Конфуций. Первый учитель Поднебесной - Сигэки Каидзука

Дело было в 530 году до н. э., за тринадцать лет до того, как танец восьми рядов танцоров, устроенный семьей Цзи, вызвал гнев Конфуция. Пинцзы, ставший очередным старейшим представителем семьи Цзи, пренебрег посылкой поздравлений по случаю своего вступления в права главы семейства Нань Куаю, мэру города Би (главной укрепленной резиденции семьи Цзи). Обидевшись на такое невнимание, Нань Куай составил заговор с целью сместить Пинцзы и вернуть владения и богатства семьи Цзи государству Лу. Однако, к несчастью, этот план потерпел неудачу, и, сделав безуспешную попытку сдать крепость Би соседнему княжеству Ци, он в конце концов бежал в Ци. Итак, знать, ранее отобравшая у князей контроль над страной, теперь сама теряла власть, которая переходила к представителям нового класса служилых, подчиненным аристократов. К концу середины эпохи Весен и Осеней, когда Конфуций становился взрослым, в княжестве Лу повторилась старая история о подчиненном, оборачивающемся против своего хозяина и побеждающем его.

Пока Пинцзы устраивал танец восьми рядов танцоров (он был посягательством на ритуал, являвшийся прерогативой чжоуского императора) во время празднества в семейном святилище и предавался грандиозным мечтаниям, в строгой конспирации составлялся заговор, целью которого было свержение автократии дома Цзи одним ударом. Источником конфликта была ссора между Пинцзы и его ближайшими соседями – семьей Хоу. Кроме того, тот факт, что Цзи приютили некого Цзан Цзэна после его побега в результате внутрисемейного конфликта в роде Цзан, положил начало враждебности между семьями Цзи и Цзан. Семья Цзан была самым известным луским кланом, из нее вышли многие мудрые и славные государственные деятели, и до сих пор она на протяжении многих поколений поддерживала самые тесные отношения с семьей Цзи.

Дед и прадед Пинцзы были талантливыми первыми министрами в Лу и составили себе хорошую репутацию на этом посту. И сам Пинцзы поддерживал близкие отношения с некоторыми высокопоставленными чиновниками государства Цзинь, лидера северной коалиции. Таким образом, он располагал серьезной поддержкой и во внешних, и во внутренних делах государства и, полагаясь на могущество своего дома, бесстыдно устроил упомянутый танец. Эта беззастенчивая узурпация вызвала неодобрение всех людей доброй воли. Хотя семья Цзан и была по статусу ниже Трех семей, она все же пользовалась в Лу некоторым признанием. В глазах остальной недовольной аристократической молодежи ссора с этим известным кланом создала пропасть, навести мост над которой было уже нельзя.

В один из дней девятого месяца 517 года до н. э. Шусуня Чжаоцзы, добившегося доверия народа Лу своей умелой политикой на посту первого министра, не было в стране. Воспользовавшись этим удобным случаем, недовольные молодые аристократы объединились с кланом Хоу и подняли отряд, который взял приступом принадлежавшее клану Цзи поместье. Застигнутый врасплох Пинцзы укрылся в угловой башне. Там он начал переговоры с молодым аристократом, осадившим его в укрытии. Глава клана Цзи просил позволения уехать из города, но ему отказали. Тогда он изъявил желание отказаться от должности министра и удалиться в свою крепость Би, однако и этого ему не разрешили. Немедленно вслед за тем он предложил погрузить семейное имущество на пять колесниц и оставить государство. Эту просьбу также отклонили. Казалось, что Цзи Пинцзы не уйти живым.

На самом деле, если бы в тот момент достигли какого-нибудь компромисса и главу клана Цзи мирно выслали бы или в деревню, или куда-нибудь за границу, план князя мог осуществиться. Прозорливый верный приближенный князя по имени Цзы Цзяцзы непрерывно предлагал решения спорного вопроса, но Чжао-гун упорно отказывался согласиться на любые условия. Тем временем старый слуга семьи Шусунь, оставленный за главного в отсутствие хозяина, собрал своих домочадцев и обратился к ним с такими словами: «Мы – подчиненные. Мы не смеем претендовать на знание интересов всего государства. Что для нас лучше – чтобы глава семьи Цзи остался жив или чтобы он умер?» Таким образом он напоминал своим слушателям, что они служат не лускому князю, а семье Шусунь. Сами по себе дела дома Шусунь для них намного важнее, чем государственные дела. И поэтому следует подумать о том, что будет с семьей Шусунь и, конечно, с жалованьем ее слуг, если дому Цзи придется пасть и князь снова захватит бразды правления. «Если глава дома Цзи погибнет, это будет означать и конец главы рода Шусунь», – немедленно отозвались все.

Интересы кланов Цзи и Шусунь были в основном идентичны. Это значило, что клану Цзи будет выслана помощь. Решение было единогласным, и немедленно были подняты войска, которые должны были идти на выручку Пинцзы. Клан Мэнсунь также, не теряя времени, присоединил свой отряд к спасательной экспедиции. Атакованная объединенными силами испытанных в боях войск этих двух семейств, разношерстная армия луского князя почти не оказала сопротивления и была полностью разгромлена.

Итак, государственный переворот Чжао-гуна потерпел неудачу в течение одного дня, хотя мгновение казалось, что он успешно осуществится. Чжао-гун был вынужден спасаться из столицы бегством и уехать в Ци, где он провел семь лет в изгнании до самой своей смерти. Следует сказать, что Три семьи тиранически властвовали в Лу. Однако во внутриполитической ситуации был по крайней мере один плюс: вконец ослабевший княжеский дом, полностью лишенный влияния в сфере управления, довольствовался ролью лакея Трех семей, и поэтому хотя бы из других государств казалось, что в Лу не было волнений, связанных с престолонаследием. Еще важнее то, что знатные семейства, находившиеся у власти в Лу, не практиковали жестоких убийств князей. В этот раз впервые в истории Лу князь столкнулся с противодействием народа и был выдворен из страны.

В том же самом году молодой Конфуций вскипел в праведном негодовании при виде танца в восемь рядов, устроенного на переднем дворе дома Цзи. Вряд ли нужно тратить слова на описание чувств, испытанных Конфуцием, когда он смотрел на такую узурпацию царских прерогатив. Но исторические документы Лу молчат об этом, и до нас не дошло свидетельств о каких-либо действиях, предпринятых по этому поводу пока еще безвестным Конфуцием.

Однажды Конфуций сказал: «Пусть даже варвары на востоке и на севере от нас обладают государями, они все же уступают ся [населению Китая], лишенным государей». (Издавна существует некоторое противоречие между точным переводом этого высказывания и его интерпретациями: Чжу Си (1130–1200), великий конфуцианский ортодоксальный интерпретатор канонов, живший во время правления династии Сун, принял несколько натянутую с грамматической точки зрения трактовку: «Если бы даже у восточных и северных варваров были правители, они все же не были бы подобны ся, лишенным государей».) Как бы то ни было, здесь речь идет о последней фразе, в трактовке которой все сходятся: слова «лишенные государей», видимо, должны были недвусмысленно и очевидно указывать на государство Лу, где жил Конфуций: оно переживало долгий семилетний период междуцарствия после бегства Чжао-гуна в Ци.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});