Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки (СИ) - Ежов Сергей Юрьевич

Между нами, десять тысяч километров

Всё перроны, перегоны да дожди…

Шквал аплодисментов был нам наградой. Бригадир откашлялся:

— Вижу, что ребята устали, пора, наверное, заканчивать нашу посиделку. У меня только одна просьба к вам имеется. Вас Ирина Сергеевна звать?

— Да.

— Ирина Сергеевна, наш поезд не простой, а фирменный. У нас и вагоны новейшие, и оборудование самое современное, даже новейший магнитофон «Юпитер», Омского завода имеется. Опытный образец! Его даже в серию ещё не запустили, у нас он на испытании. У вас может быть есть катушка с вашими песнями? Мы её по поездной сети включим, порадуем пассажиров. А в Новосибирске мы катушку вернём в целости и сохранности.

Ирина Сергеевна немного подумала, да и полезла в свой чемодан.

— Вот вам катушка, Борис Игнатьевич, можете пользоваться, и даже не надо возвращать. У меня есть ещё несколько, везу на подарки друзьям.

— Ох, ты ж, какой хороший подарок! От души благодарны! А можно у вас попросить, чтобы Вы и ребята расписались на коробке? Нам тогда будет завидовать вся дистанция!

— Это нетрудно. Ребята, вы не против?

Возражающих не нашлось.

Железнодорожники, весело гомоня удалились, а спустя полчаса из радиоточек раздался голос бригадира поезда:

— Уважаемые товарищи пассажиры! Сегодня в нашем поезде путешествует вокально-инструментальный ансамбль «Ария», из Троебратненской железнодорожной школы. Предлагаем вашему вниманию песни ВИА «Ария».

И зазвучали наши песни.

До чего приятно!

В Новосибирске нас пришла провожать почти вся поездная бригада. Всех пообнимали, расцеловали, а мне и Ирине Сергеевне вручили по комплекту железнодорожной формы. Мой — с нашивками бригадира поезда.

— Будете выступать, обязательно надевайте нашу форму! — на прощание заявил бригадир.

Новосибирск, 14. 45. 03.01.1971 год, воскресенье

Большой Зал Консерватории нам даже не предложили. Абыдна, да! Шутка, конечно.

Но и зал Музыкального училища, это очень даже прекрасно, особенно для совершенно неизвестного поселкового ВИА.

Зал оказался небольшим, мест на сто-сто пятьдесят, но забитым он оказался просто под завязку. До выхода на сцену нам осталось каких-то пятнадцать минут, и тут у Ирины Сергеевны случилась тихая истерика. Принимать удар пришлось мне, что тут поделаешь. Бедная девочка мёртвой хваткой схватила меня за грудки, так, что чуть не порвала новенький френч, и яростно зашипела в лицо:

— Юрий! Оказывается, приглашение организовал вовсе не Славик, а Песоцкий!

— Зачем? — шепчу я ей в ответ.

— В пику Татищеву, который и добился моего отчисления.

И тут в моей голове щёлкнул тумблер извечного женского коварства и соответственно, защиты от оного.

На мой взгляд, интрига сложилась примерно так: некто достаточно влиятельный, не добившись взаимности красивой студентки добивается её отчисления. В той жизни студентка покончила с собой, а здесь решительно взялась за строительство карьеры, и уже достигла немалых успехов, во всяком случае, песни её ВИА звучат достаточно широко. Значит нужно её унизить, причём публично, на глазах всех её друзей и врагов! Организуется приглашение, и уже в зале сводятся вместе все знаковые для Ирины личности. Организатор тонко рассчитал: девочка сломается, впадёт в истерику, выступление будет сорвано, причём не по чьей-то вине, а в силу моральной и эмоциональной неустойчивости бывшей студентки.

Задачи поставлены, цели определены. Мне надо приводить девочку в божеский вида, причём быстро, а потому — жёстко.

— Угу. — шепчу Ирине Сергеевне — Они все трое в зале?

— Все трое. Но…

Не ей даю закончить фразу, перебиваю:

— Остальные в зале кто?

— Примерно половина студенты и аспиранты Консерватории, много преподавателей, а остальные — простые любители музыки.

— То есть, большинство являются специалистами в области музыки и исполнительства?

