Найти и обезвредить - Григорий Василенко

— В Турции был?

— Ну был.

— Был, — подтвердил Крикун. — Где?

— В Константинополе.

— Как туда попал?

— Выехал из Новороссийска на пароходе.

— На каком?

— «Апостолосе».

— Под какой фамилией?

Опять надолго замолчал Мацков, удивляясь про себя тому, что чекистам многое было известно.

— Не Зимин случайно? — преднамеренно подсказал Крикун.

— Зачем эта комедия, если все знаете? — возмутился Мацков.

— Ото, не комедия, а следствие, — спокойно поправил его Крикун.

— Следствие… — скривился в язвительной улыбке Мацков.

Крикуну не понравилось такое пренебрежение к следствию, и он тут же ему выговорил:

— Слыхал ли ты про диктатуру пролетариата? Если нет, то я тебе расскажу, шо она значит и с чем ее едят.

— Слыхал.

— Так вот. Мы ее исполнители, и, будь добр, отвечай, а не умничай. Под какой фамилией выехал за границу?

— Зимин. Что еще?

— Не торопись. Все по порядку. Кто помог пробраться на заграничное судно?

— Переводчик.

— Фамилия?

— Не помню.

— Вспомнишь — скажешь. Сколько заплатил ему и капитану за услуги?

— Отдал золотые часы.

— Одни на двоих? Дешево…

— Какое это имеет значение?

— Ладно. С кем имел дело в Константинополе?

— С Дробышевым.

— Кто таков?

— Алексей Исидорович, член Кубанской войсковой рады. Был председателем от кубанцев на Терском войсковом круге. Хорошо разбирается в политике и политических партиях…

— С кем еще встречался в Константинополе?

— С Намитоковым.

— А это что за птица?

— Юрисконсульт.

— Чьи интересы защищает? — спросил Гуляев, заметив, как Крикун над чем-то задумался.

— Кубанской рады.

— То бишь — контрреволюции, — уточнил Гуляев.

— Кто еще с тобой там занимался? — допытывался Крикун, надеясь услышать фамилии белоэмигрантов, которые были известны в ЧК как лица, проводившие вербовку и засылку агентуры на Северный Кавказ.

— Полковники Роговец Тимофей Кононович, Гамалий Василий Данилович, князь Трубецкой Сергей Евгеньевич…

— Ну и компания там собралась. А Трубецкой — это не тот начальник разведки, который в штабе великого князя?

— Угадали.

Крикун хотел было тут же выговорить контре за «угадали», но Гуляев жестом руки призывал пропустить мимо ушей дерзости Мацкова.

— По своей охоте вернулся на Кубань или послали эти господа хорошие? — продолжал Крикун.

Для Мацкова-Зимина-Кривенко это был трудный вопрос.

— Молчишь, — сказал Крикун. — Ясно. Чем интересовались там белые господа?

— Отношением казачества к Советской власти, бело-зеленым движением, отрядом Рябоконя…

— Бандой Рябоконя, — поправил его Гуляев.

— Что же ты им порассказал? — спросил Крикун.

— Я давал информацию о голоде, экономическом положении на Кубани, об отношении к религии, движении зеленых…

— Ну а откуда ты знаешь, скажем, о бандитах, или, как ты называешь их, движении?

Мацков потупился и уже который раз замолкал, когда надо было отвечать на вопрос, застававший его врасплох.

— Значит, выдумывал, а проще — врал. Так?

Мацков не мог признаться в этом, а Крикун упрекнул его еще и в том, что поступал он за границей не по-офицерски, продался публике, у которой святого ничего нет, коль она бежала из России и теперь оттуда посылает пополнение к бандитам.

— С каким заданием пожаловал?

— Связаться с полковником Бересневым.

— Где и как?

— В станице Ханской, под Майкопом.

— Зачем?

— Передать ему, что посылали к нему из Константинополя связь, ждут от него информацию, обеспокоены его молчанием.

— Лично знаешь Береснева?

— Не знаю.

— Значит, пароль дали?

— Да. «Я из Поти от Павла, хочу видеть Павла».

— Нашел Береснева?

— Нет.

— С кем должен был поддерживать связь, перед кем отчитываться?

— С полковником Бересневым.

— Но его же не нашел. Что дальше?

О Рутецком-Белове Мацков пока умалчивал, хотя и предпринимал попытки связаться с этим бандитским главарем, после того как не удалось найти Береснева.

— Откровенно, я обрадовался, что не встретился с Бересневым. Меньше риска попасть в руки ЧК.

— Это потом, — перебил его Крикун. — Дальше…

— Я отправил связь в Константинополь о том, что Береснева не нашел.

— А другие задания?

— Доносил, что выполняю. А что я еще мог доложить?

— Потом все расскажешь, что и как выполнял. А сейчас, что за связь отправил в Константинополь?

— В Константинополе Намитоков меня обучил шифрам на основе первой и пятой глав из «Евгения Онегина» и стихотворения «Утопленник». Эти вещи я знаю наизусть, нетрудно их достать, и они не вызывают никаких подозрений, если бы их кто-то даже увидел у меня. Зашифрованный текст записывался в виде дроби.

— Через кого отправил зашифрованное донесение?

— Я отослал в Батум, директору гимназии Кикнадзе, а он, видимо, должен направить дальше, как я полагаю, через курьера на иностранных судах.

— Береснев тоже в этот адрес направлял сообщения?

— Не могу знать. Я должен был ему передать, чтобы он позаботился о собственной связи через Новороссийск и Туапсе.

Гуляев листал потрепанную книгу — пятый том Полного собрания сочинений Леонида Андреева, изъятую у Мацкова при обыске, пробегал страницы, искал пометки, закладки…

— Тоже для зашифровки? — спросил он, показывая книгу.

— Нет, это мы с Ольгой Петровной на досуге «Сашку Жигулева» читали.

— Когда же ты успел найти Ольгу? — поинтересовался Крикун.

— С ней я встречался еще до отъезда за границу, когда разыскивал Феськова. Она его родственница.

— Зачем понадобился тебе Феськов?

— Генерал Букретов приказал мне найти Феськова и поступить в его распоряжение.

— Нашел?

— К тому времени он был уже арестован.

— Кто тебе сказал?

— Ольга Петровна.

Крикун и Гуляев переглянулись. Мацков пожалел, что назвал Ольгу, насторожился, предчувствуя, что с ней будет разговор.

— Ольгу Петровну вы не трогайте, — сказал он угрожающе, изображая из себя заступника слабого пола. — Она женщина горькой судьбы. Первый муж умер от туберкулеза, и я не жилец. Она ничего не знает.

— Какие еще получил задания? — продолжал допрос Крикун.

— Я сказал все.

— Так уж и все? Купил мельницу, потом лесопилку. Зачем они тебе понадобились? Карася нанял в батраки и убрал, а жинка его плаче. По ночам в Павловской засиживался с бывшими офицерами. Яки таки дела решали? Давай рассказывай.

Мацков уходил от ответов на эти вопросы, пытаясь все свести к тому, что время убивали за игрой в карты. Крикун не соглашался с ним, намекая на то, что все участники сборищ известны и играть в карты можно было с открытыми дверьми, вместе с хозяйкой. Это заставило Мацкова-Кривенко заговорить о том, что реально действующих подпольных групп, которые предлагалось ему организовать, создать не удалось, хотя разговор об этом он вел.

Что касается мельницы, то купил с компаньоном, чтобы как-то прокормиться в тяжелое, голодное время, но не смог объяснить, откуда взял деньги на покупку, и очень неохотно говорил о Карасе. Из показаний выходило, что послал он Карася продать муку и тот больше не вернулся.

— Куда послал Карася? — снова спросил Крикун, нащупав уязвимое место в показаниях Мацкова.

— Я сказал.

— А сам чего смотался из Павловской? Ото, Карась рассказал, шо был в ЧК, и его решили убрать, шоб не узнали, кому муку носыв. Так?

— Зачем спрашиваете, если все знаете? — нервничал Мацков.

— Значит, так, — подводил итог первому допросу Крикун, — приехал к нам тайком, под другой фамилией, с револьвером в кармане, понятно, чтоб стрелять большевиков и всех, кто попадется на дороге, смутой заражать казаков, подбивать их против пролетарской власти, бандитам помогать и сообщать шифром своим господам-буржуям за границу. На первый раз хватит, — решил усталый Крикун. — Подписывай протокол.

Чекистам предстояла большая, нелегкая работа по расследованию дела Мацкова-Зимина-Кривенко, но главное уже было сделано — тот неизвестный, который, выполняя задание контрреволюции, мог причинить много зла на кубанской земле, был обезврежен.

* * *

Все реже и реже на горных тропах и в плавнях раздавались бандитские выстрелы, разносившиеся тревожным эхом в округе.

В станицах и на хуторах уже не полыхали по ночам пожары, не рыскали с обрезами бандиты, установилась тишина. Станичники пахали поля, сеяли и убирали урожай без винтовок за плечами. Все реже к ним наведывались чекисты, жившие все эти годы напряженными, полными самоотверженности буднями борьбы с теми, кто посягал на завоевания Великого Октября. Врагов настигло неотвратимое возмездие.