Сад теней - Вирджиния Эндрюс

— Но зачем тайно рожать ребенка? Почему бы тебе не уехать прямо сейчас и родить ребенка там, где никто тебя не знает?

Она опустила глаза. Ей предстояло произнести нечто ужасное.

— Он хочет усыновить ребенка.

—Что?

— Этот ребенок станет вашим. — Она говорила быстро. — Он сказал, что если я не соглашусь, он обвинит меня в посягательстве на наследство. Поскольку я забеременела после смерти Гарланда, он сможет через своих адвокатов привлечь меня к суду и доказать, что я — женщина легкого поведения, вышедшая замуж за пожилого мужчину для того, чтобы завладеть его состоянием, а после его смерти отдавшаяся Малькольму, чтобы очернить его, желая заполучить большее богатство. Он заявил, что огласка его не волнует. Огласка не сможет ему навредить, она лишь запятнает меня.

Он заявил, что оставит меня без гроша и устроит надо мной скандальный процесс. Репутация моя будет навсегда запятнана, общество будет меня презирать. Это известие станет ударом для моей матери, которая тяжело больна.

Я не знаю, как с ним бороться. У меня нет ни адвокатов, ни нужных связей. Гарланд наверняка позаботился бы обо всем, но после его смерти Малькольм занимался моими юридическими проблемами. Итак, я, вдова с трехлетним сыном, буду выброшена на улицу.

— Он хочет усыновить ребенка? — переспросила я.

— Удочерить. Он уверен, что родится девочка. Я буду жить в полной изоляции в северном крыле дома с маленьким Кристофером. Затем я смогу получить свое состояние. — Она замахала руками, на глаза навернулись слезы. — О, Оливия, что мне делать? Ты должна мне помочь в принятии правильного решения.

Я смотрела на нее довольно долго, ощущая свою беспомощность. Малькольм Нил Фоксворт всегда получал то, чего добивался. Он хотел дочь. Он ее получил. Я уже не сомневалась, что у Алисии родится девочка.

Все это происходило перед моими глазами. Я чувствовала и подозревала, но отказывалась в это поверить, и теперь мне предстояло проглотить горькую пилюлю правды. Я была также виновна во всем, как и она, потому что не предотвратила этого. Я была матерью, отвечавшей за проступки ребенка. Малькольм воспользовался ею самым худшим образом, на который был способен мужчина, и она не смогла себя защитить.

Хуже всего было то, что она вынашивала в себе ребенка, который должен был принадлежать мне. Если в семействе Фоксвортов и суждено было родиться дочери, то моей, но не ее.

Я завидовала ей, но не жалела ее. Больше всего в этот момент мне хотелось бы, чтобы она незаметно исчезла.

— Оливия, — повторила она, — что мне делать?

— Что делать? Я думаю, что ты уже все сделала.

Ее глаза виновато опустились. Она знала, что ей не следовало доводить дело до столь бесславного конца; но в то же время она надеялась, что я смогу найти решение, которое спасло бы ее.

Я взглянула на свое отражение в зеркале над туалетным столиком и увидела выражение твердости на своем лице, которое будет сопутствовать мне до конца моих дней. Я смотрела на себя холодными стальными глазами. Мои губы напоминали тонкий кривой ножевой разрез, а груди мои были тверды, как два бетонных бугорка.

— Оливия? — в голосе ее звучала мольба.

— Делать нечего, — ответила я, — лишь согласиться с тем, что говорит Малькольм. Начинай упаковывать свои вещи. Необходимо тщательно подготовиться. Говори всем, что ты покидаешь Фоксворт Холл и уезжаешь туда, где ты будешь в безопасности, и никто не станет спрашивать о тебе.

— Но что станет с Кристофером? О нем кто-то должен позаботиться?

— Кристофера с тобой не будет.

— Что ты говоришь?

— Ты будешь делать вид, что готовишься к длительной поездке, во время которой Кристофер останется здесь. Когда ты вернешься, то покинешь Фоксворт Холл навсегда. Эта поездка необходима тебе, чтобы лучше подготовиться к новой жизни. Никто не должен знать деталей, особенно слуги. Позднее мы сообщим им, что ты подыскиваешь себе нового мужа, — прибавила я, удовлетворенная этим замечанием.

На лице ее отразились позор и боль.

— У меня отнимут ребенка? На все это время? Но он ведь совсем маленький, ему всего лишь три года. Он уже потерял отца. Ему нужна мать. Я знаю, что он дружит с Малом и Джоэлем, и они все вместе весело играют, но…

— Им запретят приходить в северное крыло, — продолжала я, не обращая внимания на ее возражения.

— Ты займешь комнату в конце коридора, к ней примыкает ванная. Ту, которая так понравилась тебе из-за того, что за дверью чулана была лестница, которая вела на чердак.

— Но она пыльная и грязная. Там негде жить.

— Тебе придется о ней позаботиться.

Я должна была внушить ей, что именно на ней лежит вина за то, что должно было произойти с ней и ее ребенком.

— А что будет с уроками, которые Мал и Джоэл посещают именно в этом крыле? У мистера Чиллингуорта?

— Они больше не будут заниматься, — уверенно сказала я, для этого будут веские основания. — Малькольму придется с этим согласиться. Мальчиков отправят в школу, лучше подальше от дома. Там у них не будет возможности узнать о том, что здесь происходит.

— А горничные, а прислуга? — начала она, цепляясь за любой шанс отсрочить свою участь.

Меня насмешили ее наивные вопросы, ее надежды на то, что плану Малькольма не суждено было свершиться.

— Нынешняя прислуга будет рассчитана. Они уедут, думая, что ты уезжаешь, и считая, что я беременна, — прибавила я.

Это обстоятельство не могло не позабавить меня. Казалось, что я и в самом деле беременна.

— Даже миссис Уилсон?

— Все слуги, за исключением Олсена. Он не так давно в доме и, к тому же, слабоват умом. Это вообще никакой роли не играет, но мне нравится, как он ухаживает за садом.

— Но за мной будет ухаживать новая прислуга, Оливия. Ей все станет известно.

— Этого не будет. Я сама буду приходить к тебе.

—Ты?

— Да, я буду приносить тебе все необходимое.

Теперь она будет зависеть от меня во всем — еде, одежде, туалетных принадлежностях, вплоть до мыла и зубной щетки.

— А врач? — пропищала она, полагая, что нашла выход.

— Он не понадобится. Мы пригласим опытную акушерку. Ты молода, здорова. Никаких проблем у тебя не будет.

— Я боюсь.

— У тебя есть другие предложения?

В свои вопросы я вкладывала всю злость, накопившуюся во мне, в то время как мозг лихорадочно стремился решить поставленные вопросы. Впервые со времени приезда в Фоксворт Холл у меня появился шанс стать полной хозяйкой. Да, я уже стала ею.

— Ты была права, считая, что Малькольм осуществит свои угрозы. Как же теперь ты будешь вынашивать его ребенка после всего того оскорбления, что он тебе нанес? Ты не сможешь не выплеснуть на бедное дитя все свое разочарование и боль.

— Я никогда не…

— Нищенка с двумя детьми, о которых некому будет позаботиться?

— Я не знаю, смогу ли выполнить все то, чего он добивается от меня. — Она сложила руки в кулак, положила их на подол платья и вновь взглянула на меня с отчаянной мольбой в глазах. — О, если бы я знала, что могу рассчитывать на твою помощь.

— Я обещала помочь тебе, но не стану проводить все свое свободное время в роли сиделки рядом с тобой в северном крыле, — добавила я. — Ты не должна предаваться иллюзиям на сей счет.

Она кивнула, словно подчиняясь своей горькой участи. Разговаривая с ней в таком тоне, я чувствовала себя сильнее. Мне не суждено было стать столь же грациозной и красивой, как она, но ее красота оказалась ее слабостью и напастью. Она принесла ей неисчислимые страдания. Она стала на страшный путь, который я никогда бы не избрала для себя.

По странному стечению обстоятельств она напомнила мне миниатюрных кукол из стеклянного волшебного домика моего детства. Тогда я испытывала горечь от того, что не могу прикоснуться к ним и вращать ими. Но сю я могла распоряжаться по собственному усмотрению. Я могла переместить ее туда, куда захочу. Я могла вызвать улыбку или гримасу на ее лице, могла заставить ее смеяться или плакать. Теперь она была беспомощной куклой в моих руках.

— Я поговорю с Малькольмом и потребую от него разъяснений по всем вопросам, включая и финансовые.

Она с надеждой посмотрела на меня. Одной фразой мне удалось пробудить в ней жажду жизни.

— Может быть, он изменит свое решение. Может быть, тебе удастся уговорить его разрешить мне уехать немедленно.

— Может быть. Но не следует обольщаться. Малькольм никогда ни перед чем не останавливался.

— Но он ведь прислушивается к тебе.

— Да, только тогда, когда ему это выгодно. Только тогда, когда он сам этого захочет и почувствует, что это согласуется с его намерениями.

— Без твоего участия эти планы неосуществимы. Но ты ведь можешь отказаться и не пойти на это.

— Я могла бы отказаться, но это ведь было бы не в твоих интересах, дорогая? — спросила я.

Единственное, чего я не стала бы допускать в эту минуту, так это ее советов.