'Империя Здоровья' - Сергей Анатольевич Смирнов

class="p1">Мысль эта была эхом Наташиного голоса: "Никому не нужен..."

В общем, они хорошо простились. Наташа поспешила в отделение - на свою работу и, между прочим, - стирать последний след опасных встреч, а аспирант Ганнибал Дроздов невольно остался на месте и еще некоторое время смотрел в окна, в темное московское утро, начавшееся из глубины мрака в каких-то очень древних временах.

"Никому не нужен!" - наконец решил аспирант.

Когда он позвонил Аннабель, было так же темно, но - уже не в начале, а на исходе "главного дела".

- Я сделал все, что мог, - сказал он Аннабель, чувствуя, что трубка немного дрожит в его усталой руке или же его самого немного трясет около трубки после еще одного напряженного дня. - Я похороню его в нашей, семейной, могиле на Кузьминском кладбище...

- Когда? - спросила Аннабель.

- Завтра, - ответил ей Ганнибал.

Он решил, что потом расскажет Аннабель все, как обещал. Все - как ему с неожиданной легкостью и довольно скромными средствами удалось сделать старого, никому не нужного Николу своим родственником, как ему даже удалось устроить старому Николе в тот же день "прием" в крематории перед самым закрытием, пригодилось и удостоверение из подземного перехода на Пролетарской. Все - как его спросили в крематории: "Когда будете забирать: сейчас или по весне?", а он сказал, сделав пронзительный взгляд: "Буду брать тепленьким". Все - как он поначалу задумал скрыть от родителей свое "главное дело", но потом понял, что с такой тяжестью на душе жить нельзя, и, приехав домой, все очень доверительно поведал маме, только романтически соврав про свою долгую дружбу со стариком, но добавив правду: "никому не нужен". И мама, грустно улыбнувшись и погладив сына по щеке, сказала, что он, наверно, поступает благородно (про мамины слова он решил не говорить Аннабель). Мама даже немного успокоилась, решив, что все таинственные хлопоты сына в последние дни были связаны с этой необыкновенной обязанностью. Он не стал говорить маме еще одно: что принес урну с прахом домой, потому что другого выхода не было.

- Можно я приду? - спросила Аннабель.

- Приходи, - тихо обрадовался Ганнибал и рассказал шпионке, как добраться до семейной могилы Дроздовых.

На следующее утро он пошел из дома с тяжелой сумкой и сделал остановку на Пролетарской. Там, в своем подземелье, он купил десять гвоздик у Наташи-цветочницы и та, догадавшись, добавила два цветка от себя.

На кладбище он долго справлялся с примерзшей к земле калиточкой, а потом долго выдалбливал туристским топориком и саперной лопаткой подходящих размеров лунку. То, что на кладбище пришлось как следует потрудиться, аспирант принял, как естественную, даже слишком малую плату за все, что произошло в живой Москве по его собственному почину.

Аннабель терпеливо дожидалась за оградкой, а потом, когда главное дело было сделано, положила на могилу еще четыре цветочка - своих.

Она дождалась еще, пока Ганнибал переведет дух, пока выпьет за упокой старого бомжа стопочку водки и накинет куртку на плечи - и, дождавшись, прижалась к нему сбоку.

- Здесь все мои... - указал он на портреты на двух плитах. - Два деда... Две бабки. Теперь... надо же... Никола пристроился. Он всегда умел пристроиться.

- Он в самом деле был твоим другом? - осторожно спросила она.

- Никола?.. - вздохнул аспирант, чувствуя небывалое на душе облегчение. - Он два раза подходил ко мне и просил на выпивку... Я давал.

- И все?

- И все.

Аннабель полминуты молчала, а потом твердо сказала по-русски:

- Я тебя люблю, Ганнибал.

- Чего?.. - вопросил аспирант по-русски и как-то весь косо повернулся к Аннабель.

- Я тебя люблю, - повторила Аннабель и потянулась к нему губами.

- Что?.. Здесь?.. - хмелея, но крепясь, спросил Ганнибал.

- Здесь, - твердо сказала Аннабель. - Пусть твои предки нас видят. Они должны знать, что я тебя люблю.

После необыкновенного поцелуя они еще немного постояли перед двумя плитами и маленьким свежим бугорком.

- Что теперь будем делать? - почти равнодушно проговорил Ганнибал, видя, что пропасть у него перед ногами исчезла и можно смело шагать вперед.

- Не знаю, - почти легкомысленно ответила Аннабель, уютно пожимая плечами под мышкой у Ганнибала. - Ты что-нибудь придумаешь...

- Скажи мне, что такое "ИМПЕРИЯ ЗДОРОВЬЯ"? - спросил аспирант, обводя взглядом голые деревья вокруг.

- Это огромная фирма, - чувствуя в Ганнибале непоколебимую опору, легко сказала Аннабель. - Огромная система.

- А может, тайное общество? - так же пренебрежительно заметил аспирант Дроздов. - А может быть, тайное мировое правительство?

Такое предположение вовсе не ужаснуло Аннабель.

- Ты его свалишь, - уверенно сказала она.

- Свалю, - подтвердил аспирант. - Только дай мне обещание...

- Какое?

- Если я свалю "ИМПЕРИЮ ЗДОРОВЬЯ", ты перестанешь работать в ЦРУ... Что-то моим предкам это ЦРУ не нравится. Хоть они за советскую власть боролись, но я их очень уважаю. Своих предков.

- Я уверяю тебя... - вдруг немного растерялась Аннабель. - Я не делаю для твоей страны никакого вреда.

- Может, это тебе только кажется... - вовсе не сердясь, а, напротив, как-то немного печалясь, заметил Ганнибал.

- А, может, ты еще не до конца изжил свои советские страхи и комплексы? - явно следя за голосом, даже как бы извиняясь, заметила свое Аннабель. - Ты ведь понимаешь, что это нужно и для нашего дела...

Ганнибал вздохнул и посмотрел на своих предков.

- Ты не обиделся? - ласково полюбопытствовала Аннабель.

- Нет, - терпеливо улыбнулся аспирант. - Если бы мы встретились у тебя в Лос-Анджелесе и я работал бы там русским шпионом, который не делает никакого вреда Америке... у тебя не было бы никаких комплексов?

Аннабель вся повернулась и, внимательно посмотрев аспиранту в глаза, искренне пожала плечами.

Потом аспирант ничего не сказал, а Аннабель сказала:

- Я уйду оттуда... чуть позже... даже если тебе не удастся свалить ИМПЕРИЮ.

- А я тоже приложу все усилия, чтобы не стать русским шпионом в Лос-Анджелесе, - ответил аспирант. - Даже самым безвредным...

ЧАСТЬ 3. ЗНАЙ НАШИХ, или АРМИЯ ГАННИБАЛА НАНОСИТ УДАР

Красных кровяных телец было очень много не только перед глазами аспиранта Дроздова, то есть под микроскопом, в мире невидимом. Их было слишком много и вне поля зрения, в мире видимом. Все вокруг было в крови - и