Серебрянные слитки - Линдсей Дэвис

— Не повезло, — только и сказала она.

— Да, Марк! — произнес я задумчиво. — Приходится праздновать день рождения в пятистах милях от дома: невкусная рыба на ужин, мерзкое галльское вино, болят ребра, бесчувственная клиентка.

Я продолжал весело перечислять свои трудности. И Елена Юстина наконец улыбнулась мне.

— Прекрати ворчать. Ты сам во всем виноват. Если бы я знала, что у тебя день рождения, то купила бы тебе бисквит с вареньем и кремом, пропитанный вином. И сколько тебе?

— Тридцать. Все ближе и ближе к черной лодке, которая переправляет через Стикс. Вероятно, меня стошнит и через борт лодки Харона… А тебе сколько лет?

Это было смело, но, судя по ее голосу, она жалела, что не купила мне бисквит.

— О-о… Двадцать три.

Я рассмеялся.

— Еще есть время заарканить нового мужа… Мои дамы обычно любят рассказывать мне про свои разводы, — добавил я небрежным тоном.

— Это твой праздник, — фыркнула Елена Юстина.

— Так побалуй меня… Что пошло не так?

— Прелюбодеяние в конюшне.

— Врешь!

Мне она не нравилась, но это все-таки должно было быть неправдой. Она была твердой, как камень, и прямолинейной. Вероятно, по этой причине она мне и не нравилась.

— Значит, он виноват. И что он сделал? Жалел денег на серьги с опалами или допускал слишком много вольностей с сирийками, играющими на флейте?

— Нет, — только и ответила она.

— Бил тебя? — рискнул я. К этому времени мне на самом деле стало любопытно, и любопытство требовало удовлетворения.

— Нет. Если на самом деле хочешь знать, то ничто во мне не интересовало его достаточно, чтобы беспокоиться, — с усилием объявила Елена. — Мы были женаты четыре года. Детей нет. Никто из нас не изменял… — она замолчала. Вероятно, знала, что никогда нельзя быть уверенным. — Мне нравилась управлять домом, но ради чего? Поэтому я с ним развелась.

Она была скрытным человеком, и я пожалел, что спросил. Обычно в этот момент женщины плачут. Но Елена Юстина не плакала.

— Хочешь об этом поговорить? Вы ругались?

— Один раз.

— Из-за чего?

— О-о… Политика.

Это было последнее, чего я ожидал, тем не менее, очень похоже на нее. Я расхохотался.

— Послушай, мне очень жаль! Но ты не можешь здесь остановиться, расскажи мне.

Теперь я понимал, в чем дело. Елена Юстина была достаточно смелой не только для того, чтобы привести себя к нынешнему неспокойному состоянию, она видела, как ее нынешнее отчаяние влияет на ее душу. Вполне вероятно, что лучшая жизнь, к которой она стремилась, не существует вообще.

Я хотел взять руку девушки в свою и сжать, но она не относилась к типу женщин, которые это приветствуют. Возможно, ее муж думал примерно так же. Все же она решила мне рассказать. Я ожидал, что удивлюсь, поскольку ничто из того, что она говорила, никогда не оказывалось банальным. Елена начала говорить осторожно, я слушал с серьезным видом. Она объяснила, что привело к разводу.

Пока она говорила, мои мысли вертелись вокруг серебряных слитков.

Глава 34

В год четырех императоров моя семья — отец, дядя Гай и я — поддержали Веспасиана, — начала Елена. — Дядя Гай давно его знал. Мы все восхищались этим человеком. У моего мужа не было твердых убеждений. Он был торговцем — арабские специи, слоновая кость, индийский порфир, жемчуг. Однажды кое-какие люди в нашем доме обсуждали второго сына Веспасиана, Домициана. Тогда парень попытался вмешаться в германское восстание, как раз перед тем, как Веспасиан вернулся домой. Они убедили себя, что из этого зеленого юнца получится идеальный император. Домициан достаточно симпатичен, чтобы стать популярным, и одновременно им легко манипулировать. Я пришла в ярость! Когда гости ушли, я попыталась поговорить об этом с мужем, переубедить его…

Она колебалась. Я посмотрел на нее украдкой, решая, перебивать или нет, и пришел к выводу, что мне лучше помолчать. В сумерках глаза Елены приобрели цвет старого меда — таким видятся самые остатки, которые маячат в самых дальних уголках горшка, как раз вне пределов досягаемости пальца. И ты не можешь допустить, чтобы его выбросить.

— О, Дидий Фалько, что я могу сказать? Эта ссора не стала концом нашего брака, но помогла мне увидеть пропасть между нами. Он не подпускал меня к себе, не доверял мне. Я не могла его поддерживать, как следует жене. А что хуже всего, он никогда не выслушивал моего мнения.

