Оазис (СИ) - Сагирова Елизавета

Узнавать новое интересно, обучение подаётся легко, и мы с радостью ходим на эти занятия. А ещё очень много читаем. Нина, Зоя, и Валентина Карловна сами выбирают для нас из всех книг, которых в библиотеке не счесть, те, которые, по их мнению, помогут нам расширить и углубить знания, полученные на занятиях. И их выбор ещё ни разу меня не разочаровал.

Я больше не посещаю клинику и доктора Ватсона. Последние швы сняты, в перевязках необходимости больше нет, состояние моё нормализовалось. Но я стараюсь не смотреться в зеркало, потому что ношу открытую одежду, а в ней слишком хорошо видно, каким теперь стало моё тело. Грубые бордовые рубцы на лице, шее, обеих руках, на бедре правой ноги, на голени и лодыжке левой, на спине, на боку… Грудь и живот я уберегла, инстинктивно сворачиваясь в клубок во время собачьей атаки, также мне повезло не быть схваченной за горло, кто-то из страшных псов лишь слегка пробороздил клыками кожу под моим правым ухом. Доктор Ватсон не раз повторяет о моём везении. Я не осталась ни хромой, ни кривой, мои внутренние органы не задеты, ни одна из ран не загноилась, и вообще, заживление идёт на удивление хорошо, учитывая состояние физического и нервного истощения, в каком я попала сюда. Я верю доктору, смиряюсь со своим неприглядным видом и лелею надежду, что на меня такую никто не позарится, что благодаря своим шрамам мне не придётся работать по контракту. И невольно испытываю вину перед Яринкой, которой этого не избежать.

Подруга расцветает на глазах. Её волосы отрастают и вьются, тело теряет угловатость, грудь уже отчётливо проступает сквозь яркие маечки. А ещё она учится танцевать. Каждый день, после того, как мы заканчиваем занятия в библиотеке, Яринка уходит в одно из самых красивых, не считая, конечно, Айсберга, зданий на острове, туда, где по ночам гремит музыка и сверкают огни. В большой зал с зеркальными стенами и шестом посередине, где я была всего однажды. Тогда Зоя привела нас туда в первый раз, а сухопарая жилистая женщина, шагнувшая навстречу, окинула меня с ног до головы придирчивым взглядом и отрицательно покачала головой. Зоя поспешила сказать, что я смогу заниматься, когда окончательно выздоровею и окрепну, но я ей не поверила. И ушла. А Яринка осталась.

Теперь то время, которое моя подруга проводит в зеркальном зале и учится изящно двигаться под музыку вокруг блестящего шеста, я провожу в одиночестве, на пляже. Мне уже можно купаться, что я и делаю каждый день. Море – моя самая большая радость здесь после возможности читать любые книги и задавать любые вопросы. Только погружаясь в море, я чувствую связь с остальным миром. Через солёные воды, протянувшиеся во все стороны, куда хватает взгляда. Я растворяюсь в этих водах, закрываю глаза и сама становлюсь морем, омывающим берега своей и чужих стран, перетекающим в океан, охватывающим земной шар голубым покровом. И всё делается одинаково близким, стираются воздвигнутые людьми границы, исчезают запреты. Море – это свобода, и, когда я в море, то свободна тоже.

Жаль, свобода эта – временная: рано или поздно приходится возвращаться на берег, одеваться и идти домой. Домой. Я действительно называю так наш маленький домик, где всегда вкусно пахнет и где можно говорить на любые темы без страха быть наказанной или осмеянной. Там я почти счастлива, если только не думаю о том, что моя жизнь могла сложиться иначе. А думаю я об этом чаще, чем бы мне хотелось. Думаю о Дэне, о перекрёстке дорог посреди леса, о машине с поднятыми дворниками, которая уезжает в рассветный туман, о людях, живущих так же, как жили мои родители, и связь с которыми теперь утеряна навсегда.

Но я никогда не подаю вида, что мне грустно. Я взяла на вооружение фразу, оброненную Яринкой в тот день, когда мы подписали контракт с Ирэн: "Если не можешь изменить ситуацию, измени своё отношение к ней". И, мне кажется, у меня получается.

