Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С одной стороны, такое население вполне устраивает если не любую, то почти любую власть, поскольку при отсутствии у народа собственных мнений править можно как угодно. Тем более что внешне все обстоялс тихо и благопристойно. После пенсионеров никто уже на улицы не выходил; бывало, кто-то где-то держат голодовку — никем не поддержанная, она быстро за тухала, да и державшие ее заранее не верили в успех а объявляли только из того чисто подсознательногс ощущения, что надо что-то делать, потому что, если ничего не делать, — это еще хуже. Так называемое мировое общественное мнение тоже этими проблемами не особенно интересовалось: вроде бы никакого нарушения гражданских прав не происходило, никому не затыкали ртов, не сажали за политику, да и голодных смертей в массовом порядке не наблюдалось; а что бедность — так она везде есть, а что в богатейшей стране — тысяча извинений, но ведь это Россия, чего же вы еще ожидали, леди и джентльмены? Там никогда не было цивилизованного порядка, и если он и возникнет, то (увы, увы!) не так скоро — при далеких потомках, может быть… Даже когда попытка группки отчаявшихся людей в очередной раз заблокировать железнодорожную магистраль стратегического значения была пресечена при помощи внутренних войск, шума в мировом масштабе не последовало. Крови было не много, до крайностей дело не дошло, поскольку нарушители порядка, собственно, и не сопротивлялись, они и не хотели сопротивляться, то была просто форма выражения своего отчаяния; драться или ложиться под поезда никто всерьез не собирался. Кое у кого оставались еще надежды на интеллигенцию, к тому времени еще не окончательно вымершую. Однако это славное в прошлом племя в лучших своих традициях продолжало непримиримую междуусобицу по множеству проблем теоретической экономики и политики и никак не могло договориться, по примеру средневековых схоластов, относительно того — сколько же демонов могут уместиться на острие иглы. Интеллигентам было не до практики, что, кстати сказать, и выяснилось вскоре после того, как они, для самих себя неожиданно, получили власть. Как неопытный футболист, к которому вдруг случайно попадает мяч и он настолько потрясен этим фактом и тем, что есть возможность по мячу ударить, что никак не может сообразить, куда же именно мяч отдать; так что первый же подоспевший соперник отбирает у него мяч без всякого сопротивления, а в лучшем случае он пробивает в аут, чем эпизод и заканчивается. Итак, власть вроде бы могла особо не горевать — если бы не два обстоятельства.
Первым из этих обстоятельств было то, что они — очередные правители — никак не могли не помнить, что живут они в России, а Россия, как всему миру известно, — великая держава и просто не может такой не быть.
Вторым — множество наглядных свидетельств того, что на деле мир об этом Благополучно (и не без оснований) забыл. То есть признавалось, что когда-то нечто подобное действительно имело место, но когда это было?
Когда в России правил царь Горох или усатый дядя Джо. Однако где те времена? А потому — кто сейчас станет сколько-нибудь серьезно считаться с Россией, которая давно уже не великая? Да, безусловно, она не перестала быть серьезной силой. Однако при нынешнем ее экономическом положении только абсолютный безумец мог бы вознамериться использовать оружие и развязать войну; ему бы просто не позволили даже ближайшие соратники.
Если же паче чаяния что-либо подобное все же началось бы, то конец наступил бы быстро и с Россией вообще было бы покончено — если не навсегда, то на достаточно долгое время, лет на сто по меньшей мере. Иными словами, не было больше никаких оснований считаться с Россией в чем бы то ни было.
С нею и не считались.
Приближение столетнего юбилея если не загранице, то хоть какой-то части россиян напоминало о былом величии и вызывало вполне естественное чувство горечи. Чувство, сильное до такой степени, что среди некоторых генералов и политиков всерьез обсуждалась мысль затеять с кем-нибудь войну, в которой Россия будет обречена на поражение. Победителям придется потом Россию — или то, что возникнет на ее месте, — подкармливать и помогать вылезти из дерьма. Тут поминались прецеденты более чем полувековой давности: судьба разбитых в великой войне Германии и Японии. Этих мыслителей, однако, урезонивали, указывая, что и Германию, и Японию восстановил и поднял в конечном итоге не кто-то со стороны, но сами же немцы и японцы; им просто помогли создать необходимые для этого условия, работать же они были готовы до последнего дыхания. В России всерьез работать если кто-то и хотел, то не более чем один из сотни; остальные же девяносто девять мешали бы ему действием или бездействием. Что же касается денег, то, сколько их России ни дай, все равно разворуют так, что и запаха не останется. Так что проигрывать войну не было смысла, а значит — и начинать ее. Тем более что армия желанием выходить на поле брани не очень-то горела.
Жизнь ее и в мирное время была скудной донельзя, а рассчитывать на военную поживу не приходилось. Да и союзников вроде бы не было.
А Россия тем временем шла к своему концу. И хотя о Тройственном разделении разговор еще не начался (это случилось позже, при интеллигентском правлении), но всякому, кто давал себе труд задуматься о судьбе родины, становилось ясно, что надо либо начинать суетиться, подобно известной мыши, тонувшей в крынке молока, либо учинить лихой пир во время чумы — и ложиться помирать.
Тогда именно и возникла, вернее, воскресла в кругу людей, готовых ради блага государства работать и даже чем-то жертвовать, идея реставрации монархии. Люди эти были из числа тех, кто, формально не будучи властью, во многом осуществлял ее. Одни — подсказывая решения, другие — выполняя указания сверху. Люди эти не составляли никакого тайного общества, заговора, партии и тому подобного. Просто они достаточно хорошо знали друг друга, общались и во внеслужебное время — на даче, рыбалке или в бане, скажем, и за рюмкой нет-нет да и затрагивали в разговоре близко интересовавшие их темы.
Разговоры, естественно, велись не под стенограмму. И тем не менее… записал же кто-то разговор, имевшийся у меня на кассете. Каким образом эта запись была получена — на этот вопрос у меня пока не возникло точного ответа. Предположений, конечно, было несколько. Возможно, разговор по чьему-то поручению (можно лишь догадываться, по чьему) был уловлен при помощи наилучшей по тем временам ап-паратуры подслушивания, дающей возможность записать то, что говорится в закрытом помещении с расстояния. Другое предположение: аппаратура была установлена там, в этой бане, заблаговременно, кого-то очень интересовали собиравшиеся там люди. Третий вариант: кто-то из участников разговора принес записывающее или хотя бы передающее устройство с собой, желая для каких-то своих целей иметь запись предстоящей беседы. Можно предположить также, что необходимое устройство было закреплено на теле кого-то из обслуживающего персонала. Это, кстати объясняет неровность записи. Видимо, носитель аппаратуры то приближался к источникам речи, то вынужден был от них отдаляться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Машина желаний (сценарий). Вариант 2 - Аркадий и Борис Стругацкие - Научная Фантастика
- Рождественское видео-шоу Роки Питона - Фредерик Пол - Научная Фантастика
- Бойтесь ложных даров! - Дмитрий Вейдер - Научная Фантастика
- Защита от дурака - Влад Менбек - Научная Фантастика
- Разрешенная фантастика – 2 - Андрей Мансуров - Научная Фантастика
- Особая необходимость (Журнальный вариант) - Владимир Михайлов - Научная Фантастика
- Озеро Длинного Солнца - Джин Родман Вулф - Научная Фантастика
- Доказательство Канта - Елена Янова - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Периодические издания / Юмористическая фантастика
- Кальде Длинного Солнца - Джин Родман Вулф - Научная Фантастика
- Браслет - Владимир Плахотин - Научная Фантастика