Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пиркхаймер, до сих пор сидевший, подперев подбородок рукой, вдруг поднял свою крупную голову, гневно взглянул на охотника, поднял кулак и ударил бы им по столу, но в последний момент удержался и лишь вскричал:
— Ослиная голова! Кто поставил тебя стражем Всевышнему?
— Виллибальд, — с укором произнес Эразм, положив ему на плечо дрожащую руку, — вы ведь осуждаете насилие…
— Простите меня, уважаемый учитель, — ответил тот, — при виде некоторых поступков человеческих порой очень трудно сдержаться.
— И все же мы, возлюбившие мудрость, обязаны придерживаться закона рассудительности.
Обратившись к Швайнсхойту, стоявшему с видом наказанного мальчишки, Эразм указал на стол:
— Присаживайтесь к нам, добрый человек, и закажите себе кружку браги.
Тут же появился Мирцель, вытер полотенцем стол и спросил:
— С селедкой или без?
— Разумеется, с ней, — проворчал Швайнсхойт и сел у края стола, стараясь занимать как можно меньше места.
— Что у вас за книги? — спросил Эразм Энзеля, стоявшего ближе к столу.
Энзель после всего, что было сказано учеными господами, преисполнился уверенности и подробнее рассказал свою длинную историю: книги были переданы на хранение доброму и честному христианину, который хоть и занимался ремеслом бочара, но был начитан и уважал мудрость. Оставил же ему их сосед, глава регеншпургской иешивы, в страшную пору изгнания, тому назад десять лет, ибо опасался, что они затеряются в пути. Прибыв в Страсбург, он передал главе тамошней иешивы подробный их перечень. С тех пор старый раввин регеншпургской иешивы уже скончался, а глава их общины несколько раз пытался послать кого-нибудь за святыми книгами, но то были смутные годы, грабеж и убийство царили на дорогах, и он не хотел рисковать жизнью посланцев. В последнее время стало поспокойнее, и двух учеников иешивы, то есть его друга и его самого, сочли достойными пуститься в это путешествие за свитками. Три недели назад покинули они Страсбург, немало испытаний выпало на их долю в пути, не раз приходилось им прибегать к хитрости и уловкам, чтобы спасти свои жизни и сохранить книги в целости и сохранности. Бочар поначалу подозревал их в обмане и все отрицал: никакого мол раввина и никаких книг знать не знает. Но когда ему показали перечень книг с личной подписью покойного регеншпургского раввина, он поверил, хотя и не мог прочесть по-древнееврейски, и передал им сочинения, которые хранил как зеницу ока. Он же дал им совет спрятать их в бочки с двойным дном и выдавать себя за торговцев дегтем для смазки телег, дабы не заподозрили их ни в чем другом. И они, Энзель со своим другом, смазали дегтем лишь стенку бочки и края, повесили на одну из них ведерко и всюду говорили, что уже продали весь свой деготь и теперь идут возобновить запас. Все это они делали по совету бочара, который сам же и смастерил для них подходящие бочки и наотрез отказался взять плату. Вдобавок ко всему он подыскал для них мула, да хранит Господь этого человека! На что они жили в дороге? Их учитель, страсбургский раввин, дал им несколько золотых, которые они зашили в одежды и взяли с собой, чтобы было чем платить за еду и откупаться в случае беды. Немало было несчастий у них в дороге, и бивали их, и грабили, и убить пытались, и даже чахлого мула отобрать, но — хвала Создателю! — ни разу никто не догадался о том, что они везли в бочках, пока не повстречался им этот милостивый господин со своим оруженосцем, который сразу же заглянул в бочки и понял, что они с двойным дном.
Тогда он, Энзель, решил сказать всю правду, понимая, что нет смысла ее таить. И милостивые господа, разбив бочки на мелкие осколки и найдя свитки, завернутые вот в эти мешки, убедились в правдивости его слов.
— Теперь же, — сказал Энзель в заключение, — когда благое Провидение привело нас к вам, ваши милости, соблаговолите же посочувствовать нашим тяготам и объявить свое суждение, дабы смогли мы вернуться в наш город к учителю нашему, главе иешивы, мужу святому и чистому, благополучно оставив ему святые книги, кунтресы и комментарии, без коих мы подобны мастеру без инструментов, ибо по ним мы учим Закон, заповеданный нам блаженной памяти мудрецами.
Энзель говорил на еврейском варианте немецкого языка, но произносил слова весьма ясно и отчетливо, так что слушатели его хорошо понимали. Никогда еще никто не слушал его так внимательно, как эти иноверцы.
Вспыльчивый господин, проявивший такую нетерпимость к охотнику, весь превратился в слух. Маленький худой человек с пером в руках внимал еврею, приоткрыв рот и обнажив желтые зубы. Даже охотник с кружкой и стоявший возле мула слуга, а также Лемлин, знавший все, о чем шла речь, и гораздо больше того, слушали с пристальным вниманием. Казалось, что во всем обширном дворе не раздавалось ничего, кроме голоса Энзеля.
— Вы упоминали книги, добрый человек, — сказал ему Эразм. — Не могли ли бы вы назвать некоторые из них?
— Названия книг на древнееврейском языке и ваша милость их не поймет. Да и имен авторов вы наверняка никогда не слышали.
— И все же, назовите их. Быть может, мы что-нибудь и поймем, мои друзья и я.
И Энзель начал перечислять, загибая один палец за другим: книга «Сокрытый свет», книга «Блажен муж» рабби Ашера беи Иехиэля[27], «Сборник, собранный и составленный учениками рабби Аврахама бен Давида»[28], «Сборник», собранный разными учеными, респонсы[29], послания и тому подобное.
— Все это раввинские книги?
— Да, ваша милость. Эти книги суть сосуды галахической премудрости, сиречь сочинения, толкующие Закон, установленный блаженной памяти мудрецами Талмуда из
- Галиция. 1914-1915 годы. Тайна Святого Юра - Александр Богданович - Историческая проза
- Виланд - Оксана Кириллова - Историческая проза / Русская классическая проза
- Вскрытые вены Латинской Америки - Эдуардо Галеано - Историческая проза
- Предрассветная лихорадка - Петер Гардош - Историческая проза
- Европа в окопах (второй роман) - Милош Кратохвил - Историческая проза
- Генералы Великой войны. Западный фронт 1914–1918 - Робин Нилланс - Историческая проза
- Из истории Генерального межевания. Сборник научных статей - Лада Вадимовна Митрошенкова - Историческая проза / История / Экономика
- Вчера-позавчера - Шмуэль-Йосеф Агнон - Историческая проза
- Может собственных платонов... - Сергей Андреев-Кривич - Историческая проза
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне