Талтос - Энн Райс

Она посмотрела на солнечный свет, омывающий пол, золотой Дамаск обивки стула, стоящего у ближайшего окна. Может быть, все дело было в этом. Свет потускнел для Моны, когда Алисия и Гиффорд умерли, и в этом не было ни малейшего сомнения. И теперь, когда эта женщина заинтересовалась ею, эта загадочная женщина, столь значительная для нее по бесчисленным причинам, свет снова засиял для нее.

Смерть Эрона оказалась ужасной, но она смогла справиться с горем. Фактически, ничто не занимало ее больше, чем то эгоистическое волнение, которое она почувствовала вчера при первом же проявлении интереса к ней со стороны Роуан, с первым же доверительным и уважительным ее взглядом

«Возможно, она пожелает спросить меня, хочу ли я поступить в школу-интернат», — подумала Мона. Ей не хотелось снова притворяться примерной ученицей, но было приятно гулять по голым доскам мостовой на Первой улице. Теперь они всегда были отполированы, при новом штате прислуги. Янси, дворник в доме, часами полировал их. Даже Эухения трудилась усерднее и меньше ворчала.

Мона встала с постели, разгладила шелковое платье, возможно теперь вконец испорченное, в чем она была не совсем уверена. Она подошла к окну, выходящему в сад, и позволила себе окунуться в солнечный поток, в теплый и освежающий воздух, наполненный утренней влажностью и ароматами сада, — все это раньше казалось ей само собой разумеющимся, но на Первой улице выглядело крайне удивительным и заслуживало некоторого размышления, прежде чем следовало с головой окунуться в события нового дня.

Протеин, древесный уголь, витамин С. Она умирала с голоду. Прошлой ночью столы ломились от угощения: вся семья приходила обнять Беатрис, но Мона забыла о еде.

«Не удивительно, что ты проснулась ночью, экая ты идиотка. — Когда не удавалось поесть, у нее неизменно возникала головная боль. Сейчас она внезапно вспомнила о плавании Роуан в одиночестве, и эта мысль встревожила ее снова: нагота Роуан, странное безразличие ко времени и к присутствию охранников. — О черт побери, ты идиотка, ведь она же из Калифорнии. Они занимаются подобными делами в любое время дня и ночи».

Она потянулась, раздвинув ноги, коснулась руками пальцев стоп и отклонилась назад; потрясла волосами из стороны в сторону, пока снова не ощутила свободу и прохладу, после чего вышла из комнаты и пошла вдоль длинного коридора, через столовую на кухню. Яйца, апельсиновый сок, коктейль по рецепту Майкла. Быть может, здесь хранится его запас?

Запах свежего кофе удивил ее. Немедленно она выхватила черную фарфоровую чашку из буфета и чайник. Очень черный эспрессо, который Майкл полюбил в Сан-Франциско. Но она сознавала, что это вовсе не то, чего она хочет. Она жаждала чего-то холодного и вкусного. Апельсинового сока. У Майкла всегда было несколько бутылок его, смешанного и готового для питья, в холодильнике. Она наполнила чашку апельсиновым соком и старательно прикрыла крышкой, чтобы витамины не разрушились на воздухе.

Внезапно она осознала, что в кухне есть еще кто-то.

Роуан сидела за кухонным столом, наблюдая за ней. Роуан курила сигарету, стряхивая пепел на блюдце из тонкого фарфора с цветочным узором по краю. На ней был черный шелковый костюм и жемчужные серьги, а также маленькая нитка жемчуга вокруг шеи. Это был один из костюмов с длинными воланами, с жакетом, двубортным и застегнутым на все пуговицы, но без блузы или без рубашки под ним — декольте доходило до самого скрытого промежутка между грудей.

— Я не видела вас, — призналась Мона. Роуан кивнула

— Ты не знаешь, кто для меня купил эту одежду? — Голос был такой же невероятной красоты, как прошлой ночью, — воспаление в горле прошло.

— Возможно, тот же человек, что купил мне это платье, — ответила Мона. — Беатрис. Мои шкафы лопаются от вещей, подаренных Беатрис. И все они из шелка

— Как и мои шкафы, — отозвалась Роуан, и при этих словах на ее лице засветилась улыбка

Волосы Роуан были зачесаны назад, но при этом были естественны и свободно вились прямо над воротником; ресницы смотрелись очень черными и пушистыми; на губах была бледная розово-сиреневая помада, тщательно обрисовывавшая их прелестную форму.

— Вы действительно хорошо себя чувствуете, не так ли? — спросила Мона

— Присядь рядом, ладно? — сказала Роуан. Жестом она указала на противоположный край стола.

Мона повиновалась.

От Роуан исходил запах дорогих духов, весьма похожий на запах цитрусов и дождя.

