Князь Святослав - Николай Кочин

Так русские прошли по берегу невредимыми, пронесли все грузы, сохранили харч, провели лодки, миновали пороги, и опять двинулись дальше. Женщины кочевников голосили и хлопотали около своих убитых и раненых. Резвые печенежские кони, напоровшиеся на копья, с пропоротыми животами подыхали в буйных травах. Стервятники кружились над ними, чуя обильное и любимое лакомство. Караван судов миновал, а князь Куря всё ещё стоял у обрыва и глядел туда, в сторону юга. И на лице его, скуластом лице коварного азиата застывала горечь бессильной злобы.

Миновав препятствия, русские высадились на острове Хортица, на котором, едучи в Царьград или к болгарам, всегда останавливались, чтобы передохнуть и принести богам благодарственные жертвы за благополучие в пути. Блеск топоров, мечей и копий слепил глаза. Кольчуги на дружинниках как речная рябь, освещённая солнцем. Остров сразу ожил от весёлых окриков, от песен и вольных разговоров. Вытаскивали припасы на берег, утварь, харч. Гнали баранов на еду, куриц несли на жертвоприношения. И прежде всего пошли просить милости богов, двинулись к капищу — языческому храму. Огромный дуб закрывал кроной небо. В мощном стволе этого дуба были вделаны клыки медведя, лося, зубра. Капище огорожено было забором из дубовых кругляков. Посередине его возвышался идол — высокое каменное изваяние славянского повелителя и неба и земли, бога войны, бога дружины и бояр. Он был и в самом деле грозен. Огромные глаза его из розового сердолика лучились, массивные зубы из слоновой кости обнажены и искрились. Через широкую грудь протянуты две цепи ожерелий из драгоценных камней.

Люди заполнили капище, а остальные окружили его. Кудесник Догада с большой по пояс бородою, в жёлтых черевиках и в оранжевом плаще из византийской парчи, подаренной князем, казался подле Перуна сподвижником небесных сил. Он выглядел величественно и строго. Он преклонил колено перед князем и передал ему пучок Одолень-травы из приднепровских степей, которой даровалась таинственная сила. Моленье началось. Дружина смолкла. Воцарилось таинственное молчание. Кудесник удалился за пурпурный занавес. Оттуда он вывел за рога, с помощью двоих дружинников, молодого быка. Подвели к жертвеннику, — очагу из голышей, между которых пылал огонь под огромным чаном. Кудесник ловким движением всадил кривой нож в шею быка и оттуда вылилась алая струя крови в песок. Князь подошёл, испил жертвенной крови.

После этого дружинники разрубили бычка на куски и побросали их в чан. Запах жареного мяса наполнил капище. Кудесник вынимал ножом кусочки недоваренного мяса и раздавал их дружинникам. Они благоговейно проглатывали обжигающее рот жертвенное мясо.

Князь, с широким мечом на бедре, в голубой свитке с золотыми застёжками подошёл к жертвеннику и бросил в огонь пучок Одолень-травы. Трава, свёртываясь на раскалённых угольях, испускала пахучий дым, который медленно и тяжело стал подниматься вверх и окутал голову Перуна. Это был добрый знак — небожитель доволен приносимой жертвой. Князь встал подле Перуна и обнаружив в себе силу предвещания, дарованную богом, произнёс громогласно заклинание вслед за кудесником, притаившимся за дубом:

— Едем мы рекою Днепром в Русское море, через зелёные луга, в дальние места, едем днём, едем ночью, едем по утренним зорям. Умываемся медвяною росою, утираемся солнцем, одеваемся облаками, опоясываемся чистыми звёздами. На берегах родного Днепра с испокон веков растёт Одолень-трава. Одолень-трава! Не тебя ли мы кровью поливали, не тебе ли песни ратные пели, не тебе ли шептали побасины слова побед и смертных мук. Одолень-трава! Породила тебя мать — сыра земля, поливали тебя частые дожди, шевелили тебя внуки Стрибога, ласкали тебя на вольных берегах озорные девки простоволосые, выплывая со дна реки при луне. Одолень-трава! Одолей нам реки текучие, моря хмурые, горы высокие, озера синие, берега крутые, леса тёмные. Одолень-трава! Красная былинка твоя даст нам меч-кладенец, чёрная былинка достанет уздечку бранную, белая былинка откроет колчан с калёной стрелой. С тем мечом отобьём силу чужеземную, с той уздечкою обратаем коня ярого, с тем колчаном, со калёною стрелою сразим супостата. Едем мы с тобою Одолень-трава в океан-моря, к реке Дунаю — к могилам наших предков. Наша молодеческая поступь сильна как вода на днепровских порогах, наша сила стремительна, наш русский дух несокрушим. Ратным оружием мы побиваем, рогатиною и копьём колем, топором и бердышом сечём, конём уязвляем, стрелою разим. Тело наше крепче камня, рубаха жёстче железа, грудь твёрже меча булатного.