— Да, но…

— Никаких «но»! Ты выходишь, и доказываешь этому залу, всему свету, а самое главное, бывшему любовнику и его завистникам, что отныне ты самостоятельная величина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Витольд не был моим любовником!!! — чуть не по-змеиному прошипела она.

— Ну, разок-другой случилось, не так ли? — цинично усмехаюсь я — Ирина, пойми главное: того, что было больше нет! — методично, словно гвозди, вколачиваю слова — Твоя жизнь и твоя любовь, это только твоя жизнь и только твоя любовь. И грязными лапами туда никто не смеет лезть, иначе я и лапы им пообрываю, и морды расколочу.

— А ведь ты сможешь, Юрий!

— Смогу.

— Ты как лев в своём прайде! — тихонько и освобождённо засмеялась маленькая женщина.

— Поправь макияж, моя львица, у нас всего пять минут до выхода. Особенно обрати внимание на губки!

Ирина Сергеевна гневно сверкнула очами и бросилась к зеркалу.

Я оглянулся на друзей-однокашников: не заметили ли они чего неподобающего? Нет, все выглядят в переделах нормы: ребята взволнованы предстоящим выступлением, а то что их руководители о чём-то эмоционально шепчутся, так это нормально. Мало ли какие секреты у вождей.

— Друзья мои! — хлопнул я в ладоши — Соберитесь и последуйте примеру нашего руководителя: наведите последние штрихи на ваш макияж. Готовы? Добро пожаловать на сцену!

Ведущими выступили местные. Нами эти мужчина и женщина совершенно не заинтересовались, видимо отчётные выступления различных провинциалов здесь вполне рутинное мероприятие.

Наши песни следовали одна задругой, и в первом отделении интерес публики вызвали только две песни: «Обручальное кольцо» и «Мы желаем счастья вам!». Зато второе отделение вызвало интерес куда больший: Цветаева очень популярный поэт, и её стихи, переложенные на музыку никому не известным школьником? Невероятно!

На бис Ирину Сергеевну вызывали раз десять, пока не вмешалась администрация зала: им нужно готовиться к следующему концерту. Затем толпа облепила нас в фойе. Музыкантов интересовал новый музыкальный инструмент. Со сцены услышали, теперь многим не терпелось подержать его в руках, оценить возможности. Однако и из фойе нас вежливо, но непреклонно выставили, после чего толпа, слегка потерявшая в объёме, переместилась в общежитие консерватории. Там нас приняли куда ласковее, и даже любезно открыли красный уголок. Как оказалось, среди зрителей, переместившихся в красный уголок общаги, оказалось немало консерваторского начальства, о чём свидетельствовали три Волги, несколько Москвичей и даже пара Жигулей.

Нас поздравляли, пожимали руки, интересовались планами… в общем шёл обычный в таких случаях трёп. Консерваторские девицы строили мне глазки, что не понравилось моим девицам, и они взяли меня в плотное окружение, подпуская только мужчин. Святая простота! Если бы они знали, сколько среди этой публики альтернативнофаканных господ… Но огорчать девочек я не стал.

Постепенно сборище начало перерастать в пьянку, а пьянка, как известно, ни к чему хорошему не приводит. Ребят поодиночке, чтобы не приведи господи не обидеть никого из важных гостей, я отправил по комнатам. Для собственного спокойствия я даже решил пожертвовать тремя глюкофонами, поручив их знакомым студентам Шуре, Славе и Эдику. Ребятам я пообещал, что изготовлю им именные глюкофоны, настроенные в нужной им тональности. Впрочем, даже если и замылят глюкофоны, ничего страшного, сделаю новые, чай газовые баллоны не дефицит.

Народ пошел в отрыв. На глюкофонах бренчали и соло, и дуэтом, и трио. Периодически начинали петь нечто странное, совершенно немузыкальное, на мой пролетарский вкус. Остограммливаться начали с коньяка, но вскоре, как водится, докатились до коленвала58 и трёх топоров59.

Последней я отправился спасать нашу руководительницу.

Ирину Сергеевну я обнаружил в маленькой комнатке рядом с красным уголком: она курила и разговаривала с тремя девушками, её ровесницами, похоже, старыми подругами. По извечной женской, ещё из той жизни, привычке, я незаметно приблизился, и стоя за приоткрытой дверью прислушался. Говорили обо мне.