Королевский долг - Пол Баррел

В тот день она развлекала нас рассказами о прошлых поездках. Может быть, мы слишком развеселились, а может, виновато шампанское, но в итоге, как ни прекрасно все было подготовлено и проверено к моему «дебюту», кое-что пошло не так.

На полпути в Хитроу младшая камеристка Пегги Хоут повернулась к своей коллеге Мей Пейшнс и в ужасе прошептала:

— Мы забыли костюм Ее Величества!

Я сидел на переднем сиденье. Ни разу в жизни я не поворачивался так резко. Лица обеих стали землисто-серыми. Через полчаса королева должна быть на борту самолета.

В то холодное февральское утро на королеве был толстый костюм из шерсти. А вот длинный легкий шелковый костюм в арабском стиле, в который королева собиралась переодеться в самолете перед посадкой в Кувейте, остался висеть в Букингемском дворце. Шофер, поняв, что произошло, тоже пришел в ужас и быстро остановил одного из сопровождавших нас полицейских-мотоциклистов. Одну из королевских машин, тоже в сопровождении полицейских, отправили за костюмом во дворец.

Королеве пришлось ждать в номере «Хаунслоу» в Хитроу, а самолет из-за забытого костюма вылетел позже. Мне так хотелось, чтобы все прошло гладко во время моей первой поездки за границу с королевой, а тут — такой досадный случай. Но королева, как всегда, проявила свою знаменитую терпеливость и понимание. Она только посмеивалась над всей этой шумихой, которая поднялась из-за ее костюма. Она улыбалась, даже когда подошла к трапу в сопровождении лорда-гофмейстера, который по традиции последним прощается с королевой, когда она куда-то уезжает, и первым встречает ее по возвращении.

Королева впервые летела на «конкорде», а я вообще впервые летел за границу (когда я был маленьким, наша семья не выезжала дальше Скегнесса, Скарборо и Ньюки). В самолете я сидел рядом с Барри Ловеллом — камердинером герцога Эдинбургского. Мы взлетели и вышли в «пурпурный коридор» — воздушное пространство, которым имеют право пользоваться только самолеты Ее Величества. Обычно на дальние расстояния королева летала на самолетах «Бритиш Эйрвэйз Трай-старз», первый класс в которых был специально переоборудован под нужды королевы. Там было постелено новое ковровое покрытие, стоял обеденный стол, диваны, стулья и кровати. В эконом-классе летели слуги, уютно устроившись на мягких сиденьях в полупустом салоне.

Королеву встретил эмир Кувейта. А она в свою очередь пригласила его на борт «Британии». Он был не первым восточным правителем, отдыхавшим на яхте, и каждый из них старался превзойти своего предшественника роскошью подарков. «Британия» стала настоящей плавучей сокровищницей. Правители разных стран дарили персидские ковры, украшения с сапфирами и бриллиантами, верблюдов из золота на подставках из лазурита и даже золотой кувшин в форме сокола.

Позже появилась традиция дарить что-нибудь слугам в знак благодарности за их работу. После поездки в Иорданию я получил золотые часы «Омега» с гербом короля на циферблате, еще мне дарили медали (например, в Малави мне подарили орден Льва, а от короля Швеции я получил Серебряную медаль).

В Кувейте я впервые взошел на борт «Британии». На ее мачтах реяли пять королевских штандартов, а от носа до кормы были протянуты веревки с флагами других государств. И когда бы я ни плавал на «Британии» в дальнейшем, меня всегда, как в первый раз, потрясало ее великолепие. Королевская яхта больше похожа на плавучий дворец, чем на корабль, такая она огромная и роскошная Мы сели на яхту в Бахрейне, и слугам разрешили позагорать на палубе.

Бороздя моря на «Британии», королева чувствовала себя превосходно и уверенно, а вот когда яхта причаливала к берегу, чтобы гости могли отправиться ужинать, королеве приходилось спускаться по узкому трапу, и тут бывали неприятности. Именно тогда я в первый и последний раз в жизни видел, как королева растерялась. В шелковом вечернем платье бирюзового цвета, с диадемой, украшенной бриллиантами, она спускалась по трапу, застеленному красной ковровой дорожкой, и вдруг зацепилась каблуком за какую-то неровность, пошатнулась и чуть не упала. Я уже ждал ее у машины, а потому мог только смотреть издали и гадать, сможет ли она удержаться на ногах. До сих пор удивляюсь, как ей это удалось. Правда, когда она стала падать и закричала «Помогите!», она уцепилась за перила и испачкала перчатки политурой. Белоснежные перчатки были безнадежно испорчены. В машине она достала из сумочки запасную пару, которую всегда возила с собой, и снова все в ней стало безупречно.

Впрочем, королеве лучше удавалось держаться на ногах, чем мне. Я уже рассказывал, как растянулся на ступеньках в Сандринхеме, когда меня потащили за собой все девять королевских собак. Но во время поездки в Кентукки произошло нечто ужасное. Во второй раз королева склонилась надо мной, спрашивая: «Пол, ты как?»

Мы отправились в США, чтобы поглядеть на конный завод, где королева выбирала своих лошадей. Конный завод находился под Лексингтоном, и его владельцем был Уилл Фарриш, позже ставший американским послом в Лондоне. Тут были конюшни из красного дерева и милые белые заборчики. Еще с тех пор как я полетел с лестницы в Сандринхеме, у меня постоянно болела спина, оттого что сместился диск, и приходилось периодически пользоваться разными мазями. Но когда мы прилетели в Кентукки, боль усилилась, и в последующие шесть дней стала почти невыносимой. Мне было трудно даже просто наклоняться, чтобы поднять туфли королевы, но я терпел, потому что знал: скоро мы вернемся домой. И тут случилось непоправимое.

В последний вечер перед отъездом, пока королева и ее гости ужинали, я стал осторожно спускаться по лестнице в столовую и вдруг почувствовал острую боль в левой ноге. Она была такой резкой, что я не устоял на ногах и покатился вниз по лестнице. Мне было так больно, что я принялся дико вопить и утих только тогда, когда с ужасом понял: я не чувствую своих ног. На мои крики сбежались все двенадцать гостей и королева. Все смотрели на меня и не знали что делать. Кто-то позвонил в 911, кто-то вызвал доктора Фарриша — Бена Роуча.

Камеристка королевы Пегги Хоут склонилась надо мной, и я простонал:

— Пегги, я ничего не чувствую ниже пояса.

Решили, что безопаснее не трогать меня до прихода врачей. Все были очень напуганы и о чем-то переговаривались. Думаю, больше никогда меня не повезут в больницу с такой помпой. Санитары осторожно положили меня на носилки, и скорая помчалась прочь с полицейским эскортом.

Меня отвезли в Центр лечения раковых заболеваний имени Люсиль Марки Паркер в Лексингтоне (в этой крупной больнице лечили не только рак), и тут же встал вопрос о срочной операции. В больнице уже заранее была готова палата для королевы — на всякий случай. Таков порядок: куда бы королева ни отправлялась, в ближайшей больнице для нее всегда готова палата. Думаю, это был первый случай в истории, когда больной лакей спал в королевской постели. Мое пребывание в больнице сопровождалось той же секретностью, как если бы туда поместили саму королеву. На доске, где вывешивался список пациентов, моего имени не было. Вместо него там была изображена корона, ступня [15] и знак мужского пола. Все вместе должно было означать «лакей королевы».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});