Подселенец - Марк Элгарт

Вовчик — тот, конечно, на измене круто сидел. Ну вот никак ему в избушку эту старинную заходить не хотелось. Шестое чувство, что ли, а может, просто по жизни он отвагой особой не отличался, оттого и в ментовку служить пошёл, известно ведь, что "шобла зайцев валит льва". Всегда приятно за собой власть чувствовать, а тут вот ведь незадача какая — зековским подлянкам про авторитет исполнительной власти не особо-то и объяснишь. Так что пробирался к приоткрытой двери Вовчик с особой осторожностью, приготовив и себя, и АКС ко всяким неожиданностям нехорошим.

За приоткрытой дверью оказалось неожиданно пыльно и после яркого дневного света как-то особенно темно. Исключительно городской житель Вовчик слыхал краем уха, что это помещение в избе называется то ли сени, то ли подклеть, то ли ещё как-то по-простонародному. Легче от этого не становилось, меньше всего хотелось сейчас Вовчику экзотики всякой пейзанской. Другое дело — подъезд, про них мы всё знаем, но выбирать не приходилось. Однако обошлось. Очень аккуратно проскочив тёмный закуток, Вова оказался перед дверью в большую комнату (горница, что ли?). Осторожно зыркнув глазами по сторонам, он не обнаружил ничего опасного: комната как комната, правда, запущенная очень, что неудивительно — хутор-то давно брошенный. Также на одних носках, стараясь уподобиться коварным узкоглазым ниндзя, Вова, выставив вперёд поросячий носик АКС, шагнул в комнатушку. И тут же упал как подкошенный, когда что-то неимоверно тяжёлое опустилось ему на голову, как кара божья.

Эх, безалаберность наша… Ну вот что стоило Вовчику нацепить на башку вместо серой "пидорки" нормальную стальную каску, которую, кстати, и предусматривается носить рядовому и сержантскому составу при боевых операциях? Да вот лень-матушка: по такой-то жаре и броник — уже перебор, не то что этакий чугунок на голове. Только вот броник от табурета в голову — защита очень даже сомнительная, а каска — вполне даже реальная. Но вот не срослось. Для Вовчика то есть, бывшего желдорбатовца, а ныне сержанта милиции. А вот Серёге Горюнову, больше как "Облом" известному, очень даже по душе ментовский головной убор пришёлся — табуреткой, какая бы древняя и добротная она ни была, каску-то вряд ли прошибёшь, а вот серенькую кепочку с козырьком — легко. Так что спорхнул он с наддверных антресолей и быстренько впавшего в беспамятство мента обшмонал.

Улов не то чтобы не порадовал, просто не принес ничего сверх ожидаемого. Кроме АКС ещё ПМ в кобуре, но Облому-то второй ни к чему — просто обойму выщелкнул, а саму пушку мусорёнку оставил, пусть играется. В карманах мелочишка всякая несерьёзная, ключи там, пара сотен ассигнациями и пачка "Кэмела" с зажигалкой. Вот за курево спасибо.

Присмотревшись к менту, Серёга удовлетворённо вздохнул: не до смерти зашиб, как и предполагалось. Даже черепно-мозговой, скорее всего, нет, так — лёгкое сотрясение, был бы мусорок пьяный, так и не заметил бы, на похмелье списал. И хорошо это, не по нраву было Горюнову людей мочить, хотя приходилось, конечно.

Броник мусорской Серёга откинул за ненадобностью — автоматную пулю он всё равно не удержит, а вот бегать в нём затруднительно. Другое дело китель и фуражка эта чмошно-полицайская. Понравилась Облому игра в маскарад, тем более что не вчера он родился, понимал, что через час-полтора в лесу от ментов всевозможных и солдатни не продохнуть будет, но вот только стрелять через кусты по родной мышастого цвета униформе они вряд ли начнут. А тут и у Облома шанс несколько мгновений выиграть, а в такой игре, которую он затеял, каждая секунда дорогого стоит. Потому разоблачил Облом сержанта выше пояса и, как всё нутро его воровское ни протестовало, кителёк милицейский и кепочку на себя натянул. Глянул на себя в старинное запаутиненное зеркало и сплюнул: полицай полицаем, хорошо хоть, никто из знакомых не видит. После чего подхватил железки и тоже сиганул в лес.

