Поздний экспресс - Дарья Волкова

он. Этот свет показал бы все ее изъяны, если бы они у нее были. Или это Виктор просто ослеп от ее наготы. Он притягивает Надю к себе, целует беспорядочно – лоб, веки, виски, шепча между поцелуями – глупо, наивно, горячо, но молчать не может, а что-то другое говорить рано и страшно. Поэтому и шепчет ей на ухо, в глаза, в губы: «Хочу тебя. Хочу тебя. Умираю как хочу…»

Вокруг залитая ярким летним светом кухня, на столе остывший завтрак. А посреди кухни обнаженная красивая девушка и одетый в непритязательную домашнюю одежду парень. Они целуются, и им абсолютно плевать, как это всё выглядит со стороны.

Спустя пару минут они снова на кровати, она снова голая, снова под ним. Они наперегонки сражаются с его одеждой. Чтобы опять почувствовать друг друга, подарить наслаждение и улететь вместе. И это чудо снова происходит с ними, свет дня ему не помеха.

– Ну и что мне делать?

– Не знаю. – Он улыбается виновато. – Я могу попробовать… у меня есть нитка с иголкой. Хотя бы так, чтобы не видно было…

– Давай-давай, – Надя плотнее кутается в одеяло. – Сам порвал – сам и зашивай. В следующий раз думать будешь, как на девушке платье рвать, – и мстительно добавила: – Дорогое, итальянское.

– Надь, ну я же извинился… И не только за платье… Прости…

– Вик, где твое чувство юмора? – Его даже дразнить неинтересно, до сих пор терзается чувством вины – только повод ему дай.

Он сидит на полу, согнув ноги по-турецки, и действительно зашивает ее платье! Судя по тому, как у него это выходит – с иголкой обращаться умеет, хотя бы минимально. В отличие от Нади. Он низко наклонился над шитьем, лица не видно, только светлая кудрявая макушка. А ей хочется сбросить это чертово одеяло и устроиться на полу рядом с ним, и руки запустить туда, в это кудрявое шелковое безобразие. Приворожил он ее, что ли?

– Ну, чисто молодой Жан-Поль Готье за работой!

– А? – Он поднимает на нее недоуменные глаза. – Кто? Какой Поль?

– Жан-Поль Готье. Известный французский кутюрье. Почему-то такая ассоциация, – Надя улыбается. – Странно, правда? Если женщина с иголкой – так это просто домохозяйка мужу носки штопает. А если мужчина с иголкой – так сразу мысли о высокой моде.

– Не надо таких мыслей. Они там все педики.

– Баженов, ты гомофоб! – Она улыбнулась.

Он каким-то странным, но уверенным движением перекусывает нитку, но ей это кажется безумно сексуальным. Точно, приворожил! Она сидит и млеет от того, как парень платье зашивает.

– Может, и так, – соглашается он. Протягивает ей платье. – Держи. Как смог. Широко лучше все-таки не шагать.

– Выйди. – Она качнула головой в сторону двери. – Я буду одеваться.

– Что? – Он удивился весьма натурально. – Выйти?

– Да. – Она задирает нос. – Выйди и дверь закрой. Я буду одеваться. Не при тебе же!

– А что, там… – многозначительный взгляд в сторону одеяла, в которое она продолжает кутаться, – есть что-то, чего я не видел?

Надя гордо выпрямляется, едва не потеряв одеяло и сведя этим на нет все свои попытки поставить обнаглевшего Вика на место. Глазами сверкнула, Вик лишь хмыкнул.

– Виктор Олегович, не забывайтесь! Пойдите вон! Из королевской опочивальни!

– А что, услуги пажа не требуются? – Он легко поднимется с пола. – Корсет там… затянуть? – Он невинно захлопал ресницами.

– Витька, не зли меня!!

– Всё, ушел. – Вик примирительно поднял ладонь. Отвернулся.

На счастье ее королевского достоинства, она не видит его улыбку, с которой он выходит из комнаты.

– Вить, не надо меня провожать! Вон, такси у подъезда стоит.

– Ну, я до такси…

– Не глупи, – перебивает она. Легко целует в губы, но от его рук неуловимо уворачивается. – Всё, я побежала. Меня дома сейчас убивать будут. Если не до конца прикончат, то созвонимся.

Он с балкона смотрит, как она выходит из подъезда. Словно почувствовав его взгляд, Надя поднимает голову. Машет рукой. А потом все-таки садится в такси и уезжает. У Виктора такое чувство, что его сердце уехало вместе с ней в этой желтой машине.

Он возвращается в комнату, смотрит на разворошенную постель. Ноги подкашиваются, и он оседает на кровать. Неужели это правда? Всё, что было на этих простынях? Острое, почти неконтролируемое желание выбежать из квартиры, и за ней. Пять минут прошло, а он уже скучает, смертельно скучает. Они были вместе почти сутки. Сутки она была с ним, они дышали одним воздухом, ему вообще кажется, что он дышал только ароматом ее кожи. Привык, молниеносно привык к тому, что она рядом. К запаху ее духов, атласу кожи, ее голосу и стонам. Мягкие губы, когда она позволяет целовать себя. Острые зубы, когда она не может сдержаться и кусает его в плечо. Нежные пальцы, когда она перебирает его волосы. И впивающиеся в его спину ногти, перед самым-самым… И не только в спину, кстати. Ниже тоже.

Виктор резко тряхнул головой. Так нельзя, так можно чокнуться. Надо исходить из простых фактов, чем-то занять руки и голову. Что мы имеем? Они с Надей стали любовниками. От этого и надо отталкиваться.

Вик вздыхает, смотрит на свое плечо – темно-красные полумесяцы на левом плече, следы ее страсти. Нет, нет, об этом нельзя думать. Ему нужно выйти из дома. Он даже придумал, чем займется. Глупо, но надо держаться за простые вещи. И начинать верить. Верить и надеяться.

Глава двенадцатая

А поезда проходили мимо в установленные сроки по обоим рельсовым путям, так как сообщение вполне восстановилось. Они проходили мимо, безжалостные в своем механическом могуществе, равнодушные ко всем этим драмам и преступлениям, не ведая ни о чем. Что им до незнакомцев, потерпевших крушение в пути, раздавленных под колесами! Мертвых унесли, кровь обтерли, и люди снова мчались вперед, туда, к будущему.

Эмиль Золя. «Человек-зверь»

– Надь, почему у меня такое ощущение, что ты натворила кучу глупостей?

– Наверное, потому что так оно и есть, – Надежда отвечает хмуро. Хочется, чтобы не трогал никто. Но и поговорить с кем-то надо, чтобы хоть как-то осознать то, что произошло. А с кем как не с сестрой?

– Что на этот раз? Я должна знать, за что я тебя прикрывала. Пришлось импровизировать, знаешь ли. По-моему, мама не поверила. Где была? – Люба садится на кровать и тут замечает, ахает: – Надь, что с платьем? Где это?.. Кто?

Надя раздраженно стягивает злополучное платье, нитки рвутся. Швыряет его в угол, натягивает домашнюю маечку, лосины.

– Надька, не пугай меня! – Тон