А время идёт. Наконец я привыкаю каждое утро, поднимаясь с постели, видеть за окном синюю воду и жёлтый песок, для меня это больше не удивительно. Как не удивительны теперь пальмы и разгуливающие у их подножия павлины, и полуголые пошатывающиеся люди, праздно гуляющие по узким дорожкам. Я привыкаю к тому, что больше не надо заплетать волосы в косу, стесняться голых рук и ног, молиться перед едой, ходить в церковь. Я привыкаю к грубым выражениям и жаргонным словечкам, которыми сорят наши соседки, и сама начинаю говорить так же.

Я привыкаю к новым людям и местам, а воспоминания о прежних постепенно отдаляются, подёргиваются пеленой, предвестником забвения. Лица и голоса из прошлого оживают лишь во сне, когда я снова вижу наш дортуар, школьные коридоры, дорожки из гравия между подстриженных газонов, высокий сосновый лес за бетонным забором… Но такие сны приходят ко мне всё реже и реже, ведь время идёт.

Время идёт, и это лето, самое жаркое в моей жизни, остаётся позади. Вместе с наступлением осени мы получаем "повышение". Теперь в наши обязанности входит не убирать номера после гостей, а мыть посуду в одном из пляжных кафе, помогать здешним поварам. Мы чистим овощи, выносим мусор, вытираем столы, нарезаем фрукты. Мы смотрим на обедающих гостей через маленькое окно раздачи и хихикаем над тем, какие у них безвкусные наряды (Зоя научила нас подбирать одежду) и как нелепо они орудуют столовыми приборами (мы уже умеем делать это лучше).

Гостей не стало меньше с наступлением осени, большую их часть по-прежнему составляют мужчины, но есть и женщины. В основном это пожилые матроны, богатые вдовы, улучившие время, свободное от детей и внуков, и потратившие его на отдых. Для нас не секрет, что в Оазисе работают не только девушки, есть и несколько красивых юношей, как раз для таких дам. И это уже не смущает. Как не смущает и то, что услугами юношей при желании могут воспользоваться даже мужчины. Ни Нина, ни Зоя, ни Валентина Карловна не говорят о нашей будущей работе, когда учат чему-то новому, но их словно ненароком оброненные фразы и многозначительные улыбки никогда не дают забыть, для чего именно нам нужны все эти знания и навыки. И это уже не смущает нас тоже.

Не то что бы мы окончательно смирились с предстоящим, но больше не видим смысла лгать самим себе и надеяться на то, что вдруг случится нечто такое, что подарит нам свободу от подписанного контракта. Ведь время идёт.

Время идёт, и однажды утром Яринка вместо того, чтобы отправиться со мной на работу в кафе, остаётся в постели, прижимая грелку к низу живота, а в ответ на мой встревоженный взгляд, отвечает, вымученно улыбаясь: "Как говорила Агафья – критические дни". И я отправляюсь в ресторан одна, повторяя про себя непонятно к кому обращённую просьбу: пусть у меня этого не будет как можно дольше.

Медленно, но верно осень вступает в свои права, бархатный сезон остаётся позади, и море из синего всё чаще становится свинцово-серым, отражая нависшие над ним тучи. Дуют западные ветра, и волны каждый день накатывают на опустевшие берега острова, ревут у камней Русалкиной ямы. Часто идут дожди, их капли барабанят по забытым шезлонгам, по тёмному от влаги песку. Ночами, перед сном, я долго вслушиваюсь в рокот моря, который, перемешавшись с шумом дождя, звучит совсем иначе, грустно и тревожно.

Уютные улочки Оазиса безлюдны, павлинов переселили в павильон, разноцветные зонтики сложили и убрали, плетёные скамейки и беседки пустуют. Но это обманчивая тишина. Гостей не стало меньше, но они окончательно переместились с пляжей в клубы и рестораны, они купаются в закрытом бассейне, запираются в своих номерах с нашими девушками, греются в банях и саунах, нежатся в массажных кабинетах. И я этому рада, потому что теперь можно гулять по вечерам, не сталкиваясь с компаниями подвыпивших мужчин, можно слушать шум прибоя, не перебиваемый развязными голосами, можно до полуночи лежать на пустом пляже, глядя на звёзды. Звёзды здесь такие же, какими я их увидела в полях, возле оставшегося для меня безымянным посёлка, куда нас завёз злополучный товарный поезд. Огромные, яркие, пушистые от лучей, и смотреть на них хочется бесконечно. Алла сказала, что, когда я отработаю долг и у меня появятся свои деньги, то можно будет заказать с большой земли телескоп. Мне нравится думать о телескопе, но не о предстоящих годах, отделяющих меня от того дня, когда его приобретение станет возможно.