Сержант Владимир Мытищин очнулся даже раньше, чем предполагал Облом. Табуретки в голову были для него не в новинку: в вагончике, где он службу проходил, всякое случалось, здоровьем Вовчик всегда отличался отменным, а черепные кости были на удивление крепкими. Поэтому уже спустя несколько минут после рокировки Горюнова он тихо застонал и попытался привстать на руках. Нет, здорово его приложил всё же зечара — в глазах двоилось и звуки раздавались, как из-под подушки. Поэтому скрип старых половиц под чьим-то грузным телом Вовчик даже не расслышал, а просто ощутил в комнате внезапно чьё-то чужое присутствие.

Автоматически потянувшись к кобуре, он только чертыхнулся, схватившись за пустоту, уже прекрасно представляя себе все служебные разборки по причине утраты табельного оружия. Но тут же глаза наткнулись на родную "пээмку", валявшуюся тут же рядом. Обрадованный Вовчик потянулся к ней, схватил за родную ребристую рукоять и рефлекторно направил на незнакомца, как-то нехорошо всхрапывающего прямо за спиной.

Боёк сухо щёлкнул вхолостую несколько раз, а потом Вовчик тонко, по-заячьи заверещал и попытался в очередной раз нырнуть в спасительное небытие, разглядев нового гостя старой избушки. Но крик его прервался, даже почти не начавшись.

Одним мощным стремительным ударом Тварь сломала Вовчику шею, вырвав горло и своротив голову под совершенно немыслимым углом. Потом, опустившись на колени, она начала рвать грудь сержанта Мытищина мощными, словно только для этого и предназначенными то ли лапами, то ли руками, отбрасывая в сторону обрывки форменной рубашки и майки — Тварь ела только мясо, ткань застревала в по-акульи острых зубах, причиняя постоянное, пусть и мелкое, неудобство. Отправив в пасть пару кусков, оторванных от груди Вовчика, Тварь, абсолютно озверев от запаха крови, раздвинула мощным кулаком рёбра, наконец дорвавшись до сердца жертвы. Как всегда, переполнившая пасть кровавая влага заставила её ещё раз на короткое мгновение почувствовать себя изумительно живой, но пульсирующее ещё сердце взорвалось в пасти твари совершенно неописуемым фонтаном ощущений, после чего вся эйфория сошла на нет. Тварь начала просто тупо жрать, как она делала всегда.

Когда от тела сержанта Мытищина осталось совсем не так уж много, Тварь вспомнила про остальную еду. Еды оставалось много, но она убегала, и Тварь это чувствовала. Что ж, побегаем — само понятие "охота" Твари было незнакомо, но процесс ей нравился.

* * *

"Шустрый какой зечара-то оказался, — с некоторым даже уважением думал Рябушкин. — И не скажешь, что почти всю жизнь на баланде, — такого хоть на спартакиаду любую выставляй".

За последние минут этак пятнадцать беглый зек вымотал ментов почти до невозможности. Тому-то что, знай беги налегке, а у стражей порядка и сбруя всякая железная, и стволы, для быстрого боя, может, и хорошие, но для спринтерского забега абсолютно не предназначенные. У самого Рябушкина в разгрузке помимо табельного ещё кое-что имелось. Сделали кавказские командировки старлея параноиком в этом отношении, раз и навсегда он для себя определил, что огневой мощи никогда много не бывает. Конечно, волк какой-нибудь спецназовский и лопаткой сапёрной в любой ситуации обойдётся, но мы-то люди простые, мы больше на продукцию ВПК полагаться привыкли, а руками-ногами пусть супермены всякие машут.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});