Непобедимые - Ками Гарсия

– Ты что, выдумал это все сейчас на ходу? – спросил Прист, отбрасывая со лба влажную челку.

По крайней мере, я была не единственной, кому вся эта история показалась полным бредом.

– Нет, не выдумал, – подала голос Алара. – Я тоже слышала эту историю.

– Это еще не самая зловещая часть. – Лукас помолчал. – С появлением шкафа все начинали видеть непонятную фигуру, бродящую по дому.

По спине у меня поползли мурашки. Слушать эту историю из уст Лукаса, в то время как он расхаживал перед колодцем, в котором мы только что чуть не утонули, было еще более жутко.

– И что с этим шкафом случилось потом? – спросила я.

– Тот мужик продал его, – пожал плечами Лукас. – Это все, что мне известно.

Алара подошла к колодцу и снова провела по камням красным окошком в диске:

– Думаешь, это тот самый сундук?

В ее голосе слышалось почти радостное волнение.

– Не знаю, – ответил Лукас. – Может, и другой. Но похоже, нам в любом случае придется иметь дело с диббуком.

Мысль о том, что по миру может путешествовать одер жимый злым духом сундук, да еще и не один, была не слишком приятной.

Джаред устремил взгляд на светящиеся письмена на стенке колодца:

– А что такое «Саншайн»? Думаете, это чья-то фамилия?

– Нет. – В кои-то веки я оказалась способна не только задавать вопросы, но и дать на них ответ. – Это город неподалеку отсюда.

Каждые несколько месяцев я ездила туда в магазин художественных принадлежностей, чтобы пополнить свой запас кадмиево-красной пастели.

Прист сунул диск в карман влажных джинсов. Мы поплелись к фургону – все в царапинах и синяках, готовые начать охоту на духа, обитающего где-то в своем собственном уголке Саншайна.

* * *

Все вымотались, но спать в фургоне никому не хотелось. Тело у меня ныло, как избитое, после отчаянной борь бы в воде каждый вдох отдавался болью в легких. Прист выглядел немногим лучше. Даже музыка, грохочущая из наушников, не мешала ему клевать носом.

– Если мы хотим ночевать в отеле, мне нужно найти банкомат. – Алара сидела на пассажирском сиденье рядом с Джаредом. – У нас почти не осталось наличных.

– У меня нет ни гроша, – прошептала я Лукасу.

– Ничего страшного, – отозвался тот. – Аларе переводят деньги каждый месяц.

Джаред затормозил перед банком, и она выскочила из машины.

Я проводила ее взглядом:

– Трастовый фонд? Так ты говорил серьезно?

– Никогда не суди о девушке по ее пирсингу, – ухмыльнулся Прист.

Джаред принялся переключаться с одной радиостанции на другую, и я вдруг уловила обрывок знакомой песенки.

– Погоди-ка…

– Оставь, – в унисон со мной сказал Лукас.

Я просто ищу укрытие от холода и боли,

Какую-нибудь хижину, чтобы спрятаться от дождя.

– Ты что, знаешь эту песню? – Потрясенная, я посмотрела на Лукаса.

Это была не самая популярная песня «Home» группы «Фу файтерс». Спокойная и как бы приглушенная, она была шепотом в мире, полном воплей.

– Это моя любимая, – застенчиво улыбнулся Лукас.

Щекам стало тепло, и внезапно меня охватило такое чувство, как будто мы с ним поделились друг с другом чем-то интимным в присутствии кучи народа. Я запала на эту песню с первого раза, когда ее услышала, сразу после маминой смерти. Я прослушала ее, наверное, раз сто. Она стала для меня чем-то вроде гимна, безмолвной молитвой.

О чем думал Лукас, когда впервые ее услышал? Приходилось ли ему сидеть в машине, раз за разом слушая песню с начала? Мне очень хотелось задать ему этот вопрос.

Он смотрел на меня с таким выражением, как будто тоже хотел о чем-то спросить.

Алара открыла дверцу, и ощущение близости между нами исчезло.

– Ну как, у нас все в порядке? – спросил Джаред.

– Нет. – Тон у Алары был ошарашенный.

– Что случилось?

Она на миг отвернулась к окну, прежде чем ответить.

– У нас осталось всего триста долларов.

Всего триста долларов?!

Джаред пожал плечами:

– Через несколько недель ты получишь еще, так ведь?

– Ты не понимаешь, – покачала головой Алара. – Кто-то снял с моего счета все деньги. Если только это были не хакеры, кроме родителей, больше никто этого сделать не мог.

Прист стащил с головы наушники:

– Что ты говоришь?

– Это послание. Мне нужно позвонить. – Алара вышла из фургона и нажала кнопку быстрого набора.

Она принялась расхаживать перед фургоном туда-сюда. Судя по всему, разговор ей не нравился. Манера Алары держать трубку прямо перед собой, крича в нее, немедленно напомнила мне Элль, которая поступала точно так же, когда кому-нибудь из ее бойфрендов случалось проштрафиться. Мне отчаянно захотелось, чтобы она сейчас оказалась здесь, рядом со мной.

Я попыталась представить себе встречу Алары и Элль. Интересно, схлестнулись бы эти две железные воли в яростном поединке или сплавились в одну неукротимую саркастическую силу?

Лукас наблюдал за тем, как она орет в трубку.

– Дело худо. – Алара плюхнулась на сиденье и захлопнула за собой дверцу.

Прист нерешительно перегнулся через спинку:

– Что случилось?

– Мои предки хотят, чтобы я вернулась домой. Они капали мне на мозг с тех самых пор, как умерла бабка. Мама считает, что у меня недостаточно подготовки. – Она издала короткий смешок. – Можно подумать, у них я ее получу. Ни один из них не член Легиона. Чему они, по их мнению, могут меня научить?

Вид у Джареда стал удивленный.

– Ты никогда нам об этом не рассказывала.

Она протянула руку и повернула ключ в замке зажигания.

– Это потому, что я к ним не вернусь.

Мы въехали на стоянку перед мотелем, над которым горел потрескавшийся знак «Есть места». На подъездной дорожке валялись пустые жестянки из-под пива.

– Это всего на одну ночь. Не может же быть, чтобы там совсем все было ужасно? – спросил Прист.

С точки зрения Алары, все было ужаснее некуда. Все двери, выходящие на стоянку, были ядовито-розового цвета.

Она сложила руки на груди, не желая сдаваться:

– Никогда в жизни не буду ночевать в комнате с розовой дверью. Всему есть предел!

Лукас вышел из фургона и направился в администрацию:

– Ты всегда можешь переночевать в фургоне.

К тому времени, когда он вернулся с ключом, Прист уговорил Алару хотя бы взглянуть на наш номер. Но когда дверь распахнули, Лукас остановился на пороге как вкопанный.

– Алара, пожалуй, тебе придется пересмотреть свои пределы.

Стены крошечного номера изнутри были выкрашены той же самой ядовито-розовой краской.

– Ну уж нет. – Она попятилась, качая головой. – Я скорее соглашусь ночевать на тринадцатом этаже.