День саранчи - Натанаэл Уэст

Не говоря худого слова, Лем повернулся и пошел своей дорогой. Он шел по людным улицам и мысленно поздравлял себя с тем, как удачно отбил первое нападение. Не растерявшись, он сэкономил десятую часть своих сбережений.

Лем увидел ларек, где продавали арахис, и на всякий случай приобрел пакетик.

- Я из провинции, - признался он продавцу, лицо которого показалось ему честным. - Не могли бы вы сказать мне, где тут поблизости недорогая гостиница?

- Почему бы нет, - отвечал тот, улыбнувшись прямоте собеседника. - Я знаю такую, где с вас возьмут всего доллар в день.

- И это называется дешево! - воскликнул герой. - Сколько же тогда берут в «Рице»?

- Я там никогда не останавливался, но, судя по всему, никак не меньше, чем три доллара.

- Вот это да, - присвистнул Лем. - Двадцать один доллар в неделю! Но зато уж, наверное, и обслуживание там отличное!

- Я слышал, там прилично кормят.

- Не будете ли вы так любезны сказать, как попасть в тот дешевый отель, о котором вы упомянули?

- Разумеется, скажу.

Продавец орехов направил Лема в гостиницу «Коммерсант». Это заведение было расположено на узкой улочке недалеко от Бауэри и никак не относилось к модным отелям. Однако его ценили мелкие коммерсанты, и нашему герою там понравилось. Он никогда до этого не видел роскошных отелей, и это пятиэтажное здание с конторами на первом этаже показалось ему в высшей степени импозантным.

Лем поднялся в свой номер, положил узелок, затем спустился вниз и узнал, что скоро будет обед. Он ел с аппетитом деревенского парня. Стол не отличался изысканностью, но по сравнению с тем, чем потчевали его в заведении мистера Парди, это было божественное пиршество.

Пообедав, Лем спросил у служащего отеля, как попасть на Пятую авеню. Ему посоветовали дойти пешком до Вашингтон-сквер, а затем сесть на автобус, идущий к центру.

Получив удовольствие от поездки по великолепным улицам Нью- Йорка, Лем вышел из автобуса у магазина, на котором красовалась вывеска: «АЗА ГОЛЬДШТЕЙН. Колониальные особняки и интерьеры».

В витрине он увидел дом, в котором прожил всю жизнь.

Сначала бедняга не мог поверить своим глазам. Тем не менее все было как в Вермонте. Его неприятно поразила запущенность родного жилища. Когда они с матерью в нем обитали, дом был в лучшем состоянии.

Наш герой стоял и глазел на него так долго, что привлек внимание одного из служащих. Этот учтивый господин вышел на улицу и обратился к Лему.

- Любите новоанглийскую архитектуру? - осведомился он, прощупывая почву.

- Нет, сэр, просто меня заинтересовал именно этот дом, - честно сознался Лем. - Раньше я в нем жил. Собственно, в нем я и родился.

- Как интересно, - вежливо отозвался служащий. - Не желаете ли войти внутрь и осмотреть все как следует?

Наш герой последовал за обходительным собеседником, дабы лучше взглянуть на родное обиталище. По правде сказать, он взирал на него сквозь пелену слез, ибо думал только о пропавшей матери.

- Не будете ли вы так любезны снабдить меня кое-какой информацией, - сказал служащий, указывая на старый комод. - Куда бы ваша мать поставила его, если бы он ей принадлежал?

Лем сразу подумал, что мать отправила бы комод в сарай, но, увидев, что служащий был определенно высокого мнения об этом предмете, решил поступить дипломатично. Чуть поразмыслив, он указал на место рядом с камином:

- Думаю, она бы поставила его сюда.

- Что я говорил! - воскликнул обрадованный собеседник, обращаясь к своим коллегам, которые собрались послушать, что скажет Лем. - Именно рядом с камином!

Служащий проводил Лема до дверей, а на прощание сунул ему два доллара. Лем не хотел брать деньги, считая, что он их не заработал, но его успокоили, сказав, что благодаря ему магазин сэкономил немалую сумму, каковую запросил бы эксперт за консультацию, - им очень важно было знать, где должен стоять комод.

Столь удачный поворот дел несказанно обрадовал нашего героя, который только диву давался, до чего же легко заработать в Нью-Йорке два доллара. «Если так пойдет дело, - размышлял он, - то восьмичасовой рабочий день будет приносить мне девяносто шесть долларов, а шестидневная рабочая неделя - пятьсот семьдесят шесть долларов. Если я и дальше буду продолжать в том же духе, то не успею оглянуться, как заработаю миллион».

Лем двинулся к Центральному парку, где присел на лавочку недалеко от аллеи для конных прогулок и стал наблюдать за ездой. Его внимание привлек человек, который правил маленьким рессорным экипажем, запряженным парой лошадей. Лем не знал, что человек этот, рядом с которым бежали два прекрасных далматских дога, был тот самый Аза Гольдштейн, в салоне которого он только что побывал.

Выросший в сельской местности юноша тотчас же заметил, что кучер Аза Гольдштейн неважный. Впрочем, он управлял парой гнедых не для удовольствия, а для прибыли. На его складе скопилось изрядное количество старинных фургонов и экипажей, и теперь, раскатывая в одном из них по парку, он рассчитывал, что это станет хорошей рекламой и поможет ему распродать товар. Пока Лем поражался его неумелому обращению с вожжами, одна из лошадок испугалась проходившего полицейского и встала на дыбы. Паника охватила и вторую лошадь, экипаж понесся во весь опор, создавая невероятный переполох. Сам мистер Гольдштейн полетел вверх тормашками, когда экипаж перевернулся, и Лем не мог не расхохотаться, увидев его потешную физиономию, на которой отвращение было смешано с испугом.

Но внезапно веселье Лема как рукой сняло, поскольку он понял, что, если тотчас же не остановить вконец перепуганных лошадей, случится беда.

11

Причину столь внезапной смены настроения объяснить нетрудно. Лем увидел пожилого господина с очаровательной юной дочерью, которые как раз собирались перейти дорогу, и понял, что еще мгновение, и они окажутся под копытами летящих во весь опор лошадей.

Лем задержался только для того, чтобы поправить вставные челюсти, и выбежал навстречу лошадям. Проявив силу и ловкость, он схватил их под уздцы и сумел остановить в двух шагах от ошеломленной и перепуганной пары.

- Этот парень спас вам жизнь, - заметил прохожий старику.

Старик был не кто иной, как Леви Андердаун, президент Андер-

дауновского национального банка.

К несчастью, мистер Леви был слегка глуховат, и, хотя был человеком добродушным и мягкосердечным, о чем свидетельствовали его многочисленные благотворительные деяния, характер у него был вспыльчивый. Он совершенно неверно интерпретировал действия нашего героя и, решив, что несчастный юноша конюх, упустивший разбушевавшихся животных, дал волю гневу.

- Я этого так не оставлю, юноша! - кричал он, потрясая зонтиком.

- Погоди, папочка, - вмешалась его дочь Алиса, которая тоже не разобралась, что к чему. - Не надо звать полицию. Возможно, он любезничал с хорошенькой горничной и забыл о лошадях.

Алиса была особой романтичной и читала много любовных романов. Она одарила Лема очаровательной улыбкой и поспешила увести прочь разгневанного отца.

Лем не мог сказать ни слова, так как во время схватки с лошадьми он потерял свои челюсти, а без них открыть рот не отважился. И потому он проводил отца и дочь взором, исполненным немой тоски и отчаяния.

Затем, поскольку больше ничего не оставалось делать, Лем передал вожжи подоспевшему груму и отправился искать челюсти в придорожной грязи. Пока он пребывал в поисках, к нему подошел человек, представлявший страховую компанию, с которой мистер Гольдштейн поддерживал тесный контакт.

- Вот десять долларов, друг мой, - сказал чиновник. - Человек, лошадей которого вы так храбро остановили, просит принять эту сумму в качестве награды.

Лем взял деньги, не раздумывая.

- Пожалуйста, распишитесь вот здесь, - не отставал чиновник, протягивая ему документ, по которому страховая компания освобождалась от уплаты дальнейших сумм.

Отскочивший из-под копыт камешек так сильно ударил Лема в глаз, что герой ничего им не видел, но тем не менее он отказался подписывать бумагу.

Тогда чиновник решил прибегнуть к хитрости.

- Я собираю автографы, - соврал он. - К сожалению, я не захватил с собой свой альбом, но если вы распишетесь на листке бумаги, который случайно оказался в моем кармане, вы меня просто осчастливите. Ваша подпись займет почетное место в моей коллекции.

Изнемогая от боли в левом глазу, Лем расписался, чтобы избавиться от докучливого собеседника, и снова стал шарить по земле в поисках челюстей. В конце концов он выудил свое сокровище из грязи, покрывавшей аллею для верховой езды, и пошел к питьевому фонтанчику, чтобы сполоснуть челюсти, а заодно и промыть глаз.

12

Пока Лем возился у фонтанчика, к нему подошел молодой человек. Он выделялся из толпы длинными черными волосами, ниспадавшими ему на плечи, и огромным лбом. На голове у него была шляпа с чрезвычайно широкими полями. Виндзорский галстук[50] и южная жестикуляция делали его заметным среди нью-йоркцев.