Девушка в переводе - Джин Квок

— Я не стану ничего делать, если ты не захочешь. Но у тебя все нормально?

— Да. Вообще-то все не так плохо, — соврала я. — Там есть автомат с газировкой.

— О, какое счастье, — саркастически заметила она. — Райское местечко, если уж там есть автомат с водой.

— Даже с холодным чаем, — рассмеялась я.

— Что ж, ты меня убедила. — Она тоже хихикнула, но тут же посерьезнела. — Спасибо, что рассказала. Ты можешь мне доверять.

Я внимательно посмотрела на подругу. Аннет стала выше ростом, веснушки ее поблекли, но она была все тем же надежным товарищем, который пришел мне на помощь в классе мистера Богарта.

— И еще кое-что.

Раньше я не рассказывала о том, что меня подозревали в списывании, — в основном потому, что панически боялась даже вспоминать об этой истории. Сейчас же я выложила все, начав с прошлогоднего инцидента с Тэмми и закончив предстоящим устным экзаменом.

— Кимберли, и ты до сих пор молчала! Почему ты не сказала, что шпаргалка принадлежала Тэмми?

— Видимо, я на самом деле не слишком умна.

— Нет, ты просто не «до-носи-чик», только и всего. Помнишь, как ты говорила раньше?

Мы расхохотались, но я тут же вспомнила, где нахожусь.

— Ты справишься, — убежденно заявила Аннет. — Ты запросто возьмешь любую подачу.

— Надеюсь. — Сама я не была настолько уверена. — Но они могут придумать очень трудные вопросы.

По вечерам, когда мы возвращались с фабрики, Ма готовила обед на следующий день, чтобы можно было захватить с собой на работу. Потом, если было не слишком холодно, она немножко играла на скрипке — любимая часть дня — и затем до изнеможения занималась английским. Ей предстоял экзамен на получение гражданства. Я делала уроки, Ма зубрила английский, потом, покончив с домашним заданием, я готовилась к собственному предстоящему экзамену.

В четырнадцать лет мне не нужно было самостоятельно проходить процедуру получения гражданства. Мне давали его автоматически, если Ма сдаст все тесты. Это было важно для получения стипендии колледжа. Ма купила дешевый плеер и, прослушивая вопросы по многу раз, запоминала, что следует отвечать, — просто на слух. Я заглянула в ее записи, там были только фонетические значки, как ноты. Она наверняка понятия не имела, что означают выученные ею фразы. Мои объяснения она вежливо выслушивала, но я не видела ни тени понимания в глазах.

— Вы коммуни? — спрашивала сама себя Ма.

Учебник совершенно четко определял, что на этот вопрос существует только один правильный ответ — «Нет!».

Кем бы ни называла себя Аннет, я точно знала, что утвердительный ответ на подобный вопрос означает проблемы с получением американского гражданства. Мы-то, в отличие от нее, не родились в Америке. Нас запросто могут выдворить из страны.

После разговора с Аннет я решила, что Ма тоже должна знать обо всем. И перед сном рассказала ей всю историю от начала до конца.

Ма гордо вскинула голову, глаза ее блеснули.

— Моя дочь никогда не опустится до списывания.

— Но они все равно опасаются.

— Если ты прям, как стрела, приходится молить о жизни, — вздохнула Ма, процитировав кантонскую поговорку об опасности чрезмерной честности. — Хочешь, я поговорю с учительницей?

— Нет, Ма. — И отказалась я вовсе не из-за языкового барьера. — Никто, кроме меня, не сможет убедить их в моей невиновности. Я должна сдать экзамен.

Примерно за неделю до экзамена Аннет решила, что мне необходимо расслабиться, и, несмотря на протесты и уверения, что нужно заниматься, потащила меня в «Мэйсис». Мы с Ма заходили туда несколько раз купить белье для меня, но всегда чувствовали себя настолько неловко, что спешили убраться как можно скорее. Так что я не представляла, каким образом подобное мероприятие может способствовать расслаблению, но, как всегда, доверилась Аннет.

Если мы с Аннет куда-то выбирались, приходилось лгать Ма, которая считала любые дела, кроме учебы, неважными и вдобавок волновалась, что со мной может случиться что-нибудь ужасное, окажись я вне дома. И наконец, узнай она о наших похождениях, обязательно почувствовала бы себя обязанной Аннет.

В магазине я держалась чуть позади подружки. Она уверенно подходила к дамам, предлагавшим попробовать духи, и протягивала запястье. Я повторила за ней. Брызги духов приятно холодили кожу. Потом мы долго и тщательно обнюхивали свои руки, хотя такой крепкий запах можно было, наверное, учуять и сквозь стену.

