Красный Герцог (СИ) - Хохлов Владислав

— Я пришел отчитаться о выполненных заданиях! — Отдав честь своему офицеру, Генрих пытался держать себя в собранном состоянии, не показывая страх.

Манфрэд всё никак не мог понять, что происходило на его глазах. Никогда прежде перед ним не отчитывались солдаты после боя, даже самые верные и наивные. Те, кто уходил, или погибали, или пытались забыть о существовании начальника. Выслушивая различные события из города, Манфрэд считал, что сейчас к нему просто подлизываются, пытаются стать другом, показывая свою заинтересованность в общении. Размышления и догадки Манфрэда прекратились, когда он услышал знакомый металлический звук. Подняв глаза он увидел Генриха, что стоял у двери и держал в руках собственный карабин.

— Я его пересобрал после операций… не могли бы вы проверить? — Генрих нервно сглатывал накопившиеся после долгого разговора слюни.

— Зачем?..

— Я видел, что вы самый опытный в этом деле, и, надеюсь на вашу помощь и совет, — скороговоркой проговорил солдат.

Поняв, что его ждёт любимое занятие, Манфрэд оставил свои документы и взял карабин. Оружие было таким же легким, как и всегда, местами появились новые царапины и следы грязи. Заметив это, офицер начал более осторожно осматривать оружие, выискивая все его секреты. Следом, после детального внешнего осмотра, он потянулся к магазину.

— Не заряжено! — резко сказал Генрих, испугав этим выкриком офицера. — Я отдал патроны сразу, когда вернулся.

Манфрэд долго смотрел на своего солдата, пытаясь будто посмотреть в самое нутро. Вернувшись к магазину, офицер молча согласился, что обычный новобранец не сможет здесь добыть патроны. Пропустив проверку магазина, карабин был уложен на колено. Медленно правая рука скользила по оружию, от самого приклада до затвора. Быстрым движением затвор был передёрнут, дав хозяину сигнал, что механизм подачи патронов исправен. Офицер хорошо знал все звуки ружья. После этого действия, Манфрэд сделал паузу и медленно направил дуло в сторону Генриха.

Волна ужаса окутала юношу. Сейчас он стоял напротив офицера, у которого был карабин с одним единственным заряженным боевым патроном. «На войне всякое бывает: кто-то не выдерживает всего происходящего, кто-то становится жертвой случайной пули. Именно сегодня, „всякое“ должно произойти с Манфрэдом» — слова, сказанные офицером «зло», мгновенно пронеслись в голове Генриха.

— Может, ты и дурак, — сказал Манфрэд, — но других выставлять дураками — себе дороже. Даже не знаю, глупость это или подвиг, но ты первый, кто решился на подобное. Будешь и последним.

По всей комнате слышалось тяжелое дыхание. На одной стороне был человек, который висел на волоске от смерти, на другой — офицер, что чуть ли не повелся на банальный обман. Манфрэд сейчас больше всего желал поиздеваться напоследок над тем, кто начал его раздражать с самого начала — наивным юнцом, слепо верящим в сказки.

— Мне не важно, кто тебя послал. Я даже буду радоваться тому, что меня будут и дальше развлекать. Знаешь, всё на самом деле происходит куда интереснее, чем ты думаешь. Я ожидал твоей смерти в первый день тренировки. Думал, что ты будешь настолько большой помехой, что мне дадут добро на отправку тебя в подразделение сапёров. Некоторых из которых уже пускали по улицам города, и, никто из них не вернулся. Удивительно… Как говорится: «человек оступившись научится, сапёр оступившись ничему не научится». — Манфрэд начал свой рассказ издалека, но когда он подбирался всё ближе и ближе к «ключу всей темы», он выглядел как жадный коршун, что летает над умирающим животным, предвкушая будущий пир. — Помнишь последний день тренировки, когда заключенный набросился на тебя с ножом в руке? Какой безумно-неожиданный случай! Только перед этим я шепнул ему на ухо, что если он убьёт тебя, я вознагражу его свободой. Эта была мотивация и для тебя, и для него. Это был идеальный план, где победителем остался бы я.

Манфрэд иногда останавливался на небольшие паузы, оценивая эмоциональное состояние Генриха. Напряжение было заметно не только по звуку тяжелого дыхания, но и по другим признакам: на лице Генриха начали выступать потоки холодного пота, зрачки расширились, а лицо побледнело, руки и ноги его бешено тряслись от страха и ненависти. Манфрэд медленно наслаждался этим моментом и решил не останавливаться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ты меня раздражал с первого дня, когда забрали твоего отца, ты мне сразу показался слабаком. И это подтвердилось тогда, когда мы пришли за тобой! Надо было тебя застрелить на месте! вот была бы потеха! Да, это изначально было в моих планах. Я сказал, что твой отец в плену? Ложь! Твоего отца никто не брал в плен, он помер где-то далеко отсюда.

