит безумный Пайков и визжит, что с каждого барреля нефти мы все должны получать поровну некий процент. Что так на Аляске у чукчей, и что так в Швеции, и в Норвегии — недра принадлежат народу. Социализм с человеческим лицом. Что надо так и у нас. Данные о каждом высосанном барреле вывешивать в онлайне в компьютере, и каждый гражданин знает, сколько на его счёт копеек или рублей поступит в этот день. Всё прозрачно и честно должно быть! «Я астроном, я то считать умею, я умею считать эти космические числа!», — визжит Пайков, трясясь от жадности и неудовлетворённой к деньгам похоти. А он прав. Милый, милый Пайков!
Звонит мне Педрин. Мы встречаемся в музее Ахматовой. Там что-то очень скучное, как всегда вокруг обольстительного человочища Педрина собирается милая тусовка, пара экстравагантных художников, девушка чукотского вида Маша. Она рассказывает удивительные истории про Аляску. Она сама чукча, она работает в институте народов Севера, то на Аляске, то в Швеции, то в Магадане время проводит. Реально — чукчи получают десять тысяч долларов на свои счета ежемесячно, кто как хочет, тот так и тратит. Никто об инфляции не говорит. Что за инфляцию такую придумали? Если 10 миллиардов у одного человека на счету лежит, или эти 10 миллиардов у 10 миллионов человек поровну распределены — какая разница для экономики? И те и другие деньги тратятся ведь, просто у олигарха крупными суммами, у народишка — маленькими пайками. Нас всех явно надувают! Чукчи, получая деньги на счета, строят себе коттеджи, нанимают дизайнеров, строителей, делают себе бассейны в домах, покупают у художников картины. Кто хочет — открывает малый бизнес. Отлично живут чукчи на Аляске!
Мы компанией заходим в подвальчик «Кудрявая лоза», где торгуют живым вином из бочек. Но что-то изменилось в воздухе, что-то изменилось. Подвал теперь принадлежит каким-то новым чернявым хозяевам. Они нам дают убогое, очень обедневшее меню. Названия вин теперь не те. Бочки спрятаны. Цены вздорожали. Мы заказываем «вин роз де Пари» — парижское розовое, ну и название! Были наши вина с территории бывшего СССР, отличные были вина — «Изабелла», «Лидия», было «Негр пуркарь» из Молдовы. А это что за птица такая — розовое парижское? Остальные три названия ещё чуднее. Мы заказываем литр розового парижского. Нам приносят через полчаса в графине с узким горлышком что-то желтого цвета, типа ослиной мочи. Мы наливаем в пластиковые стаканчики, которые почему-то вытеснили в этом заведении стеклянные бокалы. Сырную тарелку обещали принести почему то позже. Мы делаем по глотку розового парижского. Это пить нельзя! Это уксус с этиловым спиртом, сдобренный ароматизатором «виноград» и подкрашенный чаем! Мы зовём официантку и говорим, что её вино — это яд, пусть забирает нетронутый графин себе в жопу, мы заплатим так и быть за 100 грамм попробованного вина и за тарелку сырную, кстати, где она? Чернявая тонкая и с умным лицом официантка бычится. «Так, вы отказываетесь платить, да?». «Да, это пить нельзя, сами попробуйте! Где вы только эту гадость достали, а? Признайтесь!». Официантка уходит и через минуту возвращается с двумя чернявыми амбалами. Они нам говорят: «Так, эй, вах-вах! Отказываетесь платить, да?!». Мы бледнеем и говорим гордо: «Мы отказываемся! Мы пожалуемся на вас в общество потребителей! Где сертификат того говна, которое вы нам принесли! И где наша сырная тарелка, наконец! Вы чего там, сначала полчаса набодяживали ослиную мочу вместо вина, а теперь выращиваете там на тарелках для нас сыр и ждёте его созревания, да?».
Официантка куда-то звонит по мобиле, это видно в проёме двери. В подвал вдруг врываются омоновцы с мордами, прикрытыми вязаными чёрными шапочками, они наставляют на нас автоматы какие-то, что ли, они предлагают нам немедленно заплатить, или пройти в ментовозку и навестить отделение милиции. Мы ещё больше бледнеем, отдаём разбойникам из подвальчика деньги за неупотреблённую отраву. Мы демонстративно переливаем в бутылку из-под минералки образец их пойла, чтобы отдать его на экспертизу куда надо. Но новые хозяева обгрызенной «Кудрявой лозы» нас явно не боятся, у них явно везде всё схвачено!
