Александр Дюма Великий. Книга 2 - Даниель Циммерман

Логика неотразимая, к тому же бей наделен чувством юмора, и Юнису обещан паспорт. А теперь, видимо, пора вернуться в Алжир на две-три недели, не более, так как во Франции Александра уже ждут неотложные дела. Остановки в Боне, в Константине, рассказы воинов, героизм наших славных солдат, вечные сцены усмирения, небезопасность, репрессии, специально обученные для охоты на алжирцев собаки, обоюдная жестокость сторон, выставленные на всеобщее обозрение трупы, отрезанные головы. Все это не мешает Александру собрать серьезную информацию о мавританских танцах и купить за десять франков наводящего ужас грифа по имени Джугурта для пополнения своего зверинца в будущем замке. Прибытие в лагерь Сминду, условия жизни в котором носят сугубо примитивный характер. Александру сообщают, что полковой казначей-кассир предлагает ему свою спальню, сам же он уже спит на складной кровати на втором этаже. В этой спальне Александр видит на стене фотографию молодой женщины в тюрьме. Александру как будто знакомо ее лицо, хотя имени он вспомнить не может. Утром он хочет поблагодарить казначея, но тот уже ушел. И только на обратном пути узнает он имя своего невидимого хозяина — Морис Коллар, один из друзей его детства, дядюшка Мари Капель-Лафарж, вовсе не расположенный к беседе о ней. Александр немедленно пишет ему письмо, в котором высказывает веру в невиновность его племянницы. Мари Капель-Лафарж узнает об этом, в свою очередь, напишет ему письмо и пришлет свои записки под названием «Воспоминания и размышления одной изгнанницы». В течение всего 1847 года Александр будет делать попытки добиться ее освобождения. Он теперь хорошо принят при дворе и добивается от министра юстиции обещания перевести ее из тюрьмы в психиатрическую больницу, и «в 1848-м я был близок к тому, чтобы добиться от короля Луи-Филиппа <…> помилования Мари Капель»[70]. Полагал ли он это дело своим делом Каласа?

В Алжире его довольно холодно встречает Бюжо: государственные суда используются теперь для личных развлекательных прогулок? Но что такое какой-то там маршал Франции против Александра Великого:

«— Господин маршал, — сказал я ему, — мы с капитаном посчитали, что с момента моего отбытия из Кадикса я стоил правительству одиннадцать тысяч франков, затраченных на уголь и съестные припасы. Вальтер Скотт, путешествуя по Италии, стоил английскому адмиралтейству сто тридцать тысяч франков, стало быть, французское правительство задолжало мне сто девятнадцать тысяч франков».

Бюжо ворчит, но приглашает его на обед, во время которого излагает свои цивилизаторские замыслы: «Военные поселенцы, военное правительство, военные трибуналы». Другие люди, уже в XX веке последуют этим мудрым заветам. Наряду с генеральным штабом, Александр посещает и дома свиданий. Сравнительный анализ позволяет ему сделать вывод, что, если в Тунисе проститутки в основном еврейки, то в Алжире это арабские девочки. «Мало кто из них родился до завоевания Алжира: что толкнуло их на занятия проституцией? Нищета. Каким же образом мавританские семьи, столь богатые при турецком владычестве, впали в такую нищету под владычеством Франции? Никто, кроме меня, не задавался подобным вопросом». Затем он объясняет различные механизмы ограбления алжирцев. Конечно, с помощью силы: «Мы оттеснили их в горы, мы завладели их собственностью, а взамен предложили заключить с нами союз. Конечно, для них это большая честь, но с точки зрения людей, считающих себя законными владельцами земли, этого, наверное, недостаточно». Затем, при помощи разоряющих алжирцев финансовых спекуляций. А также и законными путями. Примеру, которым он пользуется для иллюстрации своего тезиса, место в антологии антиколониальной литературы, где, возможно, он займет первое место: «Два владения граничат друг с другом, граница между ними заведомо известна. Отлично. На основании этой общеизвестности араб считает, что ему нечего опасаться. Европеец, вместо того, чтобы строить на своей земле, строит на земле соседа». Потерпевший посылает жалобу в арабскую инстанцию, арабская инстанция посылает письмо французу, который на него не отвечает. Тогда арабская инстанция посылает потерпевшего к мировому судье. «Судья подтверждает, что право на стороне араба, и приказывает европейцу покинуть территорию.

Удовлетворенный араб возвращается домой и рассказывает долгими вечерами, что есть справедливость во французском правлении и что кади отдал захватчику приказ убираться.

В результате, поскольку араб не знает, что такое признание права собственности на недвижимость или право владения, и даже и представить себе не может, что можно ослушаться приказа кади, он начинает спокойно ждать, чтобы европеец убрался, чего он, по мнению араба, никак не может не сделать». Время идет, француз же продолжает строить. Араба посылают в суд первой ступени. «Там он узнает, что прежде всего должен обзавестись адвокатом. Араб кидается в поиски сего неизвестного предмета, находит его и справляется, какими же способами может вернуть он себе свое добро; Адвокат уверяет, что нет ничего легче, что дело беспроигрышное, только прежде араб должен заплатить ему двадцать пять франков». Араб выигрывает процесс, если предположить, «что переводчик хорош и судья понимает, о чем именно идет речь». Француз посылает апелляцию. «Араб справляется, что он должен делать. Он должен поехать в Алжир, но, дабы облегчить ему его действия, арабская инстанция дает ему письмо к адвокату апелляционной инстанции. Тот находится в метрополии и требует восемьдесят франков».

«Процесс проиграть невозможно, поэтому адвокат его выигрывает. Обидчик должен покинуть территорию и возместить судебные издержки; араб же возвращается домой и к новым расходам.

Он возвращается домой и начинает ждать. Дом француза становится все выше, вот он уже и закончен. Что касается издержек, то вместо того, чтобы получить их возмещение, араб получает новую гербовую бумагу. Его вызывают в кассационный суд.

Процесс длится вот уже год, и занятый им араб не засеял свое поле и в результате потерял урожай. Он должен отдать адвокату кассационного суда сто пятьдесят франков против тех восьмидесяти, которые отдал адвокату апелляционного суда. Он должен также съездить в Париж, чтобы наблюдать за движением своего дела. Он бросает землю и дом и спасается бегством, говоря, что христиане, правительство и частные лица объединились все вместе, чтобы его разорить.

По прошествии трех лет европеец узаконивает свои права и вступает во владение домом и землей в качестве полноправного хозяина.

Если бы правосудие вершили турки, то это происходило бы следующим образом: в один из базарных дней араб явился бы к каиду. Каид послал бы обе стороны к кади. Кади вызвал бы на судебное заседание местных старейшин, чтобы спросить у них, на чьей стороне право. Старейшины вынесли бы решение, и вор получил бы пятьдесят ударов палкой по пяткам, на чем бы все и закончилось». «На «Стремительном» будет печататься частями на протяжении 1848–1851 годов. Неизвестно, насколько увеличилось в результате число поселенцев.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});