Филфак (СИ) - Гордеева Алиса

— Доча! А иди-ка ты ко мне! — откуда-то сбоку бормочет дядя Рома. Голос спросонья немного хриплый и тихий. Наверно, поэтому не придаю его словам особого значения и продолжаю кайфовать.

— Пап, ты разве не видишь, как ему плохо? — тянет Румянцева, пропуская сквозь пальцы пряди моих волос.

— Нюра! – предостерегающе сипит мужчина, тогда как Аня наклоняется ко мне ближе и проводит пальчиками по щеке, попутно обещая, что всё пройдёт. Ну как тут устоять?

— Нюра, глаза раскрой! — продолжает настаиватьна своём отец Ани. — Он же улыбается во всю свою наглую моську, пока ты тут с ума сходишь!

— Да что ты такое говоришь, папа? У него вон кровь из носа идёт! — обеспокоенно вскрикивает девчонка, а я как по команде сжимаю губы. Ну же, дядя Рома, не лишайте бедного студента, кратких мгновений счастья!

— Так, дочь! — командует глава семейства и, чувствую, поднимает на ноги Пуговицу. — Давай я посмотрю!

В мгновение ока становится холодно и одиноко. Мне больше воздуха нужна рядом Румянцева, но разве её отца проведёшь. И мало ему, что лишил умирающего Соколова женской ласки, так он ещё и к совести моей начинает взывать.

Заняв место дочери, он делает вид, что пульс мне нащупывает, а сам шепчет:

— Соколик, не дури меня! Если сейчас же не очнёшься, пеняй на себя!

А я что? Выдать себя с потрохами не могу! Ну реально — стыдно! Поэтому лежу как в мавзолее дедушка Ленин, только что дышу иногда.

— Аня, не стой! — переходит от угроз к делу дядя Рома. Не знаю, кем он там работает и от какой такой депрессии сходит с ума, но то, что в мужике помер великий актёр – это факт! Его голос моментально приобретает взволнованные нотки, а от его слов становится не по себе даже мне. — Беги, дочка, вызывай скорую, а то смотри: у твоего подопечного руки синеть начинают, как бы всю кровь не потерял. И полицию давай заодно вызывай. Допрыгался Царёв! По полной пойдёт!

А потом, склонившись надо мной, тихо так добавляет:

— Не жалко тебе её, дурочку?

— Ваша взяла! — открываю глаза, натыкаясь на голубые озёра Румянцева-старшего. Хитрые, как у лиса. И бездонные, как у Аньки.

— Нюрка, отбой! — горланит он, а сам подмигивает мне, как таракану, которого вот-вот прихлопнет тапкой. И даже встаёт на ноги, устрашающе возвышаясь надо мной. — Очнулся твой подопечный.

— Да? Правда? Илюша! Как ты? — не успеваю занять сидячее положение, как тепло любимых рук снова начинает согревать душу.

Стоило мне «прийти в себя», как Анькины прикосновения становятся более робкими и осторожными. Но сколько бы она ни прятала своё волнение, оно солёной влагой сияет в её глазах. И провалиться мне на этом месте, если ничего, кроме жалости, Румянцева ко мне не испытывает.

— Как ты себя чувствуешь? — шепчет, останавливая струйку крови из моего носа. — Сильно болит?

— Ань, Артур ему просто разбил нос! — покачивая головой, разводит руками дядя Рома. — А я, к слову, тебя, Соколик, предупреждал: увидишь Царёва — беги! Артур рядом со своей будущей женой никого терпеть не станет. Поэтому по носу ты, парень, получил вполне заслуженно!

— Пап, перестань! — Аня на мгновение оборачивается к отцу, а потом снова заглядывает в самое сердце, которое болит сейчас куда сильнее сломанного носа.

— Ты простила Царёва? — я наперёд знаю ответ, но, как ребёнок надеюсь на чудо.

— Да, — несмело отвечает Пуговица.

— Вы снова вместе?

Аня прячет взгляд, не зная, что сказать. Хотя и без слов становится всё ясно.

Отмахнувшись от помощи, поднимаюсь на ноги. Рукавом вытираю нос. А потом, не обернувшись, ухожу. Как ни крути, я третий лишний!

Глава 14. Дзен

Аня.

Мой отец самый лучший. Правда! Он бесконечно добрый, весёлый и очень душевный человек. Никогда не пройдёт мимо, если кому нужна помощь. Всегда даст дельный совет, а в трудную минуту крепко обнимет. Он моя стена от всех бед и несчастий. Но прямо сейчас — моё проклятье!