— И дайте же нам, наконец, нашу сырную тарелку! — кричим мы напоследок злодеям-торгашам. Нам выносят нашу тарелку со скудными кусочками сыра, мы стряхиваем это под дулами омоновцев в полиэтиленовый пакетик.
Специалистка по чукчам Маша в течении трёх дней пытается сдать вино на экспертизу. Удивительно, но всюду её гонят в другие места, пока круг не замыкается. Вкусившая западной жизни и нефтяных долларов Маша изумлена, да тут, в России, законы не работают, права потребителей нарушаются, и вообще царит полный беспредел! И что это за капитализм такой, когда хорошо торгующие хорошим продуктом люди куда-то исчезают, а на их место приходят откровенные надуватели и бандиты!
Я говорю Маше: «Давай я с тобой сделаю интервью, расскажешь всё подробно о чукчах на Аляске, ладно?». Маша радостно соглашается, только вот ей надо в Иркутск слетать. Через месяц выясняется, что Маша ни с того, ни с сего умерла в Иркутске…
(((((((((У меня дома тоже проблема трубы как-то вышла на первый план.
В семье у меня вечно идёт битва за трубу. Труба с водой проходит в стене между ванной и кухней, там она раздваивается, вылезая кранами и туда и сюда. И вот такая фишка — когда кто-то включает воду на кухне, особенно если холодную, набирая её в чайник, то тогда в ванной холодная вода перестаёт течь, и если кто моется в ванной голый под душем, то его начинает поливать кипятком. Но бывает и обратное. Кто-то на кухне споласкивает посуду, а кто-то в ванной откручивает кран, и тогда обжигает кипятком руки того, кто на кухне.
И вот чтобы не было ожогов, надо всегда быть начеку, надо внимательно смотреть — нет ли кого в совмещённом санузле, нет ли кого на кухне, когда хочешь побаловаться с водой. А если одновременно, то тут надо уступать, или нагло настаивать на своём, крепко держать вентиль в руках.
Бабка у нас в этом плане ведёт себя как королева. Если ей что надо, то сию минуту, никогда она никому не уступит. Если ей надобно чайку испить, то она плевала на того, кто в ванне голый под душем стоит, или с намыленным лицом слепо ловит ладошкой тёплую струйку. Бабка грубым движением отвинчивает вентиль на кухне на полную катушку, чтоб струя посильней была. Разгорячённый душ в это время теряет вдруг свою холодную составляющую и порой превращается просто в поток кипятка. Я не раз попадала в такую историю. Главное — быстро выйти из под струи. Но порой не получается, струя сильна, она брызгает, даже если голым задом прижаться в кафельной стене, всё равно кипятком брызгает больно. Стоишь терпеливо, думаешь, ну этот ад же должен кончиться когда-нибудь, ну наберёт она свой именно в эту минуту необходимый чайник и отвалит. Но дьявольской старушке иной раз втемяшится в голову, что надобно после чайничка бы и посудку помыть. Кипяток превращается просто в горячую воду, ты плюёшь на злую старушку, которой в течение суток именно в данный момент пришла жажда помыть посудку. Лезешь частями тела под горячую струю, аккуратно частями намываешься. Но тут опять подвох. Старушка вертит вентиль своенравно, ей надо то погорячее, то похолоднее. И тут твоя и так то тонкая горячая струя безумеет — тебя то шпарит кипятком, то начинает течь мощный поток ледяной воды. Ты как уж на сковородке извиваешься, ты прыгаешь по ванной, шарахаешься из угла у угол, а шарахаться то некуда, половина ванной заставлена тазами и вёдрами, ибо комната совмещённого санузла так мала, что вёдра и тазы для стирки девать решительно некуда, разве что на деревянную решётку в угол, и вот прыгаешь по ванной от контрастного душа, и думаешь: «Что это?».
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Отличница - Елена Глушенко - Современная проза
- Люблю. Ненавижу. Люблю - Светлана Борминская - Современная проза
- Мама, я люблю тебя - Уильям Сароян - Современная проза
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- Женщина в гриме - Франсуаза Саган - Современная проза
- Я люблю время - О'Санчес - Современная проза
- Старые повести о любви (Сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- За спиной – пропасть - Джек Финней - Современная проза
- След ангела - Олег Рой - Современная проза