Даже дикий критский бык не заставил бы меня заявить, чего ее муж боялся. Он боялся, что она права.

— Наверное, он неплохо зарабатывал на специях и порфире, — заметил я. — Ты могла бы вести спокойную жизнь, не вмешиваться…

— Да, могла! — гневно согласилась она.

Некоторые женщины считали бы, что им повезло, завели бы любовника, а то и нескольких, и жаловались бы матерям, тратя деньги мужа. Я неохотно восхитился ее целеустремленностью.

— Почему он на тебе женился?

— Жизнь в обществе. Жена обязательна. А, выбрав меня, он привязал себя к дяде Публию.

— Твой отец его одобрил?

— Ты знаешь семьи. Давление нарастает на протяжении лет. Мой отец имеет привычку делать то, что хочет его брат. В любом случае мой муж выглядел абсолютно нормальным человеком: слишком развит эгоизм, неразвито чувство юмора…

Немногие мужчины могли бы так выразиться! Чтобы ее успокоить, я задал практичный вопрос.

— Я думал, что сенаторам не позволяется заниматься торговлей?

— Именно поэтому он заключил партнерство с дядей Публием. Он инвестировал средства, а все документы были на имя моего дяди.

— Значит, твой муж богат?

— Его отец богат. Хотя они пострадали в год четырех императоров…

— И что тогда случилось?

— Это допрос, Фалько?

Внезапно она рассмеялась. Я впервые слышал ее искренний смех, ей явно было забавно. Смех оказался неожиданно привлекательным, и я непроизвольно засмеялся в ответ.

— Ну, хорошо. Когда Веспасиан объявил о своих претензиях на престол и установил блокаду на поставку зерна в Александрии, чтобы оказать давление на сенат и заставить его себя поддержать, возникли трудности в торговле с востоком. Мой муж и дядя пытались разведать новые европейские рынки. Дядя Публий даже посетил Британию, чтобы разузнать, что могут экспортировать кельтские племена! Дяде Гаю это не понравилось, — добавила Елена.

— Почему нет?

— Они не ладят.

— Почему нет?

— Разные люди.

— А что думает Элия Камилла? Она взяла сторону мужа или брата Публия?

— О-о, она очень трепетно относится к дяде Публию по тем же причинам, по которым он раздражает дядю Гая.

Госпожа развеселилась. Я снова хотел услышать ее смех и приложил для этого усилия.

— И что тут смешного? Какие причины?

— Я не буду говорить. Ну, не смейся… Много лет назад, когда они жили в Вифинии, а моя тетя была ребенком, дядя Публий научил ее управлять гоночной колесницей!

Я не мог этого представить. Элия Камилла выглядела такой величественной и горделивой.

— Ты знаешь дядю Гая — он милейший человек, зачастую авантюрист, но может быть степенным и уравновешенным.

Я об этом догадался.

— Дядя Гай жалуется, что тетя Элия ездит слишком быстро! Боюсь, что она научила этому и меня, — призналась Елена.

Я задрал голову и с серьезным видом уставился в небо.

— Мой хороший друг, твой дядя, прав.

— Дидий Фалько, давай обойдемся без твоей неблагодарности! Ты был так тяжело болен, что мне требовалось спешить. Ты был в полной безопасности.

Совершенно не привычно для себя, она протянула руку и притворилась, будто собралась отодрать меня за уши. Я остановил движение и схватил ее за запястье, но остановился.

* * *

Я повернул руку Елены Юстины ладонью вверх и сморщил нос, вдыхая аромат духов. У нее оказалась крепкая маленькая ручка, а сегодня вечером она не украсила ее драгоценностями. Как и у меня, у Елены были холодные руки, но они пахли духами. Он напоминал корицу, только к ней примешивалось что-то еще. Запах заставил меня вспомнить парфянских королей.

— Какое экзотическое розовое масло!

— Малобатр, — сообщила она, пытаясь вырвать руку, но не особенно. — Из Индии. Очень дорогая реликвия от моего мужа…

— Щедро!

— Пустая трата денег. Дурак никогда не обращал на запах внимания.

— Возможно, у него был насморк, от которого он не мог отделаться, — поддразнил я.

— Четыре года?

Мы оба смеялись. Мне следовало отпустить ее руку. Но я решил снова наклонить голову и насладиться еще одним вдохом.

— Малобатр! Прелестно. Мой любимый запах! Он от богов?

— Нет, от дерева.

Я чувствовал, что она начинает беспокоиться, но была слишком горда, чтобы велеть мне отпустить ее руку.