И стоило ему просыпаться ни свет ни заря, чтобы выбежать за мной во двор и одной только фразой всё испортить? Ну какой из Артура муж?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Пап, перестань! — умоляюще смотрю на отца, а потом снова на Соколова. С разбитым носом и торчащими в разные стороны прядями пшеничных волос он напоминает дворового хулигана. Именно таким и отдают свои наивные сердца хорошие девочки. Я не исключение.

— Ты простила Царёва? — от манящего озорства в глазах Ильи не остаётся и следа.

— Да, — пожимаю плечами.

Мой ответ совершенно точно не радует Соколова: встрепенувшись, он занимает сидячее положение и с недоверием смотрит на меня.

Впрочем, спиной ощущаю, что отец сверлит взглядом ничуть не меньше.

Вокруг столько недосказанности, что не знаю, с чего начать. А пока подбираю слова, чтобы всё объяснить, Илья спешит с очередным вопросом:

— Вы снова вместе?

И что я должна ответить? Да, я согласилась на условия Артура и ничуть не жалею. Но не потому, что хочу с ним отношений! Я сгораю от желания помочь Соколову… Вот только чувствую, что ему мои жертвы не нужны…

Илья размазывает по лицу кровь и слишком резко встаёт, лишая меня возможности хоть что-то объяснить, а потом идёт прочь. Не обернувшись. Не сказав ни слова.

Забывая дышать, смотрю ему в спину, еле сдерживая себя, чтобы не рвануть следом.

— Дочка, — вздыхает неподалёку отец. — Что происходит?

— Если бы я только знала, — бубню себе под нос и, на мгновение обернувшись, замечаю на скамейке распавшийся букет из кленовых листьев и веток рябины. — Кажется, я влюбилась, папа. По-настоящему.

Заламывая пальцы на руках, в глазах отца ищу поддержки. Тот морщит лоб, едва заметно улыбается и качает головой. Уверена, сейчас он снова вспомнит об Артуре, начнёт перечислять все его достоинства и убеждать меня, что лучше, чем Царёв, не найти. Но старик удивляет.

— Похоже, не ты одна.

Засунув руки в карманы домашних брюк, он ведет подбородком, намекая, что мне стоит обернуться.

С трепетной тревогой слежу за направлением взгляда отца и до боли кусаю губы, заметив, что Илья остановился на углу дома.

Позабыв про гордость, срываюсь с места. Прямо так, в пушистых тапочках на босу ногу и пропитанном печным духом алом топе, бегу по неровному тротуару к застывшей в одной позе фигуре парня. Правда, в шаге от Соколова, вмиг оробев, и сама замираю в нерешительности.

— Илья, — шепчу на выдохе и , протянув ладонь, касаюсь мужского плеча.

— Прости, — бормочет Сокол, тяжело дыша. — Я не хотел вам мешать, но голова… она так кружится. Ань, я упаду сейчас.

— О боже! — становится стыдно, что думала о всякой романтической чепухе и забыла, что Илья стал жертвой столкновения с кулаком Царёва. — У тебя, наверное, сотрясение.

— Не знаю, — безжизненным голосом произносит парень и, заторможено развернувшись, цепляется за меня, как утопающий за соломинку. — Мне так плохо, Ань. Наверно, нужно прилечь. Помоги до скамейки добраться.

— Конечно!

Помогаю Илье ухватиться за моё плечо. Сама обнимаю парня за рёбра. Чувствую, как он слабеет на глазах и в сердцах проклинаю Царёва. Едва удерживая на себе вес Соколова, маленькими шажочками возвращаюсь к подъезду. Уговариваю Илью немного потерпеть и не понимаю, почему отец продолжает стоять на месте, вместо того, чтобы прийти мне на выручку.

— Ты как? — запыхавшись, продолжаю тянуть непосильную ношу. Илья хоть и держится на своих двух, но так жадно цепляется за меня, что с трудом переставляю ноги.

— Плохо, Анют, — стонет парень и всё сильнее прислоняется своим разгорячённым телом к моему. — Сейчас упаду.

Гулко хватаю носом воздух и прикрываю глаза. Случайные касания пробуждают внизу моего живота томительное волнение. И вроде понимаю, что Илья не нарочно, а здесь и сейчас не место для подобных мыслей, но не могу отказать себе в удовольствии насладиться близостью Соколова. А ещё… ещё я впервые завидую… его Яне, которую Илья, уверена, ласкал по-настоящему, а не как меня… в беспамятстве.