— Что?! — резко произнёс Генрих. Последние слова врезались в голову и заставили кровь бурлить.

— Он умер через две недели после того, как закончилось его обучение. Его повадки очень сильно раздражали меня: всё время влезал туда, где не было его место, учил меня, давал советы. В итоге, я просто дал ему приказ, который и стал его последней песней.

— Ты убил моего отца! — крик Генриха отразился от стен, гнев и горе поглотило его. Единственное, о чем он сейчас думал — месть.

— Да, убил! и тебя убью. Ты сам пришел ко мне, даже с заряженным оружием, которое вложил мне в руки. Не знаю, что станется с твоей семьёй, но я безумно рад такому финалу. — Улыбка Манфрэда, показывающая все его зубы, напоминала звериный оскал. Он дошел до пика удовольствия, психологически уничтожая своего противника.

Неожиданно для всех, — не только Манфрэда и Генриха. С улицы раздались крики: «Враг в лагере! Тревога!» Почти сразу крик был заглушен громким топотом, который проносился снаружи здания. Событие было настолько неожиданным, что Манфрэд обернулся в сторону закрытого окна, выходящего на улицу. Генриха же не волновало ничего, кроме тех слов, что он сейчас услышал. «Убить! Отомстить!» — священный догмат, написанный собственным внутренним голосом.

Генрих рывком дернулся навстречу офицеру. Дистанция между ними стремительно уменьшалась. Заметив это, Манфрэд потянулся свободной рукой к цевью для более прочной хватки. Он готовился открыть огонь. Действие Генриха было резким и таким же неожиданным, как крики на улице. Непредусмотрительность сыграла злую шутку. Не успев схватиться за карабин, Манфрэд начал терять контроль над ситуацией. Схватившись за ствол, Генрих резким движение поднял его вверх. Второй рукой он тянулся к спусковому крючку.

Выстрел.

Доли секунды решили исход конфликта. Воспользовавшись неразберихой и моментом неожиданности, Генрих вышел победителем. Теперь перед ним сидел офицер в менее доминирующей позе. Мертвец тряпичной куклой повис на стуле. Опрокинув голову назад, он устремил пустой взгляд в потолок, где красовалась дыра от выстрела и свежие кровавые пятна. Генрих никак не мог поверить в произошедшее. Мир перевернулся с ног на голову. Еще неделю назад он бы никогда не поверил в то, что он будет гореть желанием убийства и откроет ужасную правду о судьбе отца. Попятившись назад, Генрих медленно терял самообладание, прилив адреналина в крови ослепил его. Тёмная пелена закрывала глаза, а гипервентиляция легких мешала спокойно дышать.

Не успев даже осознать всего произошедшего и не начав скорбеть о смерти отца, Генрих услышал, как дверь позади него распахнулась. В помещение вошел офицер «зло» в сопровождение пары солдат. Увидев ужасную картину расправы, солдаты не скрывали напряжения. Но рядом стоящий офицер оставался холоден, он будто каждый день видел похожие картины. Задыхаясь, произнеся только неловкое и оборванное: «Я…». Генрих ощутил жгучую боль в районе живота и то, как все его внутренности сжимаются в несколько раз. Вошедший в помещение офицер ударил подозреваемого в убийстве. Его колено вдавилось в живот юноши. Скрючившись от ужасной боли, Генрих упал на пол. Офицер наклонился к нему и тихо произнёс: «Потерпи, я во всём разберусь».

Весь путь до кабинета офицера «зло», Генриха тащили по земле. Он пытался встать и идти самостоятельно, но постоянно бессильно падал вниз. Уже второй раз за последний час он смотрел прямо на дуло ружья. Генрих был усажен на стул; каждое его движение могло стать последним, так как за ним следили два солдата. В глазах охраны читались неприязнь и злость, они переживали, что на них могут так же напасть, как и на Манфрэда. Боль от транспортировки медленно ослабевала, а сознание становилось чище. Генрих сделал то, что ему предложили: он избавился от Манфрэда. А офицер «зло», — как и обещал, — ходил рядом под окнами, ожидая сигнала. Не смотря на то, что всё могло пойти под откос, план был выполнен. Чем дольше Генрих сидел на стуле, тем сильнее его начала грызть мысль, что его обманули. Опять.