Казан - Джеймс Кервуд

Уже в сумерки Казан влез под бурелом, и Серая Волчица стала нежно лизать его морду своим мягким, прохладным языком. В продолжение ночи Казан то и дело поднимался и шел к ручью; окуная нос в ледяную воду, он чувствовал некоторое облегчение.

На следующий день вид у Казана был, как говорят индейцы, «дикобразный». Будь Серая Волчица зрячей и к тому же не волком, а человеком, она хохотала бы над ним до упаду. Вся морда у Казана раздулась, щеки были похожи на две подушки, на месте глаз остались узенькие щелки. Выйдя на свет, он замигал. Он видел не многим лучше, чем его слепая подруга. Но зато боль почти прошла. Уже на следующую ночь Казан начал подумывать об охоте, а перед рассветом приволок в свое жилище зайца. Немного погодя он чуть было не поймал для Серой Волчицы куропатку, но в тот самый момент, когда он готовился прыгнуть на свою пернатую жертву, в нескольких шагах вдруг послышался негромкий голосок дикобраза. Казан застыл. Мало что могло заставить его трусливо поджать хвост. Но именно это он и сделал, заслышав бессвязную болтовню колючего зверька, и тут же стремглав кинулся прочь. Подобно тому как человек ненавидит и боится змею, так и Казану суждено было отныне в страхе убегать от маленького лесного жителя, который на всем протяжении звериной истории никогда не изменил своему добродушию и ни с кем не затевал ссоры.

Через две недели после приключения с дикобразом Казан, как и всегда, занимался охотой. Все удлиняющиеся дни были полны солнечного света и тепла. Быстро таяли последние остатки снега. Из земли потянулись тоненькие зеленые росточки. Стали лопаться почки на тополях, а на самом солнцепеке между камнями забелели подснежники — самое неоспоримое доказательство наступившей весны.

Сперва Серая Волчица часто охотилась вместе с Казаном. Далеко они не ходили — болото кишело мелкой дичью, и каждый день они лакомились свежим мясом. Потом Серая Волчица стала реже выходить на охоту.

Однажды теплой, ароматной ночью, сияющей светом полной весенней луны, Серая Волчица отказалась покинуть бурелом. Казан не настаивал. Инстинкт подсказывал ему, что не следует отходить далеко от жилища. Вскоре он вернулся с зайцем в зубах. А потом настала ночь, когда Серая Волчица огрызнулась на Казана из своего темного угла, будто предупреждая: «Не входи!» Казан стоял у входа, держа в пасти зайца. Он не обиделся на это рычание и постоял с минуту, глядя в темноту, где укрылась Серая Волчица. Потом, бросив зайца, лег поперек входа. Немного спустя он озабоченно поднялся, но далеко от бурелома не ушел. Вернулся домой он лишь днем. Казан принюхался, как делал раньше, на вершине Скалы Солнца. Но теперь ему уже не показалось таинственным то, что он почуял. Он подошел ближе, и Серая Волчица не зарычала, а приветливо заскулила. Потом морда Казана наткнулась на что-то мягкое, теплое. Существо это тихо посапывало. Казан заскулил, и в темноте Серая Волчица ласково лизнула его.

Казан вышел на солнечный свет и растянулся перед входом в свое жилище. Его переполняло чувство необычайного удовлетворения.

18. ВОСПИТАНИЕ БА-РИ

Потеряв однажды детенышей, Казан и Серая Волчица теперь вели себя не так, как прежде. Возможно, их родительские чувства не были бы так остры, если бы в свое время в их жизнь не вторглась дымчатая рысь. В их памяти была свежа та лунная ночь, когда большая кошка лишила зрения Серую Волчицу и убила ее волчат. Теперь, чувствуя рядом с собой мягкий живой комочек, Серая Волчица особенно ясно представляла себе страшную картину той ночи и вздрагивала при каждом звуке, готовая броситься навстречу любому врагу. Казан тоже был начеку и вскакивал на ноги при малейшем шорохе, Он не доверял движущимся теням, треск сухой ветки заставлял вздергиваться его верхнюю губу, и, если в воздухе появлялся чужой запах, клыки его угрожающе сверкали. Воспоминания о Скале Солнца и в нем породили какие-то новые инстинкты. Ни на одно мгновение он не терял бдительности — все ждал, что рано или поздно из лесу появится их смертельный враг. И горе было всякому живому существу, которое осмеливалось приблизиться к бурелому в первые дни после рождения волчонка.

Но вокруг царили весеннее изобилие и полный покой. Солнце ласково светило над болотом. Никто не нарушал тишины, если не считать таких безобидных существ, как шумливые сойки, болтливые вьюрки, лесные мыши и горностаи.

Прошло несколько дней, и Казан стал чаще входить внутрь логовища. Но, сколько он ни шарил носом вокруг Серой Волчицы, ему удалось обнаружить лишь одного детеныша. Индейцы назвали бы этого волчонка «Ба-Ри», что означает «рожденный без братьев и сестер». Он с самого начала был чистый и гладкий, потому что все внимание, все силы матери были направлены на него одного. Он рое быстро, как подобает волчонку. Первые три дня малыш вполне довольствовался тем, что лежал, примостившись возле матери, сосал, когда был голоден, и очень много спал. Серая Волчица почти все время заботливо вылизывала и приглаживала его своим мягким языком. Уже на четвертый день волчонок стал более деятельным и любопытным. Он стукался о морду матери, спотыкался о ее лапы, а один раз совсем заблудился, отойдя от нее на двадцать дюймов.

Через некоторое время детеныш стал принимать Казана как некое непременное добавление к матери и с удовольствием кувыркался у него между передними лапами, а иной раз там и засыпал. Казан удивленно поглядывал на него, а Серая Волчица тоже со вздохом клала Казану голову на лапу, носом касаясь своего детеныша, и испытывала, казалось, полное удовлетворение. В таких случаях Казан по полчаса лежал не шелохнувшись.

В десятидневном возрасте Ба-Ри обнаружил, что очень интересно играть обрывком заячьей шкурки. А вскоре он сделал еще одно открытие — впервые увидел солнечный свет. Солнце к тому времени достигло такого положения, что в середине дня через одно из верхних отверстий яркий луч проникал в логовище под буреломом. Сначала Ба-Ри только в недоумении смотрел на золотую полоску, потом ему захотелось поиграть с ней, как он играл с заячьей шкуркой.

С каждым днем волчонок подбирался все ближе и ближе к отверстию, через которое его отец уходил в большой мир. И вот настал день, когда Ба-Ри наконец достиг выхода и лег там, жмурясь от света и пугаясь впервые увиденной картины. Теперь Серая Волчица не пыталась удерживать его, а даже сама вышла на солнце и стала звать сына к себе. Только через три дня его слабые еще глаза приспособились к яркому свету и позволили ему следовать за матерью. Очень скоро он научился любить солнце, теплый воздух и уже боялся темноты глубокого логовища, где он родился.