Черный шелковый костюм был просто шикарным; в дни, предшествовавшие свадьбе, ее никогда не видели в чем-нибудь столь намеренно чувственном. Беа обладала свойством проникать в чужие шкафы и запоминать нужные размеры, пользуясь не только ярлыком, но и мерной лентой, а затем одевала людей так, как ей, Беатрис, представлялось наилучшим.

Да, с Роуан у нее все получилось превосходно.

«А я испортила это синее платье, — подумала Мона. — Наверно, я еще не доросла до того, чтобы носить такие вещи. Или те туфли на высоких каблуках, которые в сердцах швырнула на пол в гостиной».

Роуан наклонила голову, гася сигарету. Густой локон пепельных волос спереди угнездился в ямке на ее щеке. Ее лицо выглядело драматически выразительно. Словно слабость и скорбь придали ей изможденный вид, мечтая о котором старлетки и манекенщицы голодали, доводя себя почти до смерти.

В таком типе красоты Мона не была ей соперницей. Вот ее рыжие кудри всегда смогут составить предмет зависти для других женщин. Если они вам не понравились, то и сама Мона не придется по нраву.

Роуан тихо рассмеялась.

— Как давно вы занимаетесь этим? — спросила Мона, сделав большой глоток кофе. Он как раз достиг нужной температуры. Великолепно. Еще две минуты, и он остыл бы настолько, что пить его стало бы невозможно. — Читаете мои мысли — вот что я имею в виду. Вы делаете это постоянно?

Роуан от неожиданности показалась несколько растерянной, но при том весьма изумленной.

— Нет, что ты! Я могла бы сказать, что это случается вспышками, когда ты как бы поглощена чем-то другим или углубилась в собственные раздумья. Как если бы ты внезапно чиркнула спичкой.

— Да, мне это нравится. Я понимаю, о чем вы говорите. — Мона отпила еще один глоток апельсинового сока, подумав, до чего он хорош и как прохладен. На мгновение голову опять заломило — от холода. Она попыталась смотреть на Роуан без обожания. Это было похоже на желание задавить насмерть учителя — нечто такое, чего никогда Мона не испытывала.

— Когда ты смотришь на меня, — сказала Роуан, — я не могу прочесть ничего. Быть может, твои зеленые глаза ослепляют меня. Не забывай о них, когда играешь в карты. Безупречная кожа, рыжие волосы, за которые можно отдать жизнь, длинные и немыслимо густые, да еще и эти огромные зеленые глаза. Еще есть рот и тело. Нет, я думаю, что твой взгляд на себя именно сейчас слегка расплывчатый. Может быть, потому, что сейчас тебя интересуют больше другие вещи: наследство, что случилось с Эроном, когда возвратится Юрий?

Умные слова пришли на ум Моне и мгновенно исчезли. Никогда в жизни она не задерживалась перед зеркалом больше, чем было необходимо. Этим утром она вообще не взглянула на себя ни разу.

— Послушай, у меня мало времени, — сказала Роуан. Она хлопнула ладонями по столу. — Мне нужно поговорить с тобой без всяких уловок, прямо.

— Да. Я согласна, — ответила Мона. — Пожалуйста.

— Я полностью признаю твое право стать наследницей. Между нами не существует никаких обид. Ты представляешься мне прекрасно выбранной кандидатурой. Я поняла это сама, интуитивно, как только пришла к осознанию того, что надо делать. Но Райен выяснил все вопросы полностью. Тесты и психологические характеристики получены. Ты одаренная дочь. Обладаешь интеллектом, стабильностью, твердостью. У тебя прекрасное здоровье. Да, найдены излишние хромосомы, это верно, но они наблюдаются в роду Мэйфейров по женской и по мужской линии уже столетиями. Нет оснований ожидать, что случится нечто жуткое, как было на то Рождество.

— Да, так вычислила и я сама, — сказала Мона. — И кроме того, я не должна выходить замуж за кого-нибудь с таким же генетическим дефектом, не так ли? Я не влюблена ни в одного члена нашей семьи. Ох, я понимаю, все может измениться, как вы считаете, но я имею в виду, что в данное время у меня нет синдрома влюбленности с детства в кого-то перегруженного этими жуткими генами.

Роуан обдумала сказанное и кивнула. Она посмотрела вниз, в свою кофейную чашку, затем поднесла ее к губам, сделала последний глоток и отставила чашку чуть в сторону.

— Я не таю зла на тебя за то, что случилось с Майклом. Ты должна понять это тоже.

— В это трудно поверить. Потому что я считаю, что поступила очень скверно.

— Безрассудно, возможно, но не скверно. Кроме того, думаю, что понимаю, что случилось. Майкл ничего не говорит по этому поводу. Речь никоим образом не идет о совращении. Я говорю о результате.