Весы змея - Ричард Кнаак

А потом… А потом дождь притих, а затем вообще прекратился. Ветер унялся до лёгкого дуновения. Чёрные тучи посерели и начали расходиться.

Другие — в том числе Ульдиссиан — стояли как громом пораженные при виде этого чуда. Аура окружала Серентию, сверкающая золотистая аура. При этом она стояла, словно не замечая этого и других небывалых явлений. Она продолжала требовать подчинения от неба… И добилась его.

Последняя туча рассеялась. Тишина нависла над густыми джунглями, даже обычно присутствующие многочисленные насекомые не издавали ни звука.

Безвольно опуская руки, Серентия испустила громкий вздох. Её тело тряслось, копьё выпало из рук. В тот же миг аура исчезла.

Медленно, очень медленно Серентия оглянулась на Ульдиссиана. С каменно-бледным лицом, с учащённым дыханием, она умудрилась вымолвить:

— Я… Сделала это… Не так ли?

Он кивнул, чувствуя одновременно стыд и радостное возбуждение. Серентии удалось то, что ему следовало бы сделать по наитию. В процессе деяния она показала уровень силы, который прежде выказывал только он. Она не должна была брать на себя столь многое… Но тот факт, что она только что доказала то, что всегда проповедовал Ульдиссиан, наконец-то вернул его к жизни.

— Да… Ты сделала это, — сказал он с гордостью и так громко, что все вокруг могли слышать. — Ты сделала то, на что любой из нас способен! — он повернулся к эдиремам. — И я, который так много заявляет, приношу свои глубочайшие извинения, что не сделал ничего — ничего — вообще…

Но Серентия была первая среди многих, кто отказался признать его неудачу. Никто не сказал, почему они взялись защищать его, но для Ульдиссиана было очевидно, что это связано с Мендельном. Он был благодарен им за заботу и поддержу и поклялся, что больше не допустит провалов, разве что только для их же блага.

При этом он не мог не ощущать восторга по поводу триумфа и прогресса Серентии. В рядах его последователей всегда проскальзывала тень сомнения, когда Ульдиссиан настаивал, что он не сильнее, чем любой из них. Теперь даже малейшие среди партанцев и тораджанцев знали, что могут достичь гораздо большего. Даже Серентия, при всём, что она сделала в этот день, ещё не достигла его уровня.

— Буря ушла! — крикнул Ульдиссиан. — И в честь этого именно ты, Серентия, дашь нам команду продолжить движение! Ты!

Её всё ещё мокрое лицо расплылось в широкой улыбке. Серентия подобрала копьё с земли и указала им в направлении цели.

— Вперёд к Хаширу! — призвала она с удовольствием.

Отряд ответил радостными возгласами. Серентия ещё раз посмотрела на Ульдиссиана. Он кивнул, указывая подбородком, что она может начать путь. Возможно даже, её улыбка стала ещё шире. С горделивой осанкой она начала движение.

После того, как она сделала несколько шагов, Ульдиссиан последовал за ней. Затем к ним присоединились Ромий и остальные эдиремы. Настроение импровизированной армии поднялось на новый уровень. Ульдиссиан ощущал их уверенность; вот теперь это была та сила, которая свергла храм в Торадже и сможет то же самое сделать в Хашире. Вот теперь это было начало того, чего Триединое будет по-настоящему бояться. Вот теперь это было нечто, он начал верить, с чем даже Лилит будет не готова столкнуться.

И быть может… Быть может… Это было нечто, что ещё как-то поможет ему найти Мендельна.

* * *

Арихан не прожил и половины срока жизни его покойного коллеги, Малика — который, по слухам, сам прожил более двух жизненных сроков, дарованных ему хозяином, — но казался почти достаточно старым, чтобы годиться в отцы мёртвому высшему жрецу. Арихан, который некогда был вором, лжецом, карманником и убийцей — и теперь использовал эти навыки даже чаще в качестве высшего жреца Диалона, — не признавал суетных выходок, которые Малик, частично ассенианец по рождению, так часто позволял себе. Малик был напыщенным петухом, носившим не только отличную одежду, но и сохранявшим лицо и тело, которые на самом деле не принадлежали ему, в течение многих десятилетий.

Выходец из самых низов столицы, сухопарый, бородатый Арихан ожидал дня, когда старший священник Мефиса в своей надменности зайдёт слишком далеко. Это предсказание недавно сбылось, но Арихан благоразумно скрывал своё ликование от остальных. Одно дело — ловким ходом продвинуться по иерархии, другое — выказывать довольство по поводу неудачи, которая сказалась на Триедином даже сильнее, чем на глупце, который погиб из-за неё. Ульдиссиан уль-Диомед играл важную роль в достижении конечных целей секты, а громадная неудача Малика разрушила любую возможность переманить деревенщину на их сторону. Теперь приходилось идти на более жёсткие меры.

Арихан был готов предложить свои услуги в выполнении этого сразу после кончины Малика, но произошло нечто странное, что заставило его промедлить. Примас, всегда предсказуемый в своём совершенстве, в последнее время действовал словно сам не свой. Он стал очень скрытный, и у него вошли в привычку продолжительные необъяснимые исчезновения. Ещё больше смущали Арихана приказы, которые могли с тем же успехом породить хаос среди жрецов, как и позволить им лучше координировать свои усилия.

Да, что-то здесь было не так… Но Арихан не имел понятия, как лучше подойти к этой трудности. Он определённо не собирался делиться своими опасениями со своими коллегами, особенно с новоиспечённой, но амбициозной заменой Малика. Если только…

Внезапно на пути высшего жреца оказался особенно страшный надзиратель мира. Так поглощённый собственными мыслями, Арихан чуть не столкнулся с дурнем.

Надзиратель мира, очевидно, был сумасшедшим, потому что не выказал ни малейшей тревоги по поводу своей оплошности.

— Владыка Примас желает говорить с тобой, старший жрец Арихан. Немедленно.

— Где он? — спросил бородатый старейшина, его монотонный голос выдавал его внезапное раздражение.

— Ожидает тебя в своих покоях, почтенный.

Арихан кивком отпустил человека и пошёл по длинной мраморной лестнице в темпе, который выражал уверенность, но не неуважение. По дороге он миновал ещё нескольких надзирателей мира на посту — стражники были неподвижны, как статуи. Почему-то это ещё больше углубило его опасения.

Часовые перед дверями в святилище Примаса дали пройти без лишних слов, из-за чего носитель мантии почувствовал себя так, словно уже умер. Примас не любил задержек; Арихан припомнил как минимум один инцидент, когда за такой грех грешник лишился своего сердца.

Всё было в кромешной тьме, когда он вступил в покои. Двери захлопнулись за ним с твёрдой окончательностью. Арихан заморгал, пытаясь приспособить глаза к чёрным комнатам. Он знал, в какой найдёт своего хозяина, но чего ради было гасить весь свет на пути? Обычно имелась по крайней мере масляная лампа или тусклый факел.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});