Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

Ванилла спустилась на кухню через час. Прическа более не напоминала рога, превратившись в волшебную башню, украшенную шпильками с бабочками, цветами и стрекозами, на зависть всем благородным дамам. Крылья бабочек были оранжевые, а стрекоз – зеленые. Матушка представила, как это великолепие будет смотреться с пышным платьем невесты, и даже глаза прикрыла от восторга. Любила ее подруга притягивать взгляды. Она бы, Бруни, так не смогла!

– Твоя очередь, – кивнула Ванилла сестре. – Поднимайся наверх. Бруни, поможешь с платьем?

Платья, накануне доставленные слугами мастера Артазеля, стояли на специальных подставках в чистой и светлой комнате рядом с прядильным станком Аглаи. Наряд невесты казался закатным облаком, кувыркнувшимся с неба, нежно-зеленое платье Персианы – пучком юного салата, распустившимся на грядке. Третье одеяние было лишено всяких украшений, лишь золотой шнур с кистями красовался на нем вместо пояса. Глядя на гладкую ткань цвета топленых сливок, на простые узкие рукава, на спадающую до пола юбку безо всяких оборок и кружев, на неглубокое декольте, Бруни мысленно поблагодарила старого портного. Ее посетило странное чувство, будто в эту самую минуту Хлоя проводит ладонью по ткани и одобрительно качает головой. Образ матери был так ярок, что дочь даже зажмурилась, стараясь избавиться от наваждения. Но спугнуло его другое. Сквозь закрытые окна донеслись резкие звуки рожков и дудок, уханье барабана и звон бубна, неожиданно печальная нота простуженной волынки. Это прибыли музыканты, чтобы сопровождать кортеж новобрачной.

– Ради Пресветлой Индари, умоляю, – потихоньку впадая в панику, свойственную всем невестам во все времена, попросила Ванилла, – будешь надевать на меня платье – не задень прическу!

– Эту шедевру? – скрывая улыбку, уточнила Бруни. – Как можно!

Оранжевое великолепие опустилось на Ваниллу, превратив ее в экзотический дивный цветок. Матушка даже ахнула и захлопала в ладоши, так удачно сочеталось платье со светло-каштановыми волосами невесты и украшениями в них. Глубокий вырез почти не скрывал пышный бюст, лаская его мягкими кружевами с золотой нитью.

Однако Ванилла не спешила подойти к зеркалу, в которое смотрелась еще ее мать, собираясь замуж за Пипа Селескина. Повернувшись спиной к Брунгильде, решительно сказала:

– Затягивай!

Матушка, вздохнув, взялась за шнуровку корсета. Спорить с подругой сейчас не стоило.

Зеленый, богато расшитый бисером и золотыми нитями пояс и такие же туфельки завершили образ невесты.

Вошедшая Персиана, головку которой украшала живописно уложенная тугая коса с зеленой лентой, расшитой бархатными белыми цветочками, пораженно застыла на пороге.

– Ну ты, мать, даешь! – заявила она, когда к ней вернулся дар речи. – Настоящая благородная дама! – и, хихикнув, добавила: – Дородная такая!..

Ванилла показала ей язык и повернулась к Бруни.

– Иди в мою комнату. И без шедевры не возвращайся!

Матушка кротко вздохнула и отправилась по указанному направлению.

* * *

Туссиана Сузон смотрела в окно, энергично растирая ладонями поясницу. Когда Бруни вошла и робко остановилась у порога, она даже не оглянулась.

– Значит, это ты – Матушка Бруни, двадцатитрехлетняя вдова, владелица трактира на площади Мастеровых? – выдержав паузу в несколько минут, наконец соизволила спросить она.

– Я, госпожа, – тихо ответила Матушка, гадая, откуда ей столько известно. Не иначе, Ванилька наболтала!

Туссиана развернулась.

Пип был прав: взгляд горничной был пронизывающим, все подмечающим. С такой прислугой благородной Рю Филонель не требовалась ни записная книжка, ни личный маг. Сузон все запоминала и видела всех насквозь. Не последнюю роль она сыграла и в той партии, в которой место шахматной королевы – официальной любовницы Редьярда Третьего – заняла ее госпожа. Да что говорить, если сам Викентий Висконтин, Шеф Королевской Канцелярии, не считал зазорным склонить голову, когда эта «простая» горничная проносила мимо него свою неоднозначную персону.

– Встань в центр комнаты, – приказала Туссиана. – Лицом к окну. Хочу хорошенько рассмотреть тебя.

Бруни неслышно вдохнула. Коли ее подруги подверглись подобной пытке, придется и ей это пережить. Тем более что она сама обещала ради счастья Ваниллы сделать что угодно!

Горничная медленно обошла Матушку, шурша пышными юбками. Словно змея в траве кружила, шелестя чешуей.

– Ты прекрасно сложена, девочка, – заметила она, окончив осмотр. Подойдя, придержала Бруни за подбородок, подняв ее голову повыше – к свету из окна. – У тебя хорошая кожа и густые волосы. И очень красивые глаза. Надеюсь, он оценил именно это…

Матушка сердито дернула головой и отступила на шаг. Не лошадь она, чтобы ее по статям оценивали!

– О ком вы говорите? – поинтересовалась она, глядя на Туссиану исподлобья.

Та усмехнулась.

– О мастере Артазеле, о ком же еще! Он никогда не шьет свои наряды вслепую. Ему надо видеть выражение лица, высоту и полноту грудей, осанку… Теперь, познакомившись с тобой, я могу предположить, что он сшил тебе очень простое платье. Не так ли?

Бруни не сумела сдержать удивления и воскликнула:

– Вы его видели?

В улыбке горничной впервые промелькнуло что-то человеческое.

– О нет, дитя! Просто я хорошо знаю мастера. Одевать любовницу так, чтобы радовать и удивлять короля и при этом угодить самой даме – дело не из легких. Но Артазель – гений кройки и шитья, он творит шедевры, которые заставляют его величество не отводить глаз от моей хозяйки. Признаюсь, – она излишне скромно улыбнулась, – в этом есть и моя заслуга!

– Герцогиня?..

Бруни оборвала себя. Она все прекрасно поняла, но удивилась, с каким достоинством горничная говорит о поведении хозяйки. Быть королевской любовницей – есть в этом что-то предосудительное или нет? Вообще быть любовницей?..

– Быть любовницей его величества – огромная честь и высочайшая ответственность! – будто угадав ее мысли, кивнула Сузон и сделала вид, что не заметила румянца, вспыхнувшего на щеках девушки.

Она взяла Бруни за руку и подвела к туалетному столику Ваниллы, заваленному всякими бантиками, платочками, баночками с помадой и румянами, флакончиками духов, разноцветными камушками и перышками. Сейчас все это великолепие было небрежно отодвинуто в сторону, а на столешнице красовалась удивительная шкатулка со множеством выдвижных ящичков, заполненных рядами самых разных шпилек с каменьями и жемчугом, роговых гребней для волос разной густоты, аккуратно свернутых лент и… накладных кос. Последние произвели на Бруни сильное впечатление.