Опробовав духи, мы двинулись вдоль сияющих прилавков, брызгая на себя из каждого тестового пузырька, и скоро трудно было найти свободный участок кожи для очередного аромата. Мы начали с запястий, перешли на руки, затем обрызгали шеи, ключицы и грудь и хихикали как сумасшедшие, а когда уже прощались, я чувствовала себя настоящей красоткой с обложки глянцевого журнала.

Несколько часов спустя, на фабрике, Мэтт, выглянувший мне навстречу из-за парового пресса, замахал рукой перед носом и дико захохотал, сгибаясь пополам.

Я пришла в ужас — он учуял запах даже сквозь густые клубы пара.

Я бросилась в туалет и принялась судорожно отмывать все, до чего могла дотянуться, но избавиться от запаха не удавалось.

Ма испуганно воскликнула:

— А-Ким, что ты натворила?

— У Аннет был с собой пузырек с духами. Она разрешила мне попробовать.

— Попробовать! Да ты, должно быть, искупалась в них!

К счастью, развивать тему Ма не стала.

Но зато вечером, склонившись над книгами, я все еще чувствовала аромат духов, и казалось, что все вокруг пропитано, словно запахом, теплом дружбы Аннет, ее уверенностью во мне. А может, в этом и заключался ее тайный план.

Мистер Джамали выделил мне дополнительные часы для работы в библиотеке. И за это время мне платили, поскольку работала я гораздо больше, чем требовали условия получения стипендии. Я старалась использовать каждую свободную минуту, чтобы после школы оставалось больше времени для помощи Ма на фабрике. Я открыла банковский счет на имя Ма, и мы начали откладывать деньги на колледж.

Интерес к косметике я почти полностью утратила. Дело не в том, что мне безразлична собственная внешность, — конечно, не безразлична, — просто у меня не было стремления стать популярной в школе. Я не понимала, зачем это нужно. Сколько бы Аннет ни раскрашивала мое лицо, я всегда помнила, какая я на самом деле. Да и потом, я была слишком занята: библиотека, фабрика, школьные занятия, доклады, домашние задания и тесты. Помимо страха перед предстоящим устным экзаменом, я постоянно волновалась, что могу столкнуться с чем-либо абсолютно непонятным. Если я не разберусь с какой-нибудь темой или заданием, Ма ничем не поможет. Сама она хорошо успевала только по музыке, а с учетом языковых проблем и разницы в методиках, она никак не могла быть мне полезна. Ма говорила, что Па блестяще учился, у него были исключительные способности к языкам и математике, так что, видимо, я унаследовала таланты от него. Меня это всегда обнадеживало и успокаивало, но сейчас я предпочла бы, чтобы он сам оказался рядом.

Я хотела вырваться из изнурительной круговерти нынешней жизни, сбежать от постоянных страхов: я боялась учителей, боялась каждого нового задания, боялась Тети Полы, боялась, что мы никогда не сможем выбраться из трущоб. Однажды я случайно взяла в библиотеке журнал «Автомобиль и водитель». Пролистывая фото роскошных кабриолетов, я вдруг поняла — вот оно. Вот то, что мне надо. Автомобильные журналы стали моим прибежищем. В мечтах я неслась по ночному городу за рулем «корвета», и мне не нужно было заполнять налоговые декларации для Ма и вообще отвечать за все, требующее знания английского. Я вечно опасалась ошибиться, боялась, что в дверях появится инспектор, требуя ответа на вопросы, которых я даже не понимаю.

Как-то раз я листала старый номер «Сайкл», подаренный мистером Джамали, внимание привлекла статья о мотоциклах. Сначала я не могла понять, с чего вдруг одна из моделей кажется странно знакомой, но потом различила рисунок с индейцем на бензобаке. Игрушечную копию этого мотоцикла я видела в руках у Парка.

За работой я посматривала в сторону малыша. Он опять сбежал от матери, но пока не доставлял никому проблем, люди его почти не замечали. Сейчас, к примеру, он стоял рядом с одной из швейных машин, завороженно следя за вращением колеса. И, как обычно, сжимал в руках игрушечный мотоцикл.

— Я его до смерти боюсь, — бросила соседке швея, не прерывая работы. — Пошел бы он на кого другого глазеть, что ли.

— Только не на меня, — рассмеялась та.

— Счастье, что он не мой ребенок.

Она назвала Парка умственно отсталым. Меня задело это замечание, но потом я призадумалась — а что, если проблема Парка и в самом деле гораздо глубже, чем обычная глухота?

Скорее из желания удивить женщин я окликнула малыша: