Красный Герцог (СИ) - Хохлов Владислав

Дверь распахнулась, через неё, занося прохладный полуночный воздухом, вошел офицер «зло».

— Что произошло там? То, что ты сейчас скажешь, повлияет на твою дальнейшую судьбу. — Офицер догадывался, что произошло, и был рад успешному выполнению миссии. Он просто отыгрывал роль непричастного, на глазах у посторонних.

— Офицер Манфрэд часто жаловался на ужасное состояния оружий в отряде и всегда их перепроверял. Он зарядил мой карабин, и, когда я хотел его отнять, застрелился. — Генрих заранее, — еще до прихода офицера, — подготовил необходимые фразы, чтобы они казались убедительными и логичными, но один с этим он справиться не мог.

— Действительно. Звучит, как правда, — почёсывая свой подбородок, ответил офицер.

— Подождите! Зачем офицеру убивать себя на глазах солдата? И даже не из собственного оружия! — Один из солдат, присматривающих за Генрихом, неожиданно решил высказать свои подозрения о произошедшем.

— От Манфрэда многого требовали, в конечном итоге он начал не справляться. Также, учитывая его характер, я не удивлён, что перед смертью он решил создать для кого-нибудь проблемы и позабавиться. Я проверил труп, слова нашего подозреваемого правдивы. — Офицер вступился за Генриха, и это оказался тот самый спасательный круг, который он ждал с самого начала.

Солдат выдвинувший своё подозрение, посмотрев повинующимся взглядом в пол, отошел обратно на своё место. Генриха отпустили, офицер попросил его подойти утром для проведения дальнейших действий. Генрих возвращался в свой барак, осторожно протирая ссадины. Не смотря на то, что ему пришлось пережить, он ощущал себя лучше. В пределах лагеря, для него наконец-то появился новый товарищ.

Проходя по скрипучим половицам барака, Генрих боялся каждой последующей минуты. Информация о смерти отца стала ударом в самое сердце. Генрих всё же подвёл всю свою семью. Когда за ним прибыли, то сразу сказали, что возвращение отца маловероятно. Тогда он еще мог остаться с сестрой и матерью, они бы помогали друг другу и жили бы дальше… но нет, Генрих решил, что всё поправимо. Он отправился туда, где гибнут люди, в надежде не допустить гибель, которая давно уже случилась. Осознание происходящего, настигало Генриха с новой силой. Он не сможет увидеть своего отца, не сможет его обнять. Они не будут говорить на разные темы, отец не сможет научить его многим вещам. Генрих остался единственный мужчиной в своей семье. Справится ли он? Сможет ли его семья быть хотя бы чуть-чуть счастливее, чем раньше? Слёзы щипали его глаза. Подобно дождю, они падали на пол. Генрих был на грани безумия и отчаяния, ему не хотелось, чтобы всё это происходило по-настоящему, чтобы всё это было лишь глупым сном, а он проснулся бы в своей комнате, в мягкой постели, среди знакомых стен и любящей семьи. Ему стала безразлична собственная жизнь, ибо рискуя ею, он потерял гораздо больше, чем боялся. Сестра и мать нуждались в нём, и, осознавая злой рок событий, он думал только об одной вещи, что способна его успокоить в этот страшный момент. Мучительные мысли о смерти отца могли заглушить только приятные воспоминания. Подойдя к своей койке, он отодвинул подушку и ничего под ней не обнаружил. Желтого дневника не было. Оставался только резкий запах гнили и черное пятно на матрасе.

Глава 3.4

Руины (Перемены)

Тошнотворный запах всю ночь витал вокруг своей ближайшей жертвы, мешая Генриху спокойно восстанавливать силы и отдыхать. Несмотря на ужасную окружающую обстановку, владелец вонючей койки всё же смог уснуть. Возможно, отсутствие снов как раз было вызвано этим фактором. Генрих находился в мрачной бездне, он ничего не видел вокруг себя, даже собственное тело никак не показывалось перед глазами. Ощущение времени было не таким слабым, как в обычных сновидениях. Здесь, в пустоте, ощущалась каждая минута. Они тянулись так мучительно долго, как это только было возможно представить. Именно здесь, в тишине, можно было расслабиться. «Наверное, так же себя и чувствуют звери в пещерах» — думал Генрих. Проснуться же пришлось раньше, чем хотелось — рвотные позывы выгнали юношу из тёмного спокойствия. Если бы его ждали сладкие сны, он был бы даже огорчен столь неприятным событием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В бараке стояла мертвая тишина. Ни на одной койке не было никого. Генрих как пришел сюда один, так одним и оставался. Сидя на своем спальном месте, он всматривался в другой конец барака, представляя те самые дни, когда отряд тренировался. По сравнению с недавними событиями, эти воспоминания были для него радостными. До рассвета и всеобщего пробуждения оставалось ориентировочно пара часов. Можно было только наблюдать за тем, как небо от восхода становилась светлее.

Прогуливаясь по спящему лагерю, Генрих обнаружил, что он единственный, кто сейчас не дремлет — даже столовая была закрыта. Посетив кладбище и прогулявшись рядом с бараками, Генрих прибыл к полю, где проходил последний день тренировок. Именно здесь он впервые убил человека. Последствие того действия до сих пор гложет его. Манфрэд мертв, и мертво его наследие. Теперь отряд будет расформирован, и ничего не будет, как раньше. «Встретимся ли мы когда-нибудь?» — спрашивал самого себя Генрих, надеясь снова встретиться со своими товарищами.

Убийства, которые совершил Генрих за последние дни были необходимы, он был вынужден защищаться. «Простите» — произнес он себе под нос. Он извинялся перед двумя незнакомцами, которых убил. Собственной рукой он оборвал их жизни, разрушив их семьи вдали отсюда. Только одной смерти Генрих был рад. Манфрэд не заслуживал жизни, имея врагов в своем окружении, он рано или поздно бы погиб. То, что Генрих ускорил это событие, ничего не означало. Каждый раз вспоминая это имя, его сердце начинало бешено биться, а в ушах застывал неугомонный гул. Из-за того, что именно этот человек разрушил семью Генриха.

Карабин забрали прошлой ночью, поэтому юноша ничем не мог себя занять; сонливость резко покинуло его с самого момента пробуждения. Оставалось только блуждать в одиночестве, обдумывая всё произошедшее и, то, что будет происходить в будущем. Отец мертв — бессмысленно оставаться в Керхёфе. Но побег будет расценен как дезертирство, а дом — первое место, где его будут искать. Генрих не хотел создавать больших проблем для матери и сестры. «Интересно, как там они?» — думал он. Имея в запасе несколько часов свободного времени, Генрих обдумал всё, что будет происходить в его жизни. Через время, он пришел к выводу, что нужно дальше заниматься военной службой. Добившись уважения среди вышестоящих, он сможет благополучно вернуться домой, живым, уважаемым. Главное — не с пустыми руками.

Потратив достаточно времени, Генрих смог дождаться момента, который он впервые увидел. Кто-то пришел к дверям столовой и открыл их ключом. Дверь оставалась открытой, поэтому Генрих решил пройти внутрь. Когда он зашел, то увидел, что повара работают и выгружают различные кастрюли. Подойдя к одному из них, Генриха встретил улыбчивый повар.

— Ещё рано; нужно подождать, пока еда будет готова, — сказал мужчина в фартуке.

Присев на одно из свободных мест, Генрих молча наблюдал за трудоемкой работой поваров. Без привычного карабина, он чувствовал себя почти голым, — из-за отсутствия привычной тяжести за плечом, он ощущал, будто потерял часть себя. Смотря на поваров, Генрих заметил в них сильное отличие от остальных людей в Керхёфе: они были более радостны и спокойны, на их лицах отсутствовали признаки усталости, которые наблюдались даже у офицеров.

— Наверное, никто не будет возражать. У тебя, скорее всего, была бессонница, тебе нужно хорошо подкрепиться. — Неизвестный голос раздался позади Генриха, вынудив его обернуться через плечо.

Позади него стоял один из поваров, держа в руках поднос с едой, которую приносили офицерам. О такой роскоши мечтал каждый солдат, за исключением тех случаев, когда их готовили отправлять на убой. Поднос положили перед Генрихом, и повар начал удаляться.