Князь извлёк меч и началось заклятие его перед жертвенником. Он подержал его обеими руками на весу, а Догада шептал, он заговаривал меч. Потом князь воткнул его в землю перед Перуном. И каждый из дружинников вонзил меч перед собою. И громко все воззвали:

«Клянёмся перед Перуном — богом нашим, что будем вечно верны силе русского меча, Руси — матери, теням предков, славе державы нашей, защитниками во всех её напастях и горестях. Клянёмся животами нашими быть бесприкословно преданными, до гроба верными нашему великому князю Святославу».

Дружинники подняли мечи над головами:

— Клянёмся до конца своей жизни, — громко и вместе провозгласили они, — а клятвопреступники иссечены будут.

Кудесник-исполин поднял руки кверху и, обращаясь к Перуну, величаво произнёс:

— Да будут ваши тела крепче камня, твёрже булата, платье и шапка жёстче панциря и кольчуги. Да будут целы и невредимы от стрел, от мечей, от копий, ратным оружием вас не побивать, рогатиною и копьём вас не колоть, топором не рубить, конём не уязвить, быть вам перед ними соколами, а им дроздами. Замыкаю мои приговорные слова замком и ключ бросаю под берег в широкий Днепр. И как Днепру не высыхать, ключа не достать, так вас не одолеть по конец века.

Когда заклятие окончилось и дружинники вышли из языческого святилища, то на траве, в буйной зелени дубравы уже расставлены были корчаги с мёдом, сычёная брага в бочках и пиво. И тут же начались увеселения, без которых не обходились славянские пиршества. Захмелевшие воины лихо плясали под бубны, дудки, трубы свирельников, трубачей, перегудников. Не участвующие в пляске били в ладоши, подзуживали, подначивали: жестом, голосом, мимикой. Звон и рокот ударных инструментов вспугивал птиц, которые с гаем разлетались над рощей, застеняя небо. Скоморохи неутомимо потешали дружину затейливыми фокусами и смехотворным действом. Начались любимые в войсках Святослава игры: мерялись силой, на перетягивание, на кулачки, на скакание, на прыганье. Прыгали через сидящих, которые держали шапки набекрень, кто сбивал шапку, неловко прыгая, над тем потешались. Скакали то на одной ноге, то на корточках, то через верёвку, то через кольцо. Играли в чехарду, перепрыгивая друг через друга, в ловитки. Князь сам руководил этими играми, в которых выявлялась выносливость, находчивость и ловкость. Одна партия ловила другую: это была игра в войну, одни пленили других и требовали выкуп. Побеждённых и растяп князь срамил и наказывал. Князь сам участвовал в играх с удовольствием, с восторгом наблюдал кулачные бои, и того, кто его сумел поколотить, щедро награждал. Только это бывало редко: по увёртливости, по дюжести, по неутомимости мало было ему равных. Во время игр князь узнавал воинские доблести своих дружинников и малосильных, дряблых, робких даже прогонял из войска.

Любимая игра, которая не обходилась без князя, была «игра в слона». Один садился другому на плечи, и «слону» надлежало везти седока с вооружением на дальнее расстояние. И кто приходил первым, от князя получал золотую монету и ендову византийского вина. Играли также в кобылку. Одна артель играющих становится на четвереньки у забора капища. Другая лезла на них и тоже становилась на четвереньки на их спинах. Третья артель делала то же самое. Последние должны были со всем вооружением взобраться на этот живой помост, утвердиться на нём и перепрыгнуть высокий забор (князь знал что делал, — то была репетиция штурма крепостных стен). Нижние, выдержавшие всю тяжесть потешной игры, ездили верхом на тех, кто не сумел преодолеть испытание.

Потом упражнялись в стрельбе. Князь утвердил диргем на вершине шеста и велел прицелиться. Пели со свистом стрелы, пролетали мимо. Князь взял свой лук из красного дерева с золотой резьбой, на гнутых концах зазвенели два бубенца, натянул зелёную тетиву, у всех замерло дыхание, зазвенели бубенцы, — шлёпнулась монета, сбитая точной стрелой. Крик изумления исторг князь из грудей дружинников.

Возмужавший в условиях войн, князь Святослав знал, что безделье — яд для солдата. Поэтому и во время отдыха он старался развлекать и освежать дух армии. «Пустое безделье, — говорил он, — расслабляет воина, он плесневеет и червивеет как старый гриб…»

Христиане всё ещё служили молебен в дубраве и оттуда доносилось пение православных молитв. Князь велел подождать окончания богослужения, и только тогда прекратились